Эффект побочки
Шрифт:
Они изменяют химический состав крови небольшими впрыскиваниями транквилизаторов и наблюдают результат;
они программируют, вводя подопытного в транс, и наблюдают результат;
они словно консервную банку вскрывают черепушку, копошатся там, что-то удаляют, выкручивают, меняют местами нейронные связи, как проводки в распределительном щитке, потом ставят крышку на место и снова наблюдают результат.
С мозгами моих новоиспечённых друзей тоже повозились такие вот умельцы. Что мы получили на выходе? Моих несчастных соседей по палате. Ещё раз оговорюсь, что до сих пор не знаю всех тонкостей и целей этого эксперимента. Я не знаю, по какому принципу отбирались кандидатуры, и какие конкретно манипуляции производили с их мозгами. Сейчас мы можем видеть лишь результат. Но соответствует
На тот момент результат был таким: три обыкновенных и ничем не примечательных с виду мужичка в один миг перевоплотились в культовых личностей, одну из которых я опознал сразу же.
Любой психиатр при беглом осмотре поставит такому человеку диагноз: «Диссоциативное расстройство личности». Отчасти это так. Мужики явно не те, кем себя считают. Весь фокус в том, что простые больные с таким диагнозом, хотя бы иногда приходят в себя. Сегодня он сантехник Коля, завтра Наполеон. Коля может нести всякую чушь про реинкорнацию, или внезапно вселившегося в него без спросу духа великого полководца, он может важно выхаживать по палате, заложив правую руку за пазуху больничной пижамы, раздавать распоряжения мнимым фельдмаршалам и призывать на своё ложе Жозефину, за которую принимает старушку санитарку. Но этот Коля не будет говорить по-французски, он не будет в подробностях вспоминать детали походов, рекогносцировок, кампаний и своего босоногого детства на Елисейских Полях, его не будет удивлять окружающая обстановка, которая со времён быта Наполеона претерпела значительные изменения. Его не приведут в шок электронный термометр, мобильный телефон и электробритва, напротив, в минуты душевного спокойствия, Коля будет умолять доктора, чтобы тот дал ему покопаться в электронной штуковине и побродить по просторам сети, выискивая новые факты из жизни Наполеона, то есть его самого. Всё это потому, что в Коле живут две личности.
Мне ещё предстояло убедиться, что с моими сопалатниками всё не так просто. Их первую личность, то есть самость словно стёрли ластиком. Как это было сделано?
Кто-то щёлкает правой кнопкой мыши и начинает выделять синим текст – программу вписанную в твои мозги. Мышь бежит вниз, накрывая синей тенью длинные столбцы:
Сопливое детство,
Бесшабашное отрочество,
Растерянную юность,
Разочарованную зрелость,
Первый сексуальный опыт,
Последний неудавшийся роман,
Первую стопку,
Последний запой,
Первого учителя,
Последнего урода начальника,
Первый класс,
Последний отпуск в Турции….
И ещё кучу строк между этими основными.
На высоченную как небоскрёб колонку ложится тень, ползёт по ней, пока не доходит до последней, выделенной жирным, строки. «Палата №321».
А потом безымянный палец мягко давит на клавишу «Delete» и небоскрёб рушится, тает и в считанные секунды исчезает бесследно. Теперь жёсткий диск твоей памяти девственно чист. Остаётся подгрузить в неё кое-какую программку и вуаля.
Как человеку неискушённому в нейрофизиологии, мне это представляется примерно так. Да и не важно, как это было сделано, главное сделано и сделано безупречно. Эти парни не помнили, как в последний раз закрыли глаза, будучи простыми людьми. Их новая жизнь началась в тот момент, когда они открыли глаза и увидели белый потолок со встроенными в него светильниками. И начало этой жизни должно было походить на кошмар. Может быть такой же кошмар испытывает младенец, которого только что достали из чрева матери. Не зря же он так истошно орёт. Шутка ли, его вынули из того места, где было тепло и уютно, где он привык находиться, на знобящий холод. В его маленькое тельце вцепились какие-то клешни, его глазки щурятся от слепящего света, а ушки режут страшные звуки, издаваемые монстрами в белых халатах. Ну как тут не орать и не биться в истерике.
Эти сначала не орали. Все трое после пробуждения, долго лежали и водили вокруг остекленевшими взглядами. Каждый из них пытался понять где он и как здесь очутился.
И первым проснулся Саша.
Он разглядывал причудливых светлячков
«Осыпан плошками кругом,
Блестит великолепный дом,
По цельным окнам тени ходят…»
Дальше почему-то не шло. Саша ещё какое-то время крутил в голове последнюю строчку, пока не понял, что всё это уже было им написано ранее. Настроение стало портиться. Если нельзя извлечь пользы из этих грёз, пора бы их уже с себя стряхнуть. Он приподнялся на подушке и стал трясти головой, пытаясь сбросить с себя наваждение. Не тут-то было. Видение не исчезало, напротив, оно было таким реалистичным и ярким, что даже не походило на сон. Всё вокруг было чересчур уж правильным, будто нарисованным. Ни в одних домах он не наблюдал таких идеальных углов, ровных стен и гладких потолков. Ещё никогда он не видел таких причудливых светильников со спрятанными свечами. Идеальную картину нарушали только лежащие на соседних кроватях мужики. Исподнее мужиков слепило белизной, но сам их вид говорил о том, что Саша оказался в обществе простолюдинов.
Их было трое, и этих троих он, разумеется, ни разу не встречал в Свете. Таких и не может быть в высшем обществе. Щетинистые, с отросшими как у девок паклями волос. Его сосед напротив чесал наверное год как нестриженную бороду и дерзко смотрел ему в глаза. Каким образом он, известный поэт, оказался в этом странном месте, да ещё и в обществе мужиков? Внезапная догадка вдруг осенила чело поэта.
«А ведь это не что иное, как чистилище!»
Он мгновенно осознал единственный путь, которым мог сюда попасть.
«Дуэль…дуэль…дуэль» – Когда то возбуждающее до трепета, а теперь страшное это слово шмелём зажужжало в его голове. С кем же он дрался? С князем Филатовым, или…
Неважно. Важно то, что он был повержен и сейчас его душа находится на пути к Господу. Но почему же он, всё-таки, в такой странной компании? Вот этот с чёрной бородой, явный варнак и его уж точно в рай не пустят. Неужели?! Но за что?
Саша опустил голову на подушку и зажмурил глаза. Он знает за что! За всё…за заносчивость, за крамолу, за кутежи, за любострастие и вожделение. За всё! Нужно срочно покаяться или даже лучше сочинить оду! А что… если он покорял словом сынов божьих, может удастся покорить и ангелов. Ну хотя бы разжалобить. Слово – большая сила. Слово вплетённое в рифму и изливающееся из сладких уст поэта – великая сила. Главное сочинить начало, а там…
«Я Отче пред тобою каюсь…» – нет…
«Я каюсь пред тобою, Отче». – Вот так-то лучше. Так, а дальше что?
«Я каюсь пред тобою, Отче, за все свершённые грехи,
Согбенно на колени встав, в долу уставив очи,
Твой сын творит последние стихи…»
Начало выходило неплохим, но дальше, видимо, нужно перечислять грехи, а их так много. С чего начать? Пожалуй, с самых тяжёлых, а потом, если останется время, он дойдёт и до невеликих.
Но времени, похоже, не осталось.
Дверь отворилась, и в залу вошёл высокий муж, облачённый в белоснежную тунику. Окладистая, постриженная волосок к волоску борода и осанистый вид сразу же убедили Сашу, что это, несомненно, апостол Пётр. Так может выглядеть только святой. Два аршина росту, косая сажень в плечах, в белых одеждах и белом же уборе. Немного смущала только молодость апостола. С виду ему было не более тридцати лет. И ещё одна странная вещь поразила поэта. Прямо на носу у святого висел двойной лорнет с тончайшими стёклами.