Египетская сила

Глава 1.

Клавдия стояла перед этой разукрашенной канарейкой в позе просительницы, держа в руках заявление на отпуск. Она рассматривала начальницу с немым интересом. Собственно, мимо неё никто не проходил равнодушно, потому, что столько пестрого, кричащего барахла насобирать на своё большое тело нужно было умудриться. Она напоминала ей толстую, злую мачеху из индийского фильма «Зита и Гита». Эту картину из детства Клавдия видела много раз. Пока родители находились на работе, она собирала всю мелочь в доме, выковыривала из под рваненькой, обтрёпанной подкладки своего маленького гаманка все копеечки, обшаривала карманы отцовских пиджаков и бежала в кинотеатр с подружкой Танькой с соседнего подъезда, которая проделывала тоже самое с карманами своего папаши. Они складывали в ладошках общую кучку из мелочи и, если хватало денег, покупали в ближайшей аптеке Гематоген и здоровые таблетки глюкозы в шуршащих, прозрачных фантиках. Возбуждённые от ожидания, садились в прохладе и темноте небольшого кинотеатра, плакали от сострадания, ликовали, когда справедливость торжествовала и поджимали ноги, когда становилось страшно.

И вот эта высокая, с большим бюстом дама, в жёлтом пиджаке, с пластмассовой бижутерией кораллового цвета, с подведёнными, чёрными линиями на веках глаз, монотонно и нравоучительно выговаривала, что отпуск брать сейчас нецелесообразно– работы невпроворот. Клавдия молча смотрела на её двигающийся, пунцовый рот с блестящими коронками на зубах и думала, что всё, что её окружало, и эта женщина, увешанная копеечной бижутерией, и то, что она, Клавдия делала, походило на картонную

коробку из под обуви, которую она разукрашивала акварельными красками и обклеивала золотинками от конфетных фантиков. В неё она бережно складывала переливчатые блёстки, яркие лоскутки от дорогих платьев, разноцветный бисер, цветные стёклышки, которые находила в прозрачных лужах после дождя. Всё это напоминало секретики под стёклышками с искрящимися бусинками и золотинками. Тайные местечки она засыпала земелькой, чтобы потом показать своей подружке Таньке. Это была её удивительная сказка, драгоценный, искрящийся мир, который существовал только в её фантазиях. Перед ней не стоял трудный выбор профессии. Ещё подростком решила стать или режиссёром, или артисткой, или певицей. На крайний случай начнёт писать песни, в любом случае углубится в творческую среду и в конце концов в одно утро проснётся знаменитой. После окончания университета Клавдия провела всю свою трудовую деятельность во Дворце культуры заведующей отделом. Только почувствовать себя принцессой никак не удавалось, потому что Дворцом, это медленно осыпающееся здание, назвать можно было с большой натяжкой. Зарплата тоже не особенно грела руки и душу. В бюджетной сфере более низкую зарплату получал только технический персонал. Клавдия и любила и презирала свою работу. Нравилось работать с людьми, придумывать и проводить праздники, когда зал триста человек плакал, смеялся, пел и пускался в пляс вместе с ней. Обожала за минуты восторга, когда чувствовала, что она, как дирижёр может открыть эти разные человеческие души . Клавдия с удовольствием меняла маски и костюмы то Бабы Яги в новогодней сказке, то строгой ведущей в роскошном платье. Она неистово зажигала на дискотеке с подростками и с удовольствием рядилась в русский сарафан на празднике Проводов русской зимы. Ей нравилось вариться в этом котле бесконечной череды ярмарок, балаганов, гуляний. То, что она терпеть не могла, так это рисовать липовые отчёты. Она высасывала из пальца мероприятия, которые никогда не проводила. Приходилось писать невероятные, лживые цифры о количестве посетителей. Клава умилялась, когда сводила данные в годовом отчёте. Они превосходили вообще количество населения, проживающего в этом городе, даже если пересчитать всех хромых, косых, горбатых и детей грудного возраста. И эти цифры увеличивались с каждым годом, несмотря на то, что население города медленно сокращалось, потому что закрывались предприятия, и люди покидали город в поисках работы и лучшей доли. Товарки по её цеху зачастую были женщины одинокие, как и она сама. Ведь не каждый мужик захочет сидеть выходные, праздники и вечера в одиночестве, пока его половинка развлекает людей и сеет культуру в массы. Повезло тем, кто имел мужа состоятельного и терпеливого, который мог обрадовать жену шубкой красивой или встретить супругу поздним вечером на роскошной машине. Иногда Клавдия думала, что лучше наплевать на высшее образование и мыть пол в каком-нибудь банке, получать зарплату в три раза больше и не прыгать на сцене балаганной Петрушкой, развлекая народ. Да и, собственно, весь этот небольшой шахтёрский сибирский город неумолимо разрушался, как будто большие мегаполисы, забрав все силы из его недр, обрекли менее удачливого собрата на вымирание. Жизнь медленно покидала эти улицы и дома, закрывались шахты и заводы, бурьяном зарастали руины некогда огромного, спортивного комплекса. Клавдия завистливо смотрела по телевизору, как в крупных городах открывались новые школы, дома, аквапарки, кинотеатры. Этот праздник сверкал огнями и фейерверками. А в её городе медленно селилось уныние, хоть и глава – известный краснобай, тиран и ворюга ежедневно докладывал по местному телевизионному каналу, который сам же и контролировал, об успехах и процветании. Как мать, она волновалась за будущее своего семилетнего сына Василия. Что она могла дать ему в этом забытом Богом городе? Клавдия видела наркоманов на улице, шприцы на подоконниках в подъезде, с тревогой и укором наблюдала, как молодые матери с колясками, сидя на скамейках в парке, пьют пиво из бутылки и курят сигареты. А однажды, когда она возвращалась поздно вечером домой, здоровый, молодой парень вырвал сумку с последними деньгами. Клава долго плакала от обиды и от того, что надо было как-то жить до следующей зарплаты. Случались минуты, когда она укоряла не понятно кого– то ли родителей, то ли судьбу за то, что угораздило же её родиться в этом городе, в этой стране. Ведь где-то живут люди и чувствуют свою защищённость, свою надобность и не сводят концы с концами, не боятся гулять вечерами по улицам. Уж во всяком случае на свою зарплату могут позволить купить себе пять джинсов, туфли и битком набить холодильник. Не то, что она, когда расписывалась в ведомости в день получки, в уме складывая платежи за коммунальные услуги, расходы на питание и взносы за садик, разочарованно осознавала– новые туфли так и останутся в мечтах. И самое удручающее, что и в следующем месяце будет такая же картина.

