Эгоизм щедрости. Исследование о бессознательном в экономике
Шрифт:
Такие случайные обстоятельства уже нельзя называть провидением и нельзя за ними поставить бога, управляющего участниками процесса. Здесь Судьба возникает именно как слепой жребий, она сама действует бессознательно, в ней нет никакого замысла. То есть, если представить, что в данном случае людьми кто-то манипулирует, то этот кто-то никак не разумный бог, а, скорее, неразумное животное, причём примитивное, травоядное с простейшей психикой. Во-первых, такой манипулятор не будет просто понимать тех, кем манипулирует, поскольку они являются разумными и на порядок сложнее психически. Во-вторых, такой манипулятор и сам, поскольку не являются разумным, не будет получать никакого удовольствия от манипулирования и, по сути, будет вмешиваться в жизнь своих подчинённых только для того, чтобы помешать им сильно навредить друг другу и самим себе. Такая Судьба, связанная со случайным жребием, никак не может представлять собой предопределение. Предопределение возможно, только если оно исходит от разума, то есть, в конечном счёте от божества, обладающего разумом. Если же свою волю диктует существо неразумное, то оно никогда не будет прописывать каждый ход, оно не будет манипулировать, оно будет только ограждать от чрезмерных страданий, делая смерть минимально мучительной или даруя счастье. Ведь даже неразумное существо не лишено сочувствия и не может оставаться безразличным к чужой боли. Получается, что во время дарения и вовсе нет никакого манипулирования, есть лишь его имитация, люди делают вид, что покоряются какому-то бессознательному высшему существу, которое физически не может ими манипулировать. И это даёт некоторое ощущение освобождения. Покоряясь такой воле, которая есть случайный жребий, человек вместе с тем не покоряется той воле,
Итак, легко догадаться, что именно из стремления человеком манипулировать вещами возникла частная собственность. Но вместе с тем часть этой собственности могла возникнуть исключительно как нечто, что предназначено для дарения. Ведь если щедрость охватывает человека бессознательно, то он должен иметь при себе немного имущества сверх того, чем ему необходимо для жизни, чтобы в момент прилива бессознательной щедрости не разорить себя и не остаться с ничем. И, разумеется, эта третья часть тоже должна закладываться в стоимость вещей и влиять на ту цену, по которой собственность продаётся или покупается. То есть, в простейших сделках купли-продажи был уже заложен элемент дарения, то есть, случайного жребия, что несколько повышало цену на товар по отношению к той цене, которую он имел бы, если бы предназначался только для обмена на другой товар.
Рассмотрим, из чего, собственно, складывается стоимость товара. Здесь мы можем себя избавить от необходимости проводить долгие исследования и приводить огромный массив сложной информации, поскольку всё это было сделано и так уже в многочисленный книгах, среди которых столпом стоит книга Адама Смита. Итак, Смит разделяет стоимость товара на три составляющих: 1) труд рабочих, произведших этот товар, 2) прибыль предпринимателя, отвечающего за доставку товара из места производства до места продажи, 3) земельная рента, которую предприниматель платит за аренду помещений и земли её владельцу, покупая себе право пользоваться этой землёй. Теория Смита называется трудовой теорией стоимости, поскольку значительная часть стоимости товара складывается именно из труда рабочих и предпринимателей, и товар стоит почти столько, сколько стоит труд, затраченный на его создание. Вместе с тем, земельная рента никак не объясняется трудом, да и земля не может быть произведена трудом человека, она просто есть, как данность. Эта третья часть стоимости товара у Смита никак не объясняется, она никак не следует из труда и не понятно, откуда вообще следует. Между тем, предприниматель должен платить владельцу земли деньги за право делать на этой земле своё дело. Получатели ренты не обязаны делать ничего, они не вкладывают ни капли своего труда в свою землю, но получают долю от чужих трудов.
