Его большой день
Шрифт:
Утром, чуть свет, мельник бегом к западне. Попалась? Нет?.. Видит: захлопнулась западня! На радостях мельник даже на следы не взглянул. Попалась, мол, воровка! Голуби могут вздохнуть спокойно!
Схватил Мрва ящичек. А как дальше быть? Как куницу достать, чтобы она не убежала? Поставил мельник ящичек на землю и задумался. И придумал — вправду, лучше не придумаешь. Положил он ящичек в лодку, на которой речку переезжал, шест взял и от берега оттолкнулся. На середине речки шест на всякий случай приготовил, приподнял ловушку, открыл ее и вытряхнул куницу в воду… Бульк! По воде круги
«Что за чудеса, черт возьми! — удивляется мельник. — Уж не утонула ли она? Жалко-то как! Кунья шкурка вещь дорогая!..» Но не верится ему, что куница могла утонуть. Ведь куницы замечательно плавают. «Нет, нет, она непременно выплывет!» — с огорчением думает он и все вокруг озирается. Глядь, ниже по течению вода забурлила. Вот и голова высунулась. Однако никогда еще Мрва не видывал, чтобы куница так долго под водой могла выдержать. A-а!.. Что-то неладно дело получилось! Вытряхнул мельник куницу из западни, а тут… Голова то куда крупнее куньей и приплюснутая какая-то!
«Ох и болван я! — выбранил себя Мрва, весь красный с досады. — Ну и наказал же я ее!» Только теперь сообразил он, что ночью в западню не куница, а выдра попалась. А ее только в воду пусти!.. Все равно, что козла в огород!
Печально глядел мельник, как выдра вниз по течению уплывает. Хлопнул себя по лбу, еще раз простонал: «Ох, балда я!» — и погнал челнок к берегу.
А в следующую ночь куница опять на голубей охотилась…
Я громко расхохотался. А дядя Богдан только улыбался в усы. В лесу он никогда не поднимал шума и мне этого не позволял.
— Ну, хватит уж, — заметил он. — Теперь потихоньку пошли, если хотим что-нибудь увидеть.
И мы зашагали к горам, за которыми лежит польская граница.
15. Чужим молоком вскормленная
Должно быть, у дяди Богдана накопился большой опыт с куницами. Следующая история, которую он мне рассказал, была опять об этом коричневом зверьке.
Мы разговорились о том, как лесные животные привыкают к человеку. Дядя Богдан и говорит:
— Даже такой дикий зверек, как куница, и тот к человеку привязаться может.
Я недоверчиво покачал головой. Полно, мол, выдумывать, дядя Богдан. Ведь куница животное сторожкое, от людей прячется. Тогда он сказал:
— Я это по собственному опыту знаю.
— Может, у вас ручная куница была?
— Ну да, была… Что ж тут удивительного? — И он махнул рукой, поняв, что я жду рассказа.
— Расскажите, расскажите же, дядя Богдан, — стал я просить.
Ему ничего не оставалось, как рассказать. Так он и сделал.
— Как-то ранней весной рубили мы старый еловый лес. Ну и наткнулись на засохшую ель. Хвоя с нее местами уже осыпалась, ствол мохом оброс, и дятлы его здорово продырявили. Постучал я по ели палкой, а она загудела, как барабан.
— Срубить! — говорю я лесорубам.
Им дважды повторять не нужно. Запела пила, зазвенел топор — и большое дерево через несколько минут рухнуло на землю.
Мы ветки начали обрубать.
«Под деревом кто-то живой есть», — сказал я рабочим.
В два счета отгребли мы хвою и что же видим: на грязном снегу два детеныша лесной куницы лежат. Недавно, видно, не больше как с неделю, родились. Крохотные такие, ну не больше кулачка детского. Один детеныш мертвый, другой по снегу ползает и еле пищит. Я быстро его поймал и за пазуху сунул, чтобы он совсем не замерз. Потом стал я гнездо искать, из которого куньи детеныши выпали. Ломать голову долго не пришлось. Лесная куница устроила гнездо в дупле старого трухлявого ствола. Когда ель упала, ствол проломился, а маленькие кунички из дупла на снег выпали.
Сказал я рабочим, что скоро вернусь, а сам кратчайшим путем домой помчался.
«Опять какую-нибудь дрянь принес?» — встретила меня жена, когда я детеныша куницы положил в корзинку с сеном.
«Все расскажу тебе, мать, — говорю я своей Ганке, — а ты поскорее немножко молока согрей!»
Развел я молоко водой, зачерпнул ложечкой и поднес к мордочке малыша. Не стал он пить. Видно, еще только сосать умеет. Ворчит, попискивает и дрожит весь.
«Что же с тобой делать?» — почесал я затылок.
Попробовал я зверька мордочкой в молоко сунуть — может, так дело пойдет. Нет, и так ничего не получилось.
«Сдохнешь с голоду, если пить не станешь!» — говорю я коричневому комочку, но, сами понимаете, какой разум может быть у такой крохотной твари. Не пьет, да и все тут, не думает, что из этого выйдет.
Стою я над корзиной, что делать, не знаю. Жалко мне оставить зверюшку без помощи. Но как помочь, ума не приложу. А когда я уже совсем в отчаяние пришел, мне моя старуха помогла.
«Послушай, — говорит, — а что, если ее нашей Мурке подложить?»
Я за эту спасительную мысль обеими руками ухватился. Ведь наша пестрая Мурка как раз несколько дней назад окотилась.
Побежал я в сарай, где у кошки котята были. Взял их и в кухню с ними. Слепые малютки тоненько мяукали, а кошка шла за мной по пятам и жалобно мурлыкала.
«Погоди, Мурка, сейчас их тебе отдам», — успокаиваю я кошку, а она никак не утихомирится.
Подложил я котят к маленькой куничке в корзинку, хорошенько покатал, повалял друг через друга, чтобы найденыш запахом котят пропитался.
А Мурка знай о мои ноги трется и жалобно так просит: «Веррни, веррни!»
«Верну, Мурка, верну, не бойся. Еще минутку погоди».
И отнес корзинку с малышами в сарай.
Сперва уложил на подстилку котят. Старая кошка радостно к ним бросилась, облизывать стала, приглаживать. Потом легла, голодные котята поближе к материнскому молоку пристроились, один за другим соски нашли и громко зачмокали. Довольная Мурка замурлыкала, жмуря зеленые глаза.
Теперь пришло время решать судьбу молодой кунички — останется она жива или нет? Заметит Мурка подмену — конец приемышу. Чуть дыша взял я у кошки одного котенка и вместо него осторожно куничку подсунул. Что-то будет? Заметит кошка подмену? Позволит куничке молоко свое сосать?