Ей стукнуло сорок пять лет. Иногда она с усмешкой рассуждала про себя, что по возрасту могла бы быть бабушкой для своего семилетнего сына. Клава достаточно поздно его родила, не потому что, как многие говорят– рожала для себя, а потому что думала, у неё возникли проблемы со здоровьем– сбои циклов, и, вероятно, какая-то язва в желудке завелась. Она скверно чувствовала себя по утрам, её тошнило, ещё и боли в животе…короче когда нашла окно в своём рабочем графике и обратилась к доктору её парень готов был появиться практически через четыре месяца. Васька рос болезненным парнем– то паховая грыжа, то бесконечные простуды и ангины. Частенько Клавдия сокрушалась– за какой грех Бог наказывает её и маленького сына, наверно за то, что родила без брака. И, в оправдание собственных неудач, упрямо думала, что грех иметь семью с таким человеком, как этот никчёмный мужик, который даже не знает, что имеет сына. Они познакомились на какой– то гулянке у общих приятелей, закружились по пьянке, несколько раз встретились без цветов и романтики, но когда дым рассеялся, она поняла, что это не принц на белом коне и даже не на задрипанных « Жигулях», которого она надеялась встретить. Женщина погоревала недолго от того, что счастья семейного не случилось и прекратила все встречи и звонки. Да, видимо, не особенно она в душу запала, что кавалер и не настаивал на любви до гроба, а со временем вовсе исчез бесследно. Но кое-что он всё-таки оставил, и как позже выяснилось, это был Василий. Вдвоём, с малышом на руках, сначала на пособия, потом на скудную зарплату, существовать оказалось не просто. Помогали родители, уже пенсионеры, которые жили в небольшом городке, в нескольких часах езды. Больших денег не давали, но всегда везли харчи – картошку с капустой, сало с кровяной колбасой, кур и яйца. На квартиру Клавдия начала откладывать с большим трудом, когда сына ещё не было и в помине. Тогда, несколько лет, она ни света белого не видела, ни отпуска, ни выходных – пахала где могла, после основной работы пол мыла в своём же Дворце культуры, несколько раз в неделю вела драмкружок в школе через дорогу, а всё лето проводила в лагерях за городом. Зато сейчас они имели двухкомнатную квартиру с хорошим ремонтом– спасибо родители помогли, огромный балкон и всё, что нужно для комфортной жизни –стиральная машина автомат, микроволновка, телевизоры во всех комнатах и даже на кухне, компьютер для неё и лэптоп для подрастающего паренька. Она никогда не сюсюкалась с ним, не зацеловывала попку, когда меняла пелёнки, не делала козу– для этого у него были бабка с дедом. Она воспринимала его, как мужчину в доме, разговаривала и советовалась, когда Васенька ещё не умел ходить. И скандалы по разному поводу, конечно, случались. Клавдия считала, что строгость в воспитании парня необходима– ведь растёт без отца, мечтала увидеть его сильным, добрым и мужественным. Васька частенько получал затрещины если посуду не помыл, не убрал свою комнату или убегал

