Его сладкая девочка
Шрифт:
Я знаю, что и я тоже научил свою малышку смелости, уверенности в себе. Знаю, что научил её верить и доверять людям. Не всем. Близким. И она раскрылась. Она позволила себе отпустить ношу, когда можно рассчитывать только на себя. Слишком долго она такой была — не по годам взрослой. Теперь моя очередь заботиться о ней и ее баловать.
Приближается время обеда, и я бужу свою соню, чтобы она хорошо поела. Ей силы нужны, а она все отказывается. Надо будет — с ложечки кормить стану. Малышка садится и трет глаза. Сонная, растрепанная и такая
В тишине слышится едва уловимый хлопок, и Ксюшка поднимает на меня непонимающие глаза.
— Ой.
— Что?
Я не понимаю еще, что что—то происходит, но по спине бежит холодок.
А нет… кажется, начинаю понимать. Мы сидим на кровати рядом, и под нами стремительно наливается лужица.
— Егор, — хнычет моя жена и впивается в руку. — Это же… это воды, да?
Твою мать. Я так—то сам не знаю. Но, похоже, они. А что еще может быть? Лихорадочно вспоминаю все прочитанное по этому вопросу. Легкий хлопок… ну да.
Нажимаю кнопку вызова персонала. Ксюша сжимает руку все сильнее и негромко вскрикивает. Пытаюсь ее поднять, чтобы не сидела на мокром, но она цепляется за кровать.
— Тихо—тихо. Сейчас нет места панике. Давай считать интервалы меду схватками, пока не пришел врач. У тебя же начались?
— Я не понимаю, — шепчет.
— Болит?
— Кажется, нет. Немного.
— Значит, пока только начало. Не бойся. Я с тобой и все время буду рядом.
— Я в туалет хочу.
Блять. А можно? Вот как—то я этот вопрос ни фига не уточнил.
— Потерпи, малыш. Сейчас придет врач и все скажет.
Все—таки стягиваю свою упрямицу с койки и пытаюсь снять с нее пижамные брючки, в которых она здесь спит. За этим занятием нас и застает Тарасик.
— Что у нас здесь?
Показываю на постель и напуганную ягодку.
— Пройдем в смотровую, надо узнать, что у нас там.
— Я…
Малышка мнется, стесняясь сказать про уборную. Озвучиваю я, на что Алексеич улыбается и отпускает малышку.
— Егор Александрович, сейчас оценим степень раскрытия у Вашей супруги. И будем готовиться к родам.
— Уже?
Наверное, тупее вопроса просто невозможно было задать.
— Часа через три—четыре, а, может, и дольше. Схватки с каким интервалом?
— Да вроде нет еще схваток.
Словно в подтверждение моих слов Ксюша выходит из уборной в полусогнутом состоянии.
— Вот и начались. — Тарас улыбается. А я не знаю, куда себя деть, чтобы помочь Ксюшке. Она бледная совсем. — Пройдемте, Ксения.
Жена снова хватает мою руку. Так и двигаемся по коридору. Только сейчас успеваю заметить, что моя умничка накинула халат. В коридоре накрывает очередной схваткой, и я беру жену на руки. Боль это не уменьшит, но, может, хотя бы от такой поддержки ей будет легче.
— Раскрытие небольшое, ждем.
Смотрю вопросительно, сдвинув брови. Что значит—то это? Ксюха на кресле корчится от боли, а он тут про раскрытие чешет.
— Ожидаем полного раскрытия шейки матки. Во время схваток родовые пути подготавливаются для прохождения через них плода со всеми плодными образованиями. — Тарас поясняет мне свои слова, как маленькому школьнику.
Еще бы выражался понятным языком. У меня мозг от беспокойства отключился. Зато на полную катушку включилась функция «защищать».
Следующие нескончаемые часы я считаю интервал, который застрял на отметке «шесть минут». Каждые шесть минут моя малышка сжимается от боли, плачет и царапает мои предплечья. Губы искусаны в кровь, на лбу испарина.
— Посмотрим.
Затаив дыхание жду заветные слова, что все. Сейчас уже всё случится и…
— Так. Чуть лучше, но еще по—прежнему небольшое. Сейчас сделаем КТГ плода и, думаю, можем дать Вашей жене отдохнуть.
Поспать? Да она воды попить нормально не может.
Тем не менее, после аппарата, малышке что—то колют, и она засыпает, вздрагивая во сне. Глажу влажное личико, убираю прилипшие волосы. Устала. Под глазам тени, на губах запеклась капелька крови. А ведь это только начало…
Спустя час у обезболивающего заканчивается действие и ягодка просыпается. Массаж спины, приседания на мяче, душ… мы даже в ванную вместе садились. Еще пару дней назад я мечтал о втором ребенке, но на данный момент вот вообще не уверен, что готов пройти через все еще раз. Если меня накрывает, не могу даже представить, каково моей любимой. У нее взгляд плывет, а на слезы уже нет сил. Сейчас она свернулась на кушетке клубочком и только поскуливает.
Мучитель перестает гонять Ксюшку на ужасный агрегат, именуемый смотровым креслом, и после очередного осмотра проговаривает:
— Вы в родах. Готовимся.
Меня оттесняют от малышки, заставляя облачиться в одноразовый халат, шапочку, какие—то странные недогольфы. Молча напяливаю все, наблюдая за женой. Ей помогают переодеться и лечь на специальный стол, который трансформируют в кресло. Ксюшка психует, отпихивает мою руку, плачет. Потом цепляется и снова отпихивает.
Поворачиваю лицо жены и долго смотрю в ее глаза. Понимаю, что больно и тяжело. Понимаю. Вижу.
— Надо постараться, малышка. Чуть—чуть. Роди мне здорового пацана. Пожалуйста, родная.
— Ксения Игоревна, по моей команде…
Моя невероятно сильная девочка собирается и послушно выполняет команды врача. Несколько раз кричит, но я ловлю её взгляд и не отпускаю до самого…
Господи… Шумное дыхание и голова врачей перекрывает тонкий плач. Не плач даже, а писк. На белоснежной пеленке, открыв мутные глазки, в слизи и пятнах крови… лежит самый прекрасный человечек на всем белом свете.
Не дыша перевожу взгляд с него на Ксюшу, и обратно.
Акушерка отходит на бесконечно долгие минуты и возвращает завернутого в пеленку чистенького малыша. Кладет на грудь к Ксюше.