Эхо чужих грехов
Шрифт:
– А что с лошадью дальше было?
– Понеслась по дороге, но ускакала недалеко – рухнула. Когда тамошние мужики на мои крики сбежались, они пошли на Флору глянуть. Вернулись и сказали, что бедняжка уже сдохла.
– А много ли времени прошло, пока мужики пришли?
– Да кто ж его знает, – вздохнул Силантий, – мне так показалось, что долго, думал, уж и не доживу.
Щеглов стал расспрашивать кучера о том, не болели ли в конюшне другие лошади и чем их в Бельцах кормят. По ответам пострадавшего выходило, что случай с Флорой оказался одним-единственным, все лошади в имении были здоровы, а подробный рассказ о кормах не вызвал у Щеглова никаких подозрений. Своих лошадей Пётр Петрович кормил так же.
«Съездить на место, посмотреть что к чему? – прикинул он. – Но до темноты ведь не обернусь». Однако ж и дело нельзя было завалить. Щеглов разыскал дворецкого и попросил выделить проводника, чтобы добраться до места трагедии.
– Не извольте беспокоиться, я вам сейчас мальчишку пришлю, – пообещал дворецкий и объяснил: – Как раз Васька из дальней деревни на усадьбу пришёл. Ему в ту же сторону, что и вам, нужно. Только пока доедете, пока дело сделаете, ночь ляжет. Можете у отца Васькиного заночевать, в той семье изба большая и чистая.
Щеглов забрал парнишку и отправился искать монастырь, до которого так и не доехала несчастная графиня Ольга. Путь оказался неблизким, и когда Васька указал поручику на место случившегося несчастья, уже совсем стемнело. Щеглов вышел из экипажа и осмотрелся. Морозец сковал землю, а начавшийся снегопад накрыл её пушистым белоснежным платом. Когда случилась трагедия, земля, как видно, была влажной, и перевернутая коляска оставила глубокие следы, а снег, высветлив их, сделал ещё заметнее.
«Вот здесь на дороге упал Силантий, – отметил Щеглов, а вон туда на обочину отлетела графиня».
Он прошёлся по следам волочения повозки. Взбесившаяся Флора смогла протащить её совсем недолго. В месте, где лошадь упала, всё оказалось затоптанным.
«Мужики постарались», – понял Щеглов, а проступившие сквозь ещё нетолстый пласт снега кровавые пятна подтвердили его догадку.
– Когда шкуру с лошади сняли? – спросил поручик.
Крутившийся рядом Васька отрапортовал:
– Да как Силантия в монастырь отвезли, так сразу сюда и вернулись. Чего добру пропадать? Шкуру сняли, а остальное вон там за кустами в яму покидали и сожгли. Есть-то нельзя. У кобылы вся морда в пене была, мой батя сразу сказал, что это – хвороба, уговаривал и шкуру не брать, так дядька Иван не послушал.
– Понятно… – произнёс Щеглов, хотя на самом деле пока ещё ничего толком не понимал. Что это за беда такая приключилась с лошадью?
Поручик вернулся к тому месту, где перевернулась коляска. Спросил парнишку:
– Здесь Силантий лежал?
– Аккурат тут, – важно подтвердил Васька и ринулся к обочине. – А барышня вот на этом месте!
Щеглов осмотрел глубокую вмятину на месте падения графини Ольги. Похоже, девица упала на бок. По отпечатку тела Щеглов определил место головы и принялся разгребать снег. Его пальцы сразу же наткнулись на камень – огромный валун, почти невидимый за тонким слоем земли. Девушка была обречена.
Щеглов уже поднялся, когда ему показалось, что белое пятно на чёрном фоне наполовину отрытого камня имеет уж слишком правильную форму. Поручик разбросал снег и вдруг осознал, что видит размокший, но всё ещё запечатанный конверт. Понятно, кто его здесь потерял!
– Ух, ты, – присвистнул Васька. – Видать, у барышни из кармана вылетело…
Щеглов забрал письмо и прошёл к своему экипажу, где уже горели оба фонаря. Легко отделив печать, развернул листы. Это было письмо графа Бельского к матери-игуменье. Павел Петрович сообщал о скором браке своей дочери с избранником императора и просил монахиню о помощи.
«Да уж, – призадумался Щеглов, – если бы не гибель, графиня Ольга могла бы очень выиграть. Её отец сам пишет, что желает закрепить передачу титула по женской линии. Младшая сестра явно уступала столь удачливой старшей».
Поручик вспомнил огромные, полные муки глаза на истаявшем личике и устыдился. Ангелы не гоняются ни за деньгами, ни за титулами, им нужна только любовь. Такая девушка не станет участвовать в тёмных делах. А вдруг бедняжкой манипулируют или вообще действуют без её ведома с прицелом на будущее? Но тогда скоро должен объявиться жених. Мужчина может подобраться к богатствам Бельских, лишь женившись на их наследнице.
– Подождём… – пробубнил Щеглов. Ничего другого ему не оставалось.
Ветер, и до этого терзавший вершины деревьев, прибавил прыти, снегопад усилился, на глазах превращаясь в метель. Оставаться в такую погоду на улице было слишком рискованно.
– Ну что, Васька, возьмёт твой отец на постой? – осведомился Щеглов.
– А как же, барин, ясное дело, возьмёт, – пообещал парнишка.
Васька взобрался на козлы, губернаторский порученец скрылся внутри кареты, и экипаж покатил к деревне. Случилось это на удивление вовремя: четверть часа спустя на месте недавней трагедии вовсю бушевала метель.
Глава четвертая
Метель
Метель, чёрт бы её побрал! Снег валил, заметал дорогу, тучные чёрные поля и прозрачные перелески, засыпал спины еле бредущих коней и верх затерявшегося во мгле одинокого экипажа. То, что они сбились с пути, светлейший князь Алексей Черкасский понял ещё с час назад. После центра губернии широкая столбовая дорога начала сужаться, а снегопад, зарядивший сразу после полудня, сделал её чуть заметной. Короткий хмурый день быстро превратился в ночь, а экипаж так и не добрался до Ратманова.
– Всё, барин, стали! Дальше не пойдут. Надо распрягать! – крикнул с козел личный слуга князя, Сашка. В этой поездке он подвизался и за кучера.
– Ну что, деваться некуда, – отозвался Алексей. Он спрыгнул в снег и сразу увяз. – Бросим экипаж. Может, тогда хоть лошадей выведем.
Сашка кивнул в знак согласия и принялся расстегивать упряжь левой пристяжной. