Его маленькая слабость
Шрифт:
Ох, девочка. Я бы не спешил на твоём месте расслабляться.
— Тут-то ты как оказалась? — пытаюсь отвлечься от навязчивых непотребных мыслей.
— Лариса привезла. Сказала тут пожить можно.
— Лариса? — переспрашиваю я, едва сдерживая ироничную усмешку.
Похоже, я пропустил момент становления личности моей сестрицы. Обычно она не более чем неоправданно высокомерная сука, палец о палец не ударившая, чтобы купаться в шоколаде. Уповающая на мою щедрость сейчас. И подыскивающая богатенького мужа на будущее.
— Да, — шепчет Анечка, поправляя, наконец, кофточку. — Я когда очнулась, она мне все рассказала.
— Что все? — подозрительно щурюсь.
— Ну что я сирота. Из другого города приехала. И что в Москве у меня кроме неё и нет никого.
Тяжело вздыхаю. Голубые глаза тут же начинают в панике метаться. Будто она услышала в моем вздохе нечто большее. Может оно там и было. Понимаю насколько удручающая ситуация складывается. Сирота. Из другого города. Слепая. К тому же ничего не помнит…
Ладно. Об этом я подумаю завтра. Отхожу на безопасное расстояние, которое оказывается, по моему внутреннему радару, аж у холодильника, что в противоположном углу кухни.
— Что ж. С Ларой я позже разберусь. Ты есть хочешь? — стараюсь звучать дружелюбно, потому что бесит меня этот ее зашуганный взгляд.
— Х-хочу, — бормочет Аня. — Я сюда потому и пришла, что перекусить хотела.
Открываю холодильник и начинаю выкладывать продукты.
А она словно оправдываться продолжает:
— А тут эта чашка упала…
— Ты что же тут одна торчишь?
— Не совсем. Лара в пятницу приезжала. А ещё тетя Надя в будни была.
Да они совсем охренели?! Сегодня уже воскресенье! Незрячую девчонку одну в доме заперли!
Надежда тоже получит по пятое число. Помнится, я требовал, чтобы прислуга докладывала мне обо всем, что в доме происходит. Поднимаю взгляд на Аню, которая вытягивая ногу, пытается дотянуться до пола. По-моему скромному мнению, она — достаточное «происшествие», чтобы не забыть сообщить.
Подхожу ближе. Вплотную. Задерживаюсь дольше, чем того требуют обстоятельства. Обнимаю стройную талию.
— Что вы…
— Наверно стоит напомнить. Глеб, — представляюсь, игнорируя ее бормотание.
Притихла. Хрупкая такая. Снова напоминаю себе, что я животное. Подтягиваю девочку ближе и спускаю со стола.
— Усаживайся. Сейчас омлет сварганю, — замолкаю, глядя, как она нерешительно мнётся, пытаясь прикрыть трусы ладошками. Ногой по полу водит в поисках своей одежды.
Дьявол. Опускаюсь на присядки, беру в руку шортики.
— Ногу подними. Помогу одеться.
— Я сама могу, — тихо выдавливает.
— Я устал сегодня, как черт. Давай ты спорить не будешь, а сделаешь то, что я прошу, — требую, изучая ее лицо снизу вверх.
Губку закусывает. Нащупывает пальчиками край столешницы. Опирается. Приподнимает ногу. Скольжу глазами вниз по идеальному
Тяну шорты по стройным ножкам. Аня пытается перехватить резинку. Игнорирую. Продолжая как бы невзначай гладить ее нежную кожу костяшками пальцев. Наслаждаюсь россыпью мурашек по ее бёдрам.
— Я, — задыхаясь, шепчет, — не… не настолько беспомощная.
Так сильно смутил? Или все же обиделась? Надо бы с ней помягче. И без того досталось ей.
— А я и не о тебе сейчас забочусь, — выпрямляюсь в полный рост.
Зависаю. Не хочу отходить. Не касаюсь ее. Но чувствую жар ее тела. И она тоже, судя по тому, что не шелохнётся. Ее рваное дыхание опаляет мою грудь. Невидящий взгляд мечется из стороны в сторону. Осторожно прихватываю подбородок, желая успокоить.
— Ты меня не бойся, Анют, — нагло вру. Ведь сам не уверен, что ей действительно нечего бояться.
Изврат! Походу я в натуре перебрал.
— Д-дело не в вас, — выдыхает она.
— Себя тоже не бойся, — продолжаю я, хотя разум и вопит, чтобы я заткнулся. — Мы знакомы несколько ближе, нежели обычные коллеги. Поэтому то, что ты могла почувствовать рядом со мной — вполне естественно.
Вот черт. Все же ляпнул. Теперь невесть что она себе надумает. Но если объясню все как есть, могу только усугубить. Так и знал! Хмурюсь, замечая в голубых глазах слёзы:
— Ну чего ты? — стараюсь говорить мягко, чувствуя свою вину за ее слезы.
В ответ лишь машет головой отрицательно.
Хмм. Ладно, по ходу дела разберёмся.
Усаживаю плаксу на стул перед столом. Достаю сковороду. Включаю плиту, и начинаю вбивать яйца в миску.
— Сейчас за едой мне все по порядку и расскажешь.
— Так я вроде уже все… — начинает она, пытаясь не плакать.
— Значит не все, раз я не понимаю, чего ты ревешь, — перебиваю я.
Губы надула. Руки на груди сложила и развернулась на стуле, явно давая понять, что не планирует откровенничать с едва знакомым и вовсе не вспоминаемым человеком.
Так и сидит, пока я готовлю для нас сильно запоздавший ужин. Но я вижу, что она плачет. Хоть и норовит отвернуться от меня.
— Если не расскажешь, омлет в одно лицо съем, — угрожаю я беззлобно, заканчивая с готовкой.
— Да и так же все понятно! — взрывается вдруг. — Я жалкая такая! Настолько беспомощная, что даже будь вы вором, ничего не остаётся, как поверить вам на слово!
— Ну, во-первых, я не вор. Этот дом точно мой. Иначе что бы я в душе делал? Когда я целовал тебя, я весь мокрый был, помнишь?