без шапки на весеннюю улицу. Бывало он песочил Клаву, за то, что за интернет забыла заплатить, или вместо обещанной поездки к родителям в посёлок, шла проводить банкет вместо своей подруги Женьки , которая находилась на бровях и не то чтобы говорить, стоять-то не могла.

В её жизни были мужчины, не много, но достойные– заместитель начальника эксплуатационного отдела из Жилищно-коммунального хозяйства, или главный инженер по быту с местной обувной фабрики, или председатель профкома с дальнего разреза. Все они были людьми не свободными, и в чём состояло их достоинство Клавдия и сама себе ответить не могла. С одним тайком встречалась больше двух лет и всё ждала, когда же он осмелиться на развод, пока сама не указала ему на дверь. С другим канителилась в африканских страстях больше года, до тех пор, пока любоаник, темпераментный, в пылу ревности не поставил ей красивый, лиловый бланш под глаз. А про третьего скупердяя, даже и вспоминать не хотела. Клавдия не являлась глянцевой красавицей, но, как говорят сейчас, имела харизму, то есть перчинку. Рост выше среднего, в школе, даже играла в баскетбольной команде, тело стройное, с красивыми руками, длинными ногами и тонкими щиколотками, только после родов увеличилась на пару размеров грудь, но это только прибавила шарма. Коллеги её уважали за добросовестное отношение к работе, друзья ценили за доброту и щедрость, родители и сын обожали просто так, только за то, что она есть на свете. А прямолинейность и прагматичность, как раз не очень нравилась мужчинам и начальству, особенно если это начальство женщина– не очень красивая, не очень умная, да и всё в ней было не очень кроме кричащей одежды, кондукторского макияжа с пурпурным лаком на ногтях и помадой на губах цвета фуксии. Клава не питала к директору благоговейных и подобострастных чувств, только за то, что та являлась её начальницей. Ей вообще было на неё плевать, лишь бы не трогала её персону и дала спокойно делать дело. Клава никогда не пыталась переделать мир, понимала всю тщетность таких попыток. В минуты обиды, представляла, что уберут эту толстую, наглую канарейку и поставят другую, или другого недалёкого дятла, например. Всё равно на этой должности никогда не появится умный, интеллигентный профессионал. И это по той простой причине, что мэр города, как правило, назначает на руководящие посты тупых исполнителей. Такими легче управлять и манипулировать. В гибком подобострастии они никогда не полезут с лишними вопросами и не ослушаются. Вот и сейчас рядовая сотрудница стояла в кабинете, который пропитался тяжёлым запахом недорогой, цветочной туалетной воды и рассматривала стены. Клавдия без надобности не заходила в это помещение и вообще старалась обходить стороной, но если появлялась, то каждый раз находила новые причины для удивления.

«Какие же чувства двигают этой женщиной, когда она развешивает всё это на стенах?– думала Спиридонова.– Всё это от избытка патриотизма, или из религиозного фанатизма? Неужели её не волнует, какое мнение о ней сложится? Ведь приходят люди разного образования, разных верований и разного достатка.»

За спиной хозяйки висели портреты президента, главы правительства и губернатора области. А по сторонам прибиты иконы разного размера с изображением святых и библейских сцен. Директор не отдавала предпочтение одному святому, вероятно, на всякий случай, молилась всем подряд. Если молилась, конечно. Клавдия считала, что религиозность это чувство очень личное, даже интимное и выпячивать его таким образом, верх фарисейства. Просительница осадила внутреннее возмущение и протянула листок с заявлением. Они обе чётко знали правила этой игры – она просит отпуск, директор упирается для проформы, но потом подписывает заявление и свободная женщина Клава парит на крыльях собирать чемодан. Яркая женщина-босс не могла не отпустить её, потому как уговор дороже денег, не зря же Клава всё лето вкалывала, как проклятая, то рядилась в меховые куклы при жаре в тридцать градусов и проводила детские праздники, то дежурила вечерами на батутах на площади возле Дворца культуры, отрывая билеты, то белила кабинеты.