Многие экономисты обратили внимание на это тёмное пятно в экономическом учении А. Смита, например, Карл Маркс. Он пришёл к выводу, что эта третья составляющая стоимости товара представляет собой элементарно узаконенный грабёж. Так Маркс пытался логически завершить трудовую теорию стоимости, то есть, показать, что стоимость всех вещей, включая стоимость земли, формируется из труда, и стоимость земли зависит от ренты, а вовсе не рента от стоимости земли. Таким образом действительно получалось, что товар стоит ровно столько, сколько стоит труд, потраченный на создание этого товара. Но часть этого труда прямым насилием или обманом похищалась у производителей. Эту часть Маркс назвал прибавочной стоимостью. Предприниматель, выплачивая ренту, терял часть своих доходов и эту часть компенсировал за счёт понижения заработной платы рабочим. И всё это в конечном итоге повышало стоимость товара. Маркс доказывает, и на наш взгляд, вполне убедительно, что рента вовсе не сводится к земельной ренте. В развитом капиталистическом обществе получателями ренты становятся не графы и герцоги, имеющие наследственные земельные владения, а сами предприниматели, точнее, наиболее крупные предприниматели. Добравшись до определённого порога имущества, предприниматель свои доходы начинает получать не за счёт чистой прибыли, а за счёт уже некоторой ренты, которую он накладывает на других, более мелких предпринимателей. Например, владея сырьевыми ресурсами, такой предприниматель уже перестаёт заниматься доставкой этих ресурсов до места продажи. Теперь покупатели сами приезжают к нему и сами занимаются доставкой купленного товара до нужного им места. Владелец же, ничего не делая, получает ренту за проданный товар. Вполне можно допустить, что во времена Маркса капиталистические отношения именно так и выстраивались, и рента действительно стала представлять собой узаконенный грабёж. Но вот относительно более ранних форм ренты далеко не во всём можно согласиться с Марксом и с трудовой теорией стоимости.
Чуть позже мы коснёмся других теорий стоимости, которые не считали, что стоимость формируется из труда. Эти теории, как правило, вовсе игнорировали вопрос происхождения ренты, как будто бы она сформировалась естественным путём. И хоть они являются сторонниками рыночной экономики, всё-таки, концепцию невидимой руки рынка впервые предложил А. Смит, и именно его перу принадлежит самая ранняя и убедительная апология рыночной экономики. Поэтому будем опираться преимущественно на трудовую теорию стоимости, пытаясь, вместе с тем, выйти за её границы. И именно понятие ренты представляет такой выход. Завершённая трудовая теория стоимости возможна только в том случае, если мы примем обобщение Маркса о том, что вообще во все времена, с глубокой древности и до наших дней рента представляла собой форму узаконенного грабежа. Но в силу всего вышесказанного, этого мы принять не можем, и мы должны допустить ещё один вид ренты, который возник для того, чтобы была возможна бессознательная щедрость. Эту ренту могла составлять та часть имущества, которая с самого начала предназначена для дарения. Простейший пример – налоги государства. Налоги можно тоже рассматривать, как ренту. Правительство владеет всей землёй, на которой находится его государство, и на основании этого облагает налогом всех, кто имеют имущество на этой земле. Но эти налоги могут тратиться на выплату пособий бедным, на создание рабочих мест, на выплату пенсий. Иными словами, цель здесь будет не присвоение, не узаконенный грабёж, а, напротив, дарение. И это дарение будет заложено в цену товара.
Адам Смит предпринимает какую-то попытку объяснить происхождение земельной ренты из труда, но здесь он попадает в противоречие. Ведь как он верно отметил, у товара есть две стоимости: потребительская и меновая стоимость. Эти две стоимости отличаются. Например, предприниматель старается продать товар по цене выше его потребительской стоимости, чтобы извлечь ещё некоторую прибыль для себя. Меновая стоимость здесь будет выше потребительской. У земли, сдаваемой в аренду, получается, есть только меновая стоимость, то есть, стоимость, по которой она продаётся, и которая зависит от аренды, которая платится за землю. Потребительской стоимости у земли нет, а если и есть, то вычислить её, исходя из труда, не представляется возможным. Земля не создаётся человеком, это товар, в чистом виде не зависящий от человеческих рук, и потребительская стоимость этого товара тоже не зависит от усилий человека. Но Смит продолжает настаивать, что стоимость товара связана со стоимостью труда, только теперь уже не труда, потраченного не его создание, а труда, который потрачен на его покупку. То есть, это меновая стоимость земли на рынке, это то, что за неё готовы платить, а не стоимость тех усилий, что были потрачены на её производство. Тут как бы вмешивается здравый смысл, интуитивно мы понимаем, что у земли нет потребительской стоимости и потому вынуждены оценивать её стоимость тем способом, каким её возможно оценить. Но ведь меновая стоимость связана с потребительской стоимостью товара. Меновая стоимость может быть больше, чем потребительская стоимость, и тогда речь идёт об убытке, или она больше, чем потребительская стоимость, и тогда можно говорить о прибыли. Относительно земли, получается, нет никакой возможности говорить о убытке или прибыли, меновая стоимость никак не зависит от потребительской стоимости и определяется как бы по произволу владельцев земли. Владелец земли может назначить любую цену за свою землю, и, если по этой цене землю у него кто-то купит, значит, это и есть реальная стоимость данной земли. Для всех остальных товаров базовой стоимостью является потребительская, а дополнительно к ней уже
Из этого возникла другая теория стоимости, которую разрабатывали представители школы маржинализма. Они, взяв за основу ренту Адама Смита, сделали предположение, что вообще для всех товаров базовой стоимостью является меновая. Тем самым они решили противоречие Смита, но способом, полным противоположным способу Маркса. Если Маркс пытался свети ренту к потребительской стоимости и объяснить происхождение стоимости всех товаров из труда, то маржиналисты, наоборот, пытаются стоимость всех товаров уподобить стоимости земли и тем самым доказать, что стоимость вообще всех товаров никак не связана со стоимостью труда, потраченного на их создание. Если товар покупается по такой-то цене, стало быть, именно столько он и стоит. Ведь покупатель соглашается на покупку по такой цене, он заключает сделку, и он свободен выбрать другого продавца, который предложит ему цену ниже. Поскольку договор купли-продажи является добровольным, то и стоимость товара полагается легитимной. Но маржинализм сталкивается с другой проблемой, а именно, он никак не может объяснить стоимость самих денег. Почему именно такое количество монет или банкнот отдаётся за этот товар, а не какое-то иное? Ведь тот, кто обладает преимуществом на рынке, может задавать любую стоимость своих товаров, из-за чего стоимость валюты будет понижаться. Это будет влиять на стоимость всех товаров на рынке, ведь никто не будет покупать товар себе в убыток, и стоимость ренты, безусловно, будет включена в стоимость всех товаров. Либо предприниматели должны будут понижать свою прибыль, либо заработную плату рабочих. Получается, стоимость валюты устанавливается также по произволу, а вовсе не по добровольному договору.
У Смита стоимость денег напрямую связана со стоимостью труда. Если цена товара выросла, это значит, что стоимость денег понизилась, деньги совершенно не имеют своей потребительской стоимости, их стоимость исключительно меновая. Но ведь мы теперь видим, что в стоимости товара есть одна составляющая, стоимость которой определяется совершенно по произволу продавцов. То есть, владелец земли может повышать стоимость земли по собственному произволу, и это автоматически будет снижать стоимость денег. Отсюда выходит, что стоимость денег тоже в данном случае зависит не от труда, а от произвола. Из-за этого уже во времена Смита пользовалась успехом теория стоимости, которая, наоборот, полагала, что стоимость денег может устанавливаться произволом, но лучше, когда она устанавливается государством с учётом интересов жителей страны, как кредит на будущую прибыль, условно, как кредит на аренду земли. Стоимость денег в таком случае будет определяться по тому проценту, который банки дают на капитал, и который включается как надбавка по оплате кредита. Стоимость земли в свой черёд будет определяться по стоимости денег. Смит возражал против таких теорий, но значительно после него они приобрели второе рождение трудами экономиста Джона Кейнса. Кейнс обратил внимание на тот механизм, при помощи которого в старые времена во всех странах ограничивали произвол землевладельцев, не позволяя им устанавливать любой размер ренты, какой им вздумается. Таким механизмом было понижение ставки по кредитам, различная валютная политика государства, которая влияла на само количество денег, которые находятся в обороте. Ведь землевладелец в конечном итоге не мог потребовать плату за аренду больше, чем ему могут заплатить, а предприниматель часто может заплатить столько, сколько ему дают кредита с учётом, что проценты он покроет с прибыли. То есть, предприниматель, рассчитывая, например, в следующему году выручить столько-то дохода, часть которого будет потрачено на выплату ренты, может позволить себе взять эту сумму в кредит и вернуть её в следующем году. Землевладельцы вынуждены ориентироваться на те условия, что предлагают их арендаторам банки и уже не могут назначить любую стоимость на товар, какую им вздумается.
