Его любимая девочка
Шрифт:
Но от скабрёзных шуточек меня это не спасало. Парни писали номера телефонов и просили позвонить, когда стану свободна, а девочки в открытую делали ставки, через сколько со мной наиграются и наперебой требовали рассказать, какой тот самый знаменитый Арсений при более близком горизонтальном контакте. Они считают, что это смешно? Как по мне, это низко и противно.
В итоге первая пара с куратором превратилась в балаган, а я не выдержала и сбежала в туалет.
И сейчас, сидя на подоконнике, всерьёз думаю о том, как преподнесу маме новость о том, что хочу перевестись в другой институт. Желательно,
– Алис, открой, - ещё раз бьет по двери Катя.
– Или я сейчас просто позову слесаря.
Понимая, что подруга не шутит, открываю дверь и беру из ее рук пачку носовых платков. Громко высмаркиваюсь и вытираю слёзы.
– Ну вот, так то лучше, - кивает она.
– Я не представляю, как отсюда выйти, - говорю честно и пожимаю плечами.
– Как в группу зайти тоже не представляю. Зачем он так со мной?
– Я же тебе уже объяснила, - Катя со вздохом опускается на подоконник рядом со мной.
– Он тебя защитил. Как бы странно это не звучало. И сделал это в той форме, в которой позволила ему репутация. Извини, что меня не было рядом в столовой. Очередь так шумела, что ничего не было слышно.
– Да ничего, - отвечаю ей.
– Только вот что мне теперь делать? Принести ему кофе? Потешить публику?
– Ну… - Катя достаёт из сумочки пудру и начинает бережно скользить пуховкой по моему лицу.
– Во-первых расслабиться и вести себя с достоинством, как ты умеешь. Во-вторых поговорить с Арсением наедине. Установить правила. В-третьих я ни разу не слышала от сестры, чтобы он был с ней груб. Наоборот, девушкам с ним на столько хорошо, что они вешаются на него пачками, а он только успевает отбиваться. При этом он достаточно щедрый парень.
– Мне не нужны его деньги!
– взвиваюсь.
– Я этого и не говорила, - поднимает Катя ладони в сдающемся жесте.
– Я лишь имела ввиду, что все может быть не так плохо, как кажется на первый взгляд.
– Ты серьезно?
– я не сдерживаю смешка.
– Хочешь донести мысль, что мне невероятно повезло быть «собственностью» Величко? И я должна радоваться, что за нашей предполагаемой личной жизнью будет следить весь институт, как за реалити-шоу?
– Ну неужели он тебе ни капельки не понравился?
– Вздыхает подруга.
– Хотя бы чисто из девичьей иррациональности. Не рассматривая его, как персонажа для серьёзных чувств?
Прикусываю нижнюю губку и чувствую, что краснею.
– Понравился, - признаюсь и закрываю глаза, чтобы не вытекли от стыда.
– Ну вот и расслабься, - приобнимает меня за плечи Катя.
– Он же четко обозначил свою позицию. Зато больше никто тебя не сможет обидеть. И вся эта глупая история с заездом постепенно забудется.
– Как ты думаешь, - спрашиваю, задерживая дыхание, - сколько действительно стоил им этот срыв гонки?
– Ну… - тянет Катя.
– Я всего один раз тоже была. Но помню, что для участников гонки есть депозит в триста тысяч. Пятьдесят процентов от него - это типо несгораемый выигрыш. Чем больше участников, тем больше куш. Арсений выигрывает практически всегда. Иногда выигрывает его друг Миша. Как ты понимаешь, их не очень любят, но уважают. Организаторы также получают деньги от ставок.
– Мамочки, - прикинув в голове примерную сумму, вжимаюсь виском в холодное стекло.
– Если бы я знала. Да я понятия не имела, что у них там все так серьезно. Думала, что просто богатые мальчики собираются в ночи и уматывают тачки родителей.
– Ну вот так… - разводит руками подруга.
– А твоя сестра, - уточняю осторожно, - она до сих пор его любит?
– Не, - отмахивается Катя.
– Замуж за француза собирается. Он какой-то пианист известный.
– То есть жизнь после Величко существует?
– невесело усмехаюсь.
– Пффф, - улыбается подруга.
– Ну конечно. Поверь. В нашем институте есть персонажи сильно похуже него. Типо Павла Мокрого или Антона Глянцева.
– Откуда ты все это знаешь?
– удивляюсь.
– Говорю же, - подкатывает глаза Катя.
– Подслушивала разговоры сестры с подругами. Был за мной грешок.
– А сейчас?
– хитро прищуриваюсь.
– А что сейчас?
– пожимает плечами она.
– Сейчас у моей бабушки жизнь интереснее, чем у неё. Тошнотина правильная. Зато отец в восторге. Ну чего? Большой перерыв здесь сидим или в столовую идём?
Я достаю свой телефон из сумки и открываю чат института, где уже полным ходом идут ставки на то приду я или нет.
– Они больные… - со стоном разворачиваю экран и показываю Кате.
– Почти сто тысяч на то, что я приду и пятьдесят на то, что нет.
– Оу, - на мгновение она тоже приходит в замешательство, а потом достаёт свой телефон, открывает чат и ставит пять тысяч на то, что я приду.
– Пополам поделим, - комментирует свою выходку.
Я со стоном несколько раз прикладываюсь лбом о ее плечо и начинаю нервно хихикать, с удивлением обнаруживая, что действительно стала чувствовать себя немного лучше. Не так гадко - это однозначно. Теперь главное, чтобы Катя не ошиблась в мотивах Арсения. Мне почему-то очень хочется верить в то, что он не такой плохой, каким показался мне в ходе нашего странного знакомства. Второго унижения я просто не переживу…
Глава 14. Не такой.
Арсений
Мне действительно мерзко от того, что с хорошей девчонкой пришлось поступить так жестко и некрасиво. Но, мать ее, репутация обязывает. Особенно после того, как Алиса трижды прилюдно и бесстрашно нарвалась.
То, что что я искренне кайфанул от ее острых зубок, уже дело десятое. И за них я готов простить ей даже те несправедливые «пощёчины», которые прилетели мне по лицу в виде обвинений в тупости и жизни за родительский счёт. Это не так. Гонки приносят хороший доход. Конечно, отцовский счёт у меня тоже открыт, но гуляю я исключительно на свои.
И я правда сожалею, что у нас с Алисой не вышло нормального знакомства, где я мог бы показать себя с другой стороны. Лучшей. Без напускного хамства и бахвальства, которые за последние годы приросли ко мне намертво. Я уже и сам начал забывать, что не такой. Просто никому не хотелось открывать душу. Не было смысла. А вот эта девочка… она бы оценила. Разглядел просто ее не сразу, но теперь обязательно скормлю ей себя настоящего, пусть первые ложки придётся запихнуть силой. Но это все потом. Сейчас я просто рад, что никто не посмеет ее тронуть. Эгоистично хочу быть в ее жизни единственным злом.