Половину своего месячного отпуска она отгуляла ещё в апреле, когда ей предложили горящую, совершенно недорогую путёвку в Египет. За границей до этого времени она не была ни разу и открывать свой большой мир женщина решила с Египетских пирамид. Тем более, что цена вопроса за четырнадцать дней комфортного отдыха на Красном море оказалась по карману. Отечественный туристический сервис с дороговизной и грубостью обслуживающего персонала всегда был притчей во языцах. А может это мнение осталось с прошлых времён? В любом случае за те деньги, что она собиралась потратить на отдых за границей, можно лишь приобрести билеты на самолёт, чтобы попасть на отечественное побережье. И вот сейчас Клавдия снова решила вернуться на жёлтый, скалистый берег, на бирюзовое море с удивительного цвета рыбами, в отель всё включено. Только на этот раз, захотелось показать африканскую красоту сыну Василию. Но причина состояла не только в её сыне, не только в прекрасном море и отеле, она неистово желала снова встретиться с египтянином, мысль о котором мурашками покрывала кожу на спине. Он был не из тех, кто таскал мартышек или верблюдов по пляжу в поисках желающих сделать фото на память и не официант, не обслуга с какого-нибудь отеля. Мужчина оказался прекрасно образован, с хорошими манерами и жгучей внешностью. Говорил на русском и английском языках, потому что получал образование в России и в Европе. А выглядел, так вообще сногсшибательно– отлично сложен, имел чёрные глаза, смоляные волосы, ослепительно белые зубы и от него исходил какой-то тайный аромат сандалового дерева.

Познакомились они случайно в аптеке. Клавдию с первых дней мучила диарея. В мыслях она поносила своего тур оператора, который предупредил, что пить воду из крана категорически запрещено, но не сказал, что и чистить зубы, и мыть фрукты этой водой тоже опасно. Первые два дня она мало куда отлучалась с территории отеля всякий раз ныряя в номер, чтобы провести время, сидя в туалете. Даже начала горевать, что может лишиться экскурсий на пирамиды, катания на верблюдах и прогулки на теплоходе по Нилу, которые Клава запланировала, а вдобавок, уже и оплатила. После этих изнурительных мучений страдалица отправилась в город, купить таблетки. В чистенькой, прохладной аптеке пахло кофе, лекарствами и эфирными маслами. Несколько посетителей, тихо переговариваясь, рассматривали что-то на полках. Клава повертела головой и поняла, что помощи ждать неоткуда, придётся скрести по сусекам памяти и вспоминать английские слова, чтобы объяснить суть проблемы. Пожилой, высокий мужчина с внимательным видом смотрел на неё из-за прилавка сквозь толстые стёкла очков, всем своим видом показывая заинтересованность, желание помочь и услужить. Она справедливо рассудила, что диарея будет звучать на любом языке одинаково. С трудом подбирая слова, Клавдия обратилась к аптекарю, чётко проговаривая буквы и заглядывая в глаза, пытаясь уловить хоть тень осмысления:

– Help me please…I need help…I have diarrhea…

Старый араб тупо уставился на русскую, ничего не отвечал и только хлопал глазами. Клавдия поняла, что тот совершенно ничего не понимает.

«Но по-египетски я не заговорю ни при каком раскладе…По-египетски или по-арабски? – сомневалась женщина, кусая губы. Она с обречённым вздохом отхошла от прилавка. –Наверное так и буду в обнимку с унитазом весь отпуск.»

– Вы имеете проблему? –спросил мужской голос на ломаном русском за спиной.

Клава обернулась и с интересом взглянула на не очень высокого, широкоплечего, интеллигентного вида араба, и, со смущённой улыбкой, объяснила свою специфическую проблему. Мужчина кивнул и что –то быстро заговорил, обращаясь к аптекарю на тарабарском языке, до которого наконец дошло, что от него хотят. Он достал упаковку таблеток и, наклонив голову, услужливо протянул Клавдии. Она облегчённо вздохнула, рассчиталась и вышла в пекло улицы вместе со своим переводчиком.

– Спасибо, вы меня выручили.

Женщина тряхнула волосами, как бы отгоняя неловкость и напялила солнечные очки. Она была несколько смущена своим, мягко говоря деликатным заболеванием. Потом, понимая, что за тёмными стёклами, он не сможет проследить её взгляд, бесцеремонно рассматривала переводчика несколько секунд. А из его головы молниеносно выветрилось, то зачем он пришёл в аптеку. Мужчина бестолково топтался, не зная, как продолжить знакомство. Пауза затянулась и парень, спохватившись, махнув рукой вдоль длинной, торговой улицы предложил: