Его собственность
Шрифт:
В конце концов, она больше не может откладывать встречу с матерью, она вытаскивает себя из постели и гулко шлепает в их общую ванную комнату. Плитка ядовито-зеленого цвета и одна или две с трещинами, но все сверкает чистотой.
Она снимает свое оранжевое платье, и тщательно моет руки в раковине. Она встряхивает ими, включает душ, и встает в ванную, направляет душ на голову, и нежиться под теплым потоком воды, струящейся по всему телу. Когда она выходит, то чувствует себя заново родившейся, одевает чистое нижнее белье, и натягивает джинсы, с белой рубашкой. Расчесав волосы и завязав его в
— Доброе утро, мама. Как ты себя чувствуешь сегодня?
— Сегодня хороший день.
Лана живо улыбается матери. Обе с нетерпением ждут хороших дней. Хорошие дни — это то, что удерживает их вместе.
— Тебе не надо идти на работу сегодня? — спрашивает ее мать.
— Неаа. Уволили вчера.
Мать бросает на нее удивленный, обеспокоенный взгляд.
— Садись. Я хочу поговорить с тобой.
Лана садится, и ее мать ставит пиалу перед ней.
— Этот человек действительно дает нам деньги? А если он откажется, — говорит она, и насыпает мюсли в пиалу. — Как его зовут?
— Блейк, — отвечает она, наливая молоко.
Ее мать вздыхает.
— Ты что, нарочно заставляешь вытягивать из тебя слова?
— Хорошо. Его зовут Блейк Баррингтон, — она посыпает кашу двумя чайными ложками сахара.
— Баррингтон? — ее мать морщит лоб. — Почему то это имя кажется мне знакомым?
Лана перестает жевать, прежде чем ответить.
— Потому что, это знаменитая семья банкиров, — бормочет она, и быстро засовывает в рот несколько ложек каши.
Мать охает и садится на стул напротив дочери. В глазах матери появляется что-то, что раньше она никогда не видела.
— Как долго вы встречались?
— Я встретилась с ним вчера, — еще больше мюсли удается засунуть в рот. Она хочет закончить этот разговор по возможности как можно скорее.
— Ты встретилась с ним вчера, и он согласился дать тебе пятьдесят тысяч фунтов.
— Mмммм, — она делает вид что продолжает жевать.
— Почему?
— Думаю, это была любовь с первого взгляда.
Ее мать прищуривает глаза.
— Есть ли что-то, что ты не сообщаешь мне, юная леди?
— Нету. Остальное все мельчайшие подробности, — добавляет она весело.
Но ее мать не покупается на это. Она, как гончая, чувствующая запах крови.
— Сколько ему лет?
— Я не спрашивала, но он выглядит на тридцать.
— Значит, он не старик?
— Конечно, нет.
— Когда я могу встретиться с ним?
Лана соскальзывает со стула, неся пустую пиалу и идет к раковине.
— Скоро, мама. Очень скоро, — говорит она, быстро споласкивая свою пиалу и ложку.
Ее мать сидит за столом, по-прежнему, как статуя.
— Джек знает?
— Джек? — Лана поворачивается лицом к матери. — Мы не встречаемся, ты же знаешь.
— Знаю, знаю, но...
— Что но?
— Ну, я всегда предполагала, что, в конце концов, ты будешь с ним.
— Мы не чувствуем, что это наш путь.
Она вздохнула.
— Тебе только, кажется, что это хорошо для вас двоих. Я всегда мечтала, что он будет моим зятем.
— Почему?
— Ты можешь сделать себе намного хуже, чем ему, Лана. Он высокий, красивый, и вскоре станет врачом.
— Я не выйду замуж за Джека, мама. Он мне как брат.
— Путь истинной любви не всегда гладок, — упрямо наставляет ее мать.
Лана идет в свою спальню, снимает оранжевое пальто с вешалки, берет оранжевую обувь с пола, и выходит за дверь, сказав:
— Загляну к Билли.
7
Дверь рядом с их домом открыта. Лана входит в дом ее соседей без стука, не нажимая на звонок.
Воздух наполнен запахом жарившегося бекона. Крупная женщина, одетая в выцветший фартук готовит на кухне, она кричит мне.
— Доброе, Джейн, — отвечаю я, перескакивая уже через две голубые ступеньки вверх. Билли была моей лучшей подругой, с которой мы познакомились в начальной школе, и она скакала по этим ступенькам всю свою жизнь. Она не стучала в дверь, просто входила и закрывала ее за спиной. Комната Билли была такой же по внешнему виду и размерам, как у Ланы, но она отличалась бесчисленным множеством разноцветия и постоянным бардаком. Когда она становиться убранной, то напоминает Лане часть произведения современного искусства. Она вешает оранжевое пальто на крючок за дверью, открывает шкаф и ставит туфли внутрь, закрывая дверцу. Затем, она аккуратно обходит сваленную в беспорядке одежду вперемежку с коробками пиццы, предназначенными на выброс, чтобы присесть на край односпальной кровати.
Билли спит, уткнувшись головой под подушку. Она родилась невзрачной, со светлыми глазами и мышиного цвета светло-русыми волосами, учитывая такое же невзрачное имя Джейн, но когда ей исполнилось одиннадцать лет, она создала себя заново. В один из дней она пришла в школу с высвеченными белыми волосами, состоящими из мелких завитков, в стиле афро.
— Зачем ты такое сотворила со своими волосами? — подначивали ее белые мальчики.
— Потому что, мне так нравится, — отвечала она так спокойно и с такой уверенностью, их мнение для нее ничего не значило. Она стала сама себе закон. Она сменила имя на Билли, зная, что оно будет сокращено до Билл. Затем она нашла татуировщика на Килбурн Хай Стрит, который согласился сделать ей тату паука на левом плече. «Разве бабочка не будет лучше? Пауки вызывают отвращение», переживала ее мать. Но все больше и больше пауков «ползли» по ее спине, спускаясь вниз по тонкой левой руке, и в конце концов несколько маленьких, но отважных, начали карабкаться вверх по ее шее. Теперь она стала Черным Билл со стилем афро, но ее волосы до сих пор были мертвенно белыми и губы постоянно темно-красного цвета.
— Подъем, Билл, — говорит Лана.
Билли бормочет что-то. И это очень похоже на «отвали», но Лана настойчива.
— Я хочу тебе кое-то рассказать, — говорит она, и осторожно трясет плечо Билли.
— Который час?
— Около десяти.
Билли вытаскивает копну своих белых волос из-под подушки.
— Лучше хорошо себя вести, — ворчит она и поворачивает голову в другую сторону кровати, ее глаза по-прежнему закрыты.
— Давай, Билл. У меня есть всего тридцать минут.