Его проклятая Любовь
Шрифт:
— Да блин, меня не было всего палу часов! — негодовал Макар.
— Не всего, а аж! Непоправимые вещи могут случиться за секунды, а не часы. Так что давай, рассказывай…
— С каких это пол ты нацял интелесоваться моей зызнью? Да и вообсэ, мне слозно говолить! — вот так, опять двадцать пять.
— С этих самых пор! — огрызнулся Валерьян. — Не вынуждай меня воспользоваться моим секретным оружием!
— Да, и каким зэ интелесно? — Валерьян загадочно улыбнулся, повернув голову в сторону Любы.
Глава 26
Люба
— Да, и каким зэ интелесно? — Макар
Мне тоже было интересно… Пожалуй, до того самого момента, как я не догадалась, что я и есть тот самый секретный метод. Почувствовала внимательный взгляд отца Макара, подняла глаза, слегка скользнув взглядом по лицу мужчины, практически нетронутого временем. Если бы Макар не называл его отцом, я бы решила, что это его брат… Внешнее сходство было просто ошеломительным, только едва-едва заметная седина на висках и несколько узеньких морщинок в области глаз отличали его от сына.
— Я Валерьян, отец этого оболтуса… А Вы, должно быть… — прищурил глаза, дожидаясь моего ответа.
— Я Люба… — пропищала я так тихо, что казалось, мой голос и вовсе пропал.
— Любовь, значит? — многозначительно улыбнулся этот мужчина. — Очень приятно познакомиться… — что? Приятно? То есть, мне тоже очень приятно… Но из-за меня Макар стал похож на… помидор, о чем этот Валерьян и сам недавно говорил.
Облегченно выдохнула, понимая, что меня вроде как никто не ненавидит, и на гильотину никто не пошлет. Только рано выдохнула, как оказалось.
— Сынок, оставишь нас на минутку? Я хочу с Любой поговорить, с глазу на глаз… — пытался говорить с Макаром мягко, хотя давил на него своей сильной энергетикой. Не согласиться с просьбами такого человека просто невозможно. По крайней мере, для меня, так точно…
Очень громко сглотнула, чувствуя, как горло скрипит, словно его кто-то смачно натирает наждачной бумагой. Господи, помоги… Сейчас меня точно будут четвертовать… Ладно, преувеличиваю. Но даже любое колкое слово, недоброжелательно кинутое в мой адрес, меня окончательно добьет после такого насыщенного дня, что я пережила…
— Говоли пли мне… Мои глаза все лавно настолько запухли, сто я ни целта не визу… — еще крепче сжал мои пальцы Макар. Они неприятно онемели и слегка покалывали, видимо, из-за недостаточного кровотока.
— Макар, и все-таки… — уже более строго сказал ему отец. — Должен же я поговорить с будущей не… — запнулся он. Не… что? Неживой? Ой… Ой… Нет, Макар, не оставляй меня одну, я не готова, мне страшно… — Любочка, Вы же не против?
— Нет… — быстро произнесла я, чувствуя, как сильно забился пульс в моих висках. Господи, я против! Почему мой язык несет всякую чушь…
— Люба, ты увелена? — недоверчиво поинтересовался Макар.
— Угу! — как дура заулыбалась я… Мои глаза раскрылись настолько широко, что я чувствовала, как глазные яблока пересыхают.
— Ну ладно, я буду за двелью… — я наблюдала за тем, как Макар медленно поднялся с небольшого диванчика, на котором теперь остались только я и этот пугающий меня своей бешеной энергетикой мужчина.
Дверь
Чтобы не, «Убирайся, Люба, ходячая катастрофа», «Чтоб я тебя здесь больше не видел, несносная девчонка», «Люба Демина, 33 несчастья», и это только цветочки. За 20 лет жизни я столько раз слышала ненормативную лексику в свой адрес, что могла бы составить собственный словарь, в который попали бы очень «изысканные» словечки, которых никто и никогда даже не слышал. Вот такая я, проклятая Любка… Любка, которой нигде нет места, которую все ненавидят просто за то, что неприятности преследуют ее, словно прилепились к пятой точке репейником…
От страха я застыла и, кажется, на мгновение мое сердце перестало биться, а легкие перестали дышать. Я не заметила, как этот мужчина поднялся и отошел в сторону. Когда он вернулся, в руке держал рюмку с коричневатой жидкостью, от которой исходил не самый приятный аромат.
— Люба, выпейте. Вам надо согреться, потому что кожа лица уже практически полностью повторяет цвет моего халата… — акцентировал он на «моего».
— Извините… — снова пропищала я, еще сильнее закутываясь в халат, боясь, чтобы ничего не вывалилось.
Он по-прежнему держал рюмку напротив меня, а я почему-то потянулась к ней рукой, выдернув эту гадость и проглотив одним глотком всю горячительную жидкость.
— Восемнадцать хоть есть? — нахмурил брови он, наблюдая за тем, как я кривлюсь от совершенно невкусного алкоголя. И было плевать, что сейчас я выглядела, как алкоголик, нетерпеливо потребляющий очередную порцию своей зависимости.
— Есть… Мне двадцать, — подтвердила я.
— Еще? — предложил он мне налить еще немного коньяка. Мотнула головой. С меня достаточно, я уже чувствовала, как где-то в районе груди приятно согрело, и больше не было этого невыносимого холода. Зато прекрасно ощущала, как мое лицо горело, то ли от стыда, то ли от жара из-за спиртного. — Не переживай, вижу, что пить совсем не умеешь. Смешная ты девочка, Люба… И возраст у тебя замечательный… Двадцать — это хорошо, моей жене тоже 20 было, когда я ее встретил. Вообще, я считаю, что мужчина должен быть старше хотя бы на пару лет… В более старшем возрасте эта разница будет практически неощутима, зато в двадцать… Ты еще совсем ребенок, а мой сын — состоявшийся взрослый парень, моя гордость, мой наследник…
— А причем тут… — закусывая губу, спросила я.
— Скажи мне, Люба, вы с моим сыном давно знакомы?
— Пару часов… — сглотнула я. А про себя подумала… — Пару лучших часов в моей жизни. — Мужчина рассмеялся. Вот же… Мне нельзя пить, потому что даже от небольшого количества спиртного я начинаю рассказывать обо всех своих самых сокровенных тайнах. Прикуси язык, Люба, прикуси язык…
— А мне показалось, что Вы знакомы уже очень давно, — загадочно рассмеялся он. — Ладно, Люба-Любовь, считай, допрос ты прошла успешно…