Его птичка
Шрифт:
— Пристегнись, — бросил на нее взгляд, стараясь игнорировать желание сжать вместо рычага переключения передач круглую коленку.
— И тебе привет, — улыбнулась она, и сделала, как я сказал.
Совместные поездки сопровождались ощутимым дискомфортом, который мешал наслаждаться обществом девушки. Ни поговорить, ни подомогаться, ни пофлиртовать. Суд по тому, как напряженно Аня всматривалась в лобовуху, я был не одинок в своих ощущениях.
Конечно, это все не могло, не навеять воспоминаний об аварии, из-за которой я теперь сильно
Я бросил взгляд Аню.
Мда… Кажется, сходства больше, чем я думал. Жажда трахнуться стала уже болезненной, и «викодин» от этого был только один. Узкое, влажное, горячее влагалище, что таилось между этих, тесно сведенных, измученных балетом ног.
Москва большой город, чем-то напоминающий лабиринт со своими потайными закоулками и ходами. Знающий и без машины всегда найдет, где предаться плотской любви, но я не стал уподобляться большинству.
Я заехал на одну из многочисленных платных стоянок в десяти минутах езды от университета Ани. Или Академии? Мне честно было все равно.
Плевать, где она училась, плевать, кто были ее родители, друзья. Зато не плевать на ее здоровье, от которого напрямую зависело мое удовольствие.
Не плевать на то, как она сама подрагивает от предвкушения скорой расправы над своей скромностью.
Молчание затягивалось, хотя и не давило на мозги, лишь сгущало воздух в преддверии кайфа. Именно его я ловил от секса с Аней, именно без него порой начиналась ломка.
Может быть стоит забить на ее чувства, раз уж она в них и так погрязла и звать ее к себе чаще, а не дрочить с закрытыми глаза под «Танго» Вивальди, представляя как Аня кружиться голая в одних пуантах.
Отличная фантазия. Давно пора ее воплотить, а пока…
— Ты взяла еще одни колготки? — строго поинтересовался я, уже заплатив за стоянку и выруливая на третий, пустой этаж.
Она удивленно на меня посмотрела, приподняв брови.
— Зачем?
— Эти я вряд ли сумею снять аккуратно.
— Забыл скальпель? — усмехнулась она, и немного подумав, положила руку на мое, обтянутое джинсой, бедро. Очень близко от опасной зоны.
— Мой скальпель всегда со мной, и сегодня требует полировки, — поиграл я бровями.
Аня рассмеялась, мило звучно, открывая ровный ряд жемчужно белых зубов. Я не смог не улыбнуться. Этот звук был восхитительным, и что плохо, очень редким.
— Ну, так значит, сегодня я буду твоей личной медсестрой? — игриво улыбнулась она и коснулась указательным пальчиком бугра в штанах.
Я покачал головой, наконец, найдя место для парковки и останавливаясь.
— Нет, Аня, — повернулся я, протянул руку, коснулся большим пальцем пухлых губ. — медсестер я не трахаю, а тебя буду. Прямо сейчас.
Вкрадчивость моего голоса и напряженный взгляд дали Ане понять, что шутки закончились.
Она перестала улыбаться резко, как будто внутри нее переключился свет. С яркого, дневного,
Она стала дышать чаще. С первого взгляда это могло бы походить на тахикардию, если бы я не знал причину подобного состояния. Волнение, предвкушение. Аня облизала губы и сильнее свела бедра, не отводя от меня влажного взгляда.
Умница. Какая же она все-таки умница. Все понимает. Все принимает. Не ноет, что мы редко видимся, хотя за время знакомства наши встречи вне больницы можно было пересчитать по пальцам.
Не лепечет всякую романтическую бредятину и не ждет этого от меня. Ждет конечно, но не требует. Идеальный вариант, если бы не то, что я сам кажется, залип на ней. Это напрягало. Сильно. До злости.
Нет в ней ничего такого! Ведь, нет?
Ну да, давай Рома, ври сам себе. Где ты еще одну такую сыщешь? В морге?
Молчание затягивалось, а рука Ани только, что поглаживающая бугор, застыла. Задрожала.
Этот момент напоминали предгрозовое летнее время, когда воздух становится душным, запахи слышатся отчетливее, а голова болит в ожидании того, что небеса разверзнуться и осветятся яркой вспышкой молнии.
Вот и взгляд Ани, как молния. Если насквозь, то и на смерть.
Когда я с ней, когда вот смотрю в её глаза, все остальное становится неважным, особенно мысли о разрыве. Как можно отказать себе в удовольствии разглядывать ее нежное лицо со сливочного цвета кожей, касание к которой вызывает толпы мурашек по спине.
Я обхватил щеку рукой, словно убаюкивая в колыбели, и Аня судорожно вздохнув, прикрыла глаза.
Так нельзя. Эти чувства настолько ненастоящие, что начинают казаться если не сном, то эффектом галоперидола.
— Ром… Не тяни, я уже на грани.
— Знаю. — Я и сам уже за гранью.
Она открыла глаза и больше ничего не осталось. Мир сузился до размеров салона машины.
— Рома, времени мало, мне к восьми, — тихо напомнила Аня, и я услышал «Давай скорее, я не могу больше ждать».
— Попроси, — предложил я, терзая как её, так и себя. Но я хотел услышать, что она здесь добровольно. Я желал знать, что она не считает себя привязанной. Она должна сама, добровольно быть со мной.
— Рома, — зазвенел ее голос, а в глазах полыхнул огонек гнева. — Ну, сколько можно, я сейчас начну думать, что не нравлюсь тебе.
Я продолжал ласкать её лицо рукой, постоянно задевая кожу на шее и маленькое розовое ушко. Она вздрогнула и теснее свела бедра, между которыми наверняка уже проплыл Ной на своем ковчеге.
— Попроси Птичка, и я покажу, как ты нравишься мне.
— Как? — хрипло спросила она на грани шепота.
— Возьми в рот.
Она широко распахнула глаза, и задышала еще чаще, если это возможно, и невольно сжала член, на котором покоилась её рука.
— Я не умею.
Улыбка скользнула по моим губам. Как же мне нравилось это её неопытность, как же нравилось её учить.