Эгоизм щедрости. Исследование о бессознательном в экономике
Шрифт:
Ведь нужно учитывать, что представляла собой Первая Мировая война, на момент которой уже существовали Женевская и Гаагская конвенции, которые устанавливали правила ведения войны прежде всего в трёх аспектах: необходимость бережного обращения с гражданским населением, великодушного обращения с пленными и отказ от применение некоторых, особо разрушительных видов вооружения. Все эти три пункта систематически нарушались, и такое нарушение психологически можно проследить как результат раскаяния в собственной щедрости. Только в данном случае щедрость принимают форму некоторого договора, обещания, данного своему возможному врагу, взятые на себя обязательства по великодушию. В конце концов, именно нарушение этого договора является военным преступлением, также как уголовное преступление является нарушением закона, а должностное преступление представляет собой нарушение должностным лицом устава своего учреждения. Должностное преступление не представляет собой чего-то неэтичного и негуманного, оно лишь нарушает формальный устав. Военное преступление тоже нарушает формальное обещание, но такое формальное обещание проявлять великодушие имеет ключевое значение для бессознательной щедрости. Это обещание и представляет собой ту самую необходимую тренировку духа, которая позволяет в нужный момент быть готовым к проявлению бессознательной щедрости. Обещание требует публичности и также проявления некоторого рвения к его выполнению, это рвение в свой черёд будет тренировать те функции организма, что отвечают за реализацию бессознательной щедрости. Если задаться вопросом, почему же всё-таки эти
Итак, зафиксируем это. Смысл Женевской конвенции, как и прочих ей подобных, заключается вовсе не в гуманизме и не в гуманном способе ведения войны, как декларировалось в официальных документах, а в тренировке способности к бессознательной щедрости, должной избавить от посттравматического стресса. Подобные правила ведения войны известны с глубочайшей древности, и явно прослеживаются уже в древней Греции. Тренировка бессознательной щедрости чем-то напоминает неврозы навязчивых повторений, которые Фрейд как раз считал проявлениями влечения к смерти. Но теперь такие навязчивые повторения вовсе не обязательно должны причинять страдания, они могут быть и источниками радости, если они именно тренируют, заощряют организм для внезапных бессознательных щедрых порывов. Это чем-то напоминает неврозы избытка здоровья, которые неоднократно упоминал Ф. Ницше в своих поздних сочинениях и даже составил специальные предисловия к ранним сочинениям, где тоже упоминал неврозы избытка здоровья. Если говорить про мирное время, то можно сказать, что правила этикета являются аналогами правилам ведения войны и также служат цели тренировки способности к бессознательной щедрости.
Также феномен раскаяния в собственной щедрости позволяет нам понять, почему всё-таки воришка или какой-то иной преступник не может быть назван счастливым человеком, хоть он и способен, как было показано в начале, на эгоистическую щедрость. Для начала нужно сказать, что мы вообще использовали очень отвлечённый пример преступника, который в развитом обществе вряд ли можно встретить. Здесь вор должен скрываться, он не может сделать публичное обещание что-то украсть и подарить украденное, тем самым снимается главное условие эксперимента: публичное обещание щедрости. Но можно представить себе целые народы, например, кочевников, которых раньше было довольно много, а сейчас осталось крайне мало, для которых украсть что-то у оседлого населения – это считается большой заслугой. Такие вполне могут делать обещание щедрости, но и они, судя по всему, не будут счастливыми, поскольку их эгоизм щедрости будет иметь разовый характер. Из-за отсутствия этикета, то есть тренировки себя для бессознательной щедрости, без должного воспитания жители таких племён будут обречены на раскаяние в собственной щедрости, которое со временем будет захватывать их всё больше. Это в свой черёд будет делать преступника всё более скупым, он всё больше будет требовать ответной платы за свои подарки. Нужно сказать, что эгоизм щедрости вообще не подразумевает обязательной взаимности, или, как ещё говорят – реципрокности, он требует только, чтобы его подарок был принят, чтобы им воспользовались. Но раскаяние в собственной щедрости заставляет требовать символического подтверждения того, что подарком воспользовались, в конце концов это символическое подтверждение принимает форму ответного дара, который сначала является чем-то символическим, а затем всё больше начинает сравниваться в цене с отданной в подарок вещью. Следует учитывать и то, что труд и соперничество за обладание какой-то вещью часто настолько захватывают человека, что ему уже становится и некогда тренировать собственную бессознательную щедрость. К тому же, это может снизить производительность труда, что в индустриальном обществе является аргументом против подобной траты времени. Вместе с тем, в Античности был известен ряд практик, направленных на такую тренировку, и особенно обязательной она была для политиков, для тех, кто избираются на какие-то должности. Иногда такой тренировкой является уже сама процедура назначения, если на должности лица назначаются по жребию, что в Античности тоже было не редкостью.
Ну и, конечно, стоит упомянуть о бессознательном раскаянии в собственной щедрости у философов, что имело настолько важное значение, что до сих пор ещё оказывает влияние на современные нейронауки. Вспомним даймона Сократа, его внутренний голос, который действовал очень специфически. Вроде бы это был голос бессознательного, очень похоже на бессознательное влечение. Но бессознательное влечение побуждает что-то делать, оно есть желание и толкает добиваться того, чтобы получить желаемое. Совсем иначе действует даймон Сократа, он вступает в дело каждый раз, чтобы отговорить что-то делать, чтобы отбить желание. Это очень напоминает бессознательное раскаяние в собственной щедрости, тормозящий рефлекс, блокирующий деятельность. Известно, как Сократ пренебрегал правилами этикета, так что нет ничего удивительного в том, что он мог страдать от раскаяния в щедрости. Поэтому он должен был найти другой источник счастья, вовсе не имеющий отношения к эгоистической щедрости, а больше связанный с деятельностью разума. Для это счастье было приравнено к добродетели, отсюда непременно должна была родиться теория, что недобродетельный и неразумный является также и несчастным. Эта точка зрения плотно укоренилась и в современных нейронауках, которые порой вообще доходят до того, что разделяют человека на две сущности: мозг и личность. Мозг в их видении предстаёт некоторым вредителем, ведь он заставляет расточать себя, он вынуждает отдавать, а не брать, хотя с точки зрения самосохранения личности выгодно как раз брать, а не давать, или, как минимум, не растрачивать себя попусту. Мозг же никак не подчиняется этому правилу. Но если уж не удаётся подчинить мозг нуждам личности, то нейронауки пытаются объяснить это расточительство, как некоторую добродетель. Но как было показано выше, для этого нет никаких оснований, и психотерапия должна двигаться совсем в другом направлении, а именно – в направлении тренировки человека для готовности к внезапным порывам бессознательной щедрости.
ГЛАВА 2
ТЕОРИЯ СТОИМОСТИ И ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ
Тренировка готовности к бессознательной щедрости (эксплозивной готовности) подразумевает не только физическую готовность собственного тела, что тоже немаловажно, но также и некоторую часть частной собственности, которая добывается специфическим путём и предназначена для поднесения кому-то в дар. Такая собственность будет полностью удовлетворять условиями эксперимента только в том случае, если не будет добываться тяжёлым трудом и не будет получена в борьбе за её обладание. При этом следует рассмотреть сам феномен частной собственности, а затем рассмотреть указанную выше собственность, как её частный случай. В значительной степени частная собственность возникает из особенностей человеческой психики. Человеческий разум, подразумевающий способность считать большие числа, читать, писать, творить сложные предметы и многое другое, имеет и обратную сторону, своего рода побочный эффект, который возникает из-за такой разумности. Этот побочный эффект – склонность к манипулированию. Удовольствие от манипулирования человек способен получать ещё в самом раннем возрасте, например, взрослый легко может успокоить плачущего ребёнка, если притворится его марионеткой
Человек не выжил бы, если бы не научился использовать шкуры других животных, как одежду, а это манипулирование телом животного. Умение влезать в чужую шкуру, мимикрировать и даже копировать поведение животных и других людей обеспечило успех человеческому виду, это же стремление развило его интеллект. Можно сказать, что человек – это цитирующее животное. Процесс цитирования так или иначе требует высокого интеллекта. Впрочем, нужно сказать, что, если бы человек только манипулировал, а сам никогда не был марионеткой, его интеллект так не развился бы. Оказываясь в роли чьей-то марионетки, человек также перестраивается и изменяет своё мышление, и даже в большей степени, чем, когда манипулирует он сам. Если манипулирует он, то от этого ещё мало зависит его индивидуальное выживание. Если манипулируют им, то, будь он плохой марионеткой, он рискует быть вовсе убитым, и только хорошая служба позволяет ему сохраниться достаточно долгое время.
Кант в своё время такую склонность к манипулированию вообще назвал источником всякой безнравственности. Действительно, какое бы преступление мы не взяли, мы всегда будет видеть за ним либо стремление манипулировать чужим имуществом, либо стремление манипулировать чужим телом. Но вместе с тем, когда человек манипулирует вещью, он её меняет и преобразует, он учится обрабатывать дерево и металлы, создавать сложные орудия, строить дома и сложные производство. Всё это результат манипулирования вещами и проявление уже разумной деятельности. Кант считал, что разум как раз представляет что-то противоположное стремлению манипулировать, его категоричный императив – это врождённая разумность, которая велит относиться к другому человеку не как к средству, а как к цели. Вместе с тем, именно разум является причиной того, что человек манипулирует, и он легко переносит свои манипуляции с вещей и животных на других людей. Источник нравственности легче найти в чём-то противоположном и максимально далёком от разума, в какой-нибудь психически примитивной жизни, у травоядных животных, не имеющих ещё мозга, а лучше и вовсе у растений, питающихся солнечным светом и водой. Кант же пытается найти выход в разделении разума на составляющие, одна из которых допускает манипулирование другим человеком, а другая составляющая, напротив, к другом человеку всегда относится, как к цели. Но в таком случае уже не имеющие мозга организмы, которые с точки зрения нравственности выглядят самыми невинными, как уже упомянутые растения, должны быть признаны порочными и безнравственными. Здесь кантовская связка нравственности и разумности больше всего вызывает сомнения.
Вместе с тем, допуская стремление к манипулированию неотъемлемой частью человеческого разума, мы вынуждены допустить, что прогресс, материальный комфорт, экономическое благополучие человека проистекают из того же побуждения, что и тирания – из желания манипулировать. Только в одном случае происходит манипулирование вещами и прочими живыми организмами, а во втором случае – манипулирование уже другими людьми. Для древних людей часто гнёт собственных тиранов смягчался за счёт религии. В значительной степени боги представляли тобой ту силу, которая стоит над тираном и манипулирует уже им. Вера в такое божественное проведение в значительной степени облегчала тяжесть от осознания себя марионеткой царя. Возможно, в этом как раз заключается причина происхождения религий, как таковых. Жрецы разных религий были единственными, кто могли заставить тирана устрашиться, поскольку сами они были убеждены, что над ним есть некоторый господин, который страшнее самого тирана, и это избавляло их от страха перед тираном, а ему в свой черёд внушало страх их бесстрашие.
Второй известный способ избавить себя от гнёта манипулирования – это уже искусство, в смысле ремесла. Ремесло, то есть, умелое манипулирование вещами в значительной степени являлось утешением при тирании, а вместе с тем могло организовать людей так, чтобы они вовсе стремились манипулировать только вещами, а не друг другом. Нужно только обучить большинство людей какому-нибудь ремеслу, и специальность будет позволять им больше манипулировать вещами, чем друг другом. Но даже если тирания всё-таки установится, умелый ремесленник легче перенесёт её благодаря своему ремеслу. Дело в том, что часто человек, которым кто-то манипулирует, находит себе утешение тогда, когда сам в свой черёд начинает кем-то или чем-то манипулировать. Отсюда идущие с древних времён обряды козла отпущения, когда всё общество обрушивалось с травлей на одного человека, зачастую на довольно слабого, чтобы обвинить его во всех своих бедах. Обряд жертвоприношения богам, хоть и был связан больше с религией, но, тем не менее, наверняка имел и второй смысл, связанный именно с безнаказанным манипулированием телом другого человека. Ремесленник в нашем случае, испытывая на себе гнёт вышестоящих, вместе с тем, всегда находил утешение, причём самое безобидное для всех утешение именно в своём ремесле, то есть, в манипулировании вещами. Итак, мы уже нашли два, известных с глубокой древности, способа человека защититься от тирании: религиозный (объявить себя и своих вождей марионетками богов) и ремесленный (манипулировать вещами, а не людьми). Сложно представить, что есть какой-то третий. Во всяком случае, все сторонники демократии так и представляют себе положение вещей. Они полагают, что ремесло и обучение всех ремеслу является лучшей и самой действенной защитой от тирании. Действительно, этот способ куда более приятный, чем религия, и допускающий даже свободу. Да, технически этот способ сложнее, и в аграрном обществе его осуществить вовсе будет почти невозможно. Чтобы этот способ был эффективен, общество должно быть индустриальным, то есть, большинство населения должно жить в городах, а не в деревнях, и зарабатывать себе на хлеб ремесленным, а не крестьянским трудом. Крестьянский труд, конечно, тоже представляет собой манипулирование вещами, а также домашним скотом и растениями, это тоже своего рода искусство. Но в этом искусстве человек не может упражняться круглый год, поскольку работа зависит от смены сезонов, а орудия, которыми трудятся крестьяне, особенно сложные металлические орудия, всё равно изготавливаются в городе. Вероятно, причиной индустриализации стало именно стремление человека к свободе, и процесс этот был тесным образом связан с революциями в Европе.
И всё-таки, есть ещё третий способ защититься от тирании. Дарение кому-то подарка – это тоже в какой-то мере манипулирование, дарящий требует, чтобы подарок был принят и был как-то использован. Вопрос, кем здесь манипулирует дарящий: вещью, тем, кого одаривает, или позволяет собой манипулировать? В какой-то степени здесь, видимо, присутствует и первое, и второе, и третье. Человек и тот, кому он дарит подарок, как бы манипулируют вещью, дарящий чувствует себя счастливым от дарения (согласно условиям эксперимента), но и вместе с тем покоряется чьей-то воле. И в то же время получивший подарок, то есть, некоторую выгоду, тоже подчиняется чьей-то воле. Тем самым совершенно снимается неприятный эффект от манипулирования и все стороны остаются удовлетворёнными. Хотя манипулирование может возникнуть, когда дарящий начнёт требовать ответный подарок, если же он этого не делает, то он остаётся в рамках некоторой игры, где все стороны довольны, и ни одна не чувствует себя ущемлённой. Тот, кто получает подарок, вроде бы находится в подчинённом положении, но он получает выгоду, а вот тот, кто находится в превосходящем положении, вместе с тем лишает себя некоторой материальной выгоды. В целом все участники такого дарения становятся на службу Судьбе, случайного жребия, который одних сделал богаче, а других беднее. Элемент случайности делает подарок именно подарком. Если человек делает подарок, зная или рассчитывая получить что-то взамен, то это не подарок, а купля-продажа. И только если он рассчитывает, что в зависимости от случайных обстоятельств может получить что-то взамен или не получить, и принимает это условие, то можно говорить именно о подарке.