Его любимая скрипачка
Шрифт:
– Передам.
Положив телефон на стол, Амалия провела руками по лицу.
Ей оставалось только одно – сказать Талосу Каллиакису правду.
Глава 3
Когда Талос нажал на кнопку звонка входной двери Амалии, он знал, что она будет его ждать. Она распахнула дверь до того, как он опустил руку.
Она уставилась на него бесстрастно, словно между ними ничего не происходило. Словно она не теряла самообладание в его присутствии.
Он последовал за ней на кухню.
На
Было ясно, что она что-то задумала. Время поджимало.
Талос снова вспомнил, что планировал вернуться домой после прослушивания в субботу и провести остаток уик-энда с дедом. Вместо этого ему пришлось покупать это ужасное парижское здание. И для чего? Чтобы уговорить профессиональную скрипачку выступить перед королем.
Талос сел на стул. Он был уверен, что Амалия согласится с его предложением. К сожалению, ему пришлось прибегнуть к шантажу, чтобы добиться своего, но он был вынужден торопиться.
Рука Амалии задела его руку, когда она поставила перед ним кружку. Он уставился на ее пальцы – длинные, изящные. Ногти на ее левой руке были короткими и квадратными, а ногти на правой руке были намного длиннее и острее. Он вспоминал ее ногти весь день.
Он также ломал голову над реакцией, которую испытал, когда прижал Амалию и усадил ее себе на колени.
Талос наслаждался обществом красивых женщин. И красивые женщины любили его. Узнавая, кто он, они смотрели на него откровеннее и соблазнительнее.
Он еще не встречал женщину, которая испытывала бы к нему такую неприязнь. Он еще не встречал человека за пределами своей семьи, который в чем-то ему отказывал.
Амалия Картрайт обладала уникальной красотой. Ее дерзость одновременно злила и интриговала Талоса.
Ему захотелось узнать ее поближе.
Он почувствовал, как она переменилась, когда он схватил ее за руки. Как она затаила дыхание. Он тоже затаил дыхание. Сначала он смотрел на ее пальцы, а через секунду возбудился так, что просто опешил.
Он никогда не испытывал подобных ощущений.
И сейчас, наблюдая, как Амалия усаживается за стол, он снова почувствовал уже знакомое волнение.
– Месье, – сказала она, как только устроилась за столом и уставилась на него зелеными глазами, – недавно вы взывали к моим лучшим качествам…
– Но вы мне отказали, – вставил он.
Она кивнула в знак согласия:
– У меня были причины, которыми я собираюсь поделиться с вами, в надежде воззвать к вашим лучшим качествам.
Он настороженно оглядел ее, но промолчал.
– Мне очень жаль, но я соврала вам. Я не буду участвовать в другом концерте. – Она пожевала нижнюю губу. – У меня страх перед сценой.
Ее заявление было настолько смехотворным, что Талос покачал головой и рассмеялся.
– У вас? – спросил он, не потрудившись скрыть недоверчивость. – У дочери Колетт Бартез и Джулиана Картрайт страх перед сценой?
– Вы знаете, кто я?
– Отлично знаю. – Он скрестил руки на груди и посерьезнел. – Я должен был о вас разузнать.
Он заметил, как ее зеленые глаза дерзко сверкнули – первый признак того, что ее спокойствие обычная бравада.
– Ваша мать-француженка – самое успешное меццо-сопрано в мире. Я признаю, я не слышал игру вашего отца, но я понимаю, что он известный английский скрипач. Я также узнал, что ваш отец когда-то играл в Карнеги-Холл с моей бабушкой.
Он наклонился вперед и положил подбородок на руки.
– В детстве вас считали вундеркиндом, но, когда вам исполнилось двенадцать лет, ваши родители убрали вас подальше от публики, чтобы вы сосредоточились на своем образовании. В двадцать лет вы стали профессиональным музыкантом и вступили в ряды Национального оркестра Парижа в качестве второй скрипки. Эту позицию вы удерживаете уже пять лет.
Она пожала плечами, выражение ее лица было сдержанным.
– То, что вы описали, знает любой человек, имеющий доступ к Интернету. Мои родители не прятали меня от публики из-за моего образования. Просто моя мать не могла сказать правду журналистам. Она не вынесла бы позора, что ее дочь не может выступать на публике.
– Если вы не можете выступать на публике, как вы объясните тот факт, что вы выступаете с оркестром по крайней мере один раз в неделю?
– Я вторая скрипка. Я сижу в задней части оркестра. У нас в среднем восемьдесят музыкантов. Зрители смотрят не на меня, а на весь оркестр. Если я буду у всех на виду на гала-вечеринке у вашего деда, я не смогу играть. Это унизит меня, мою мать и вашего дедушку. Вы этого хотите?
Отец Амалии – единственный человек, который не будет за нее стыдиться. На самом деле именно ее отец пошел против воли своей жены и спрятал Амалию от публичности.
Талос прищурился, проницательно глядя на нее:
– Почему я должен верить, что вы мне не лжете?
– Я…
– По вашему собственному признанию, вы солгали о том, что участвуете в другом концерте.
– Это была ложь во спасение.
– Лжи во спасение не бывает. Если вы не можете играть перед людьми, как вам удалось вступить в оркестр?
– Это было слепое прослушивание. Каждый музыкант играл за ширмой.
Он медленно покачал головой, взгляд его светло-карих глаз стал нечитаемым.
– Я никак не пойму, то ли вы говорите правду, то ли снова лжете.
– Я говорю правду. Найдите другую скрипачку.
– Нет. Нервозность и страх можно преодолеть. Но я не смогу найти скрипача, который достойно исполнит последнюю пьесу моей бабушки.
Нельзя забывать, что время почти истекло. Он может провести остаток жизни в поисках подходящего скрипача и не найти его. А вот игра Амалии сразу задела его за живое.