Его большой день
Шрифт:
— Он лопнет от злости! — шепнул Габо.
Управляющий равнодушно шел мимо тени, но, заметив написанную мелом фразу, остолбенел. Потом круто повернулся, побежал за угол и раскричался на вахтера:
— Кто это написал?! Вы… вы должны знать!
Однорукий вахтер только глаза вытаращил.
— Ничего не знаю, пан управляющий, пан директор. Мне из-за угла не видно.
— Безобразие! — злился Швец. — Черт знает что!.. Возьмите тряпку и сотрите! Совсем обнаглели, прямо на моих глазах!..
Вахтер Грегора побежал за тряпкой, а потом, вытирая оскорбительные
— Всякие тут ходят, пан управляющий, пан директор, всякие. Знаете, люди… они на все способны, пан управляющий… — продолжал он, уже окончив работу.
Но Швец не стал больше слушать и пошел прочь.
Мальчишки с Верой дождались, пока Швец ушел, и вылезли из-за куста.
— Ну, ребята, вот это да! — хихикнул Габриель. — «Вы… вы должны знать»! — передразнил он Швеца. — Ой, умереть можно…
— Здорово у тебя получилось! — засмеялся и Йожо.
Только Вера чего-то боялась.
— Пойдемте, пошли скорее! — торопила она.
— Если бы вы только слышали, как рабочие ругают Швеца! Отец, когда о нем речь заходит, только и говорит: «Слуга хуже хозяина», — сказал Габо серьезно.
За кирпичным заводом Вера и Габо повернули к белому домику, который виднелся между низкорослыми сливами и каштанами. Йожо пошел дальше. Ему надо было пройти еще добрый километр до «Взрыва».
Раненый
«Взрывом» называли недостроенный завод взрывчатых веществ. Еще в 1937 году его начали строить чешские фабриканты. Откупили у села большой участок поля — кто не хотел дать, у того отобрали, — и огородили высоким забором из проволоки. Люди глазам своим не верили. На обширном участке, одно возле другого, выросло двенадцать небольших строений. Странный завод. Но уже тогда всем в селе было ясно, каково это предприятие. Говорили, что здесь будут вырабатывать легковоспламеняющиеся взрывчатые вещества, нитроглицерин и тому подобное. Как надеялись люди, что новый завод даст им заработок! Но теперь они бы с радостью избавились от него. Все только и твердили: «Когда-нибудь этот заводишко взорвется, взлетит в воздух… и мы вместе с ним».
Но наступил 1939 год, за ним война, и новые красные стены так и остались стоять недостроенные и заброшенные под Буковинкой. И никто больше ими не интересовался.
Йожо шагал по полевой дороге мимо орешника. Раньше он разглядывал каждый кустик, замечал каждого жука или мотылька, но сегодня так задумался, что и по сторонам не смотрел. Он шел, вспоминая то время, когда попал сюда впервые.
Отец потерял работу, семья сидела без хлеба. Но хуже всего, что не было даже крыши над головой.
Вот тогда-то и пришло отцу в голову:
— Переселимся во «Взрыв».
Он сказал это с такой решимостью, словно другого выбора не было.
Но мать все-таки отважилась возразить ему:
— Так далеко от людей? В такое заброшенное место?
— Или туда, или жить под открытом небом, — настаивал отец. А потом уже мягче добавил: — Да привыкнем как-нибудь. Это ведь лишь на время…
Мать не сказала больше ни слова. Лишь мысленно несколько раз повторила: «Или туда, или жить под открытом небом…» И с жалостью поглядела на троих ребят мал мала меньше: старшего Карола, среднего Йожко и маленькую Зузанку, которой тогда не было и года.
И в самом деле, хотя бы из-за детей нельзя было оставаться под открытым небом.
Хорват был человек решительный. На другой же день он пошел на стройку «Взрыва» и выбрал там наиболее подходящий для жилья дом, уже подведенный под крышу. Засучил рукава и принялся за дело. Карола брал себе на подмогу.
Через неделю Хорваты переехали на новое место. Сначала там было тоскливо, мертвенно тихо, как будто они поселились на развалинах старого замка, но со временем они привыкли к этой тишине. И Хорватова, и дети.
А когда отец нашел работу в турянской «Holzindustrie A. G.» [9] , они не стали менять жилье. Постепенно дом побелили и, насколько было возможно, привели в порядок. Отец знал, что и на деревообделочной фабрике долго работать ему не придется. Весть о причине его увольнения с кирпичного завода дошла и до новых хозяев. А эти люди, говорившие больше на чужом языке и носившие зеленые шляпы с кисточками из щетины кабана и тирольские костюмы, не любили рабочих, державшихся независимо. По душе им были лишь те, которые им все время кланялись и при каждой встрече вскидывали правую руку вверх.
9
«Holzindustrie A. G.» (нем.) — «Деревообделочная промышленность. А. Г.»; название предприятия.
Кроме того, жизнь во «Взрыве» устраивала Хорвата и по другим причинам.
У него частенько собирались рабочие. И с кирпичного завода, и с деревообделочного. Приходил и учитель, у которого учился Йожо. Порой здесь появлялись и совсем чужие люди. Йожо никогда не знал, о чем шел разговор, потому что собирались они в помещении, которое называли «шестерка», меньше чем в ста шагах от Буковинки.
Йожо было страшно интересно, о чем эти люди ведут долгие беседы и над чем столько времени ломают голову. Он готов был отдать что угодно, чтобы хоть на минуту заглянуть туда. И часто мечтал: «Вот бы превратиться в муху».
Но превратиться в муху он не мог, а отец не хотел, чтобы мальчик совал нос не в свои дела. Когда во «Взрыве» появлялся кто-нибудь посторонний, отец тут же напоминал Йожо о занятиях:
«Ты уже выучил уроки?»
И даже если Йожо утвердительно кивал головой, отец все равно набрасывался на него:
«Не увиливай, лентяй! Ты готов месяц книгу в руки не брать».
Но так Хорват говорил только тогда, когда хотел, чтобы Йожо сидел в кухне, а не бродил по двору. Вообще-то он был доволен мальчиком: ведь учитель Шимак всегда хвалил Йожо. Конечно, он слишком живой и подвижный, но зато светлая голова.