Отсюда Кейнс предполагает, что вообще стоимость ренты всегда регулировалась за счёт кредитной политики и целенаправленных изменений стоимости валюты. Стало быть, стоимость всех товаров зависела в конечном итоге от стоимости денег и процента на кредит. Таким образом, из утверждений Кейнса следует, что в стоимость товара уже заложено некоторое дарение. Это может быть либо тот кредит, что государство даёт населению, когда создаёт новые рабочие места в сфере обслуживания. Сотрудники этой сферы ничего не производят, но они покупают на эти деньги продукты производства и тем самым стимулируют производителей производить больше и лучше. Вместе с тем, если предприниматели будут понижать своим рабочим зарплату, чтобы выплатить ренту, эти рабочие могут уйти работать в сферу обслуживания. Это не будет позволять арендодателям повышать ренту до заоблачных высот. Полная занятость населения или стремление к полной занятости, по Кейнсу, как раз защищают общество от такого непомерного роста ренты. Либо, как утверждает другой экономист – Томас Мальтус, дарение в стоимость товара закладывают уже сами землевладельцы. Они содержат большой штат прислуги, которой щедро платят со своей ренты. Нетрудовой доход позволяет расточительство, это вполне соответствует условиям эксперимента по эгоизму щедрости. В таком случае рента может быть довольно высокой, но эти деньги всё равно будут возвращаться обратно в экономику за счёт служащих, которые будут покупать себе товары. Модели Мальтуса экономисты уделяют недостаточно внимания, и мы вернёмся к ней позже. А вот модель Кейнса хоть и закладывает дарение в стоимость товара, но закладывается она туда не бессознательно, а вполне осознанно. Сознательная щедрость – это либо альтруизм, либо мнимая щедрость, то есть, инвестиция. Альтруизм для экономики имеет мало значения, поскольку то, что делается для себя, а не для других – это и есть, собственно, экономика. Стало быть, Кейнс говорит о мнимой щедрости, которая представляет собой кредит, конечной целью которого является всё-таки прибыль. То есть, щедростью такой кредит становится лишь когда он не оплачивается, то есть, когда риск не оправдывается, в целом же предполагается, что риски должны в конечную единицу времени полностью компенсировать себя и выйти ещё в прибыль. С другой стороны, такая теория стоимости никак не объясняет происхождения земельной ренты и стоимости земли в условиях, где нет товарно-денежных отношений. Например, в древних государствах рента нередко выплачивалась зерном и прочим натуральным продуктом, стало быть, земля имела какую-то стоимость ещё до того, как она была оценена в деньгах. Да и странно было бы предположить, что без денег земля, способная родить хлеб, недра, быть пастбищем для скота, не имела бы никакой стоимости.
Так или иначе мы должны предположить, что стоимость земельной ренты в значительной степени определяется произволом, но это не значит, что её стоимость полностью базируется на доходе от насильственного присвоения. Какая-то рента действительно преследует лишь цель наживы на имуществе, захваченном силой или обманом. Но вместе с тем исследования первобытных племён показывают нам возможность ещё одной ренты, целью которой является не присвоение, а дарение, и присвоение происходит ради цели дарения. Бронислав Малиновский воочию наблюдал ритуал обмена подарками между племенами на Тробрианских островах. Тоже самое наблюдал Марсель Мосс у племён индейцев в Америке. Значительная часть имущества присваивается вождями лишь для того, чтобы быть преподнесённой в дар другим вождям. Члены племени при этом тратят значительную часть своего времени на изготовление таких подарков, то есть, они своим трудом словно платят ренту. Из-за этого должна повышаться стоимость тех товаров, что они производят для продажи, поскольку за право что-то делать для продажи они должны платить ренту, стоимость товаров уже включает в себя эту ренту. Но таким образом, можно сказать, они защищают себя от внезапного разорения, поскольку теперь они полностью контролируют свою бессознательную щедрость. Если бы не было этой наценки на стоимость товаров, то, возможно, они вовсе не были бы произведены из-за постоянных внезапных саморазорений производящих индивидов. Фрейд внутреннее влечение к смерти и разорению себя объяснял, как защитную реакцию от внезапного испуга. Страх является защитой от испуга, он внутреннее подготавливает к тому, что может напугать. Этим Фрейд даже объяснял тревожные сны, где человек снова возвращался к ситуации испуга, то есть, к внезапному хлопку или взрыву, угрожающему его жизни или здоровью. Основатель психоанализа считал, что так испуг перестаёт быть внезапным, человек внутреннее уже готов к нему и не пугается, когда рядом происходит какой-то хлопок. Только такой механизм самозащиты Фрейд полагал бессознательным. В нашем случае для защиты от внезапных побуждений к расточительству человек использует сознательные практики, то есть ритуалы дарения. Таким способом он страхует себя от внезапного и непомерного разорения, и разоряет себя продуманно и умеренно, что позволяет избежать могущего последовать за внезапным и непомерным разорением раскаяния в щедрости и посттравматического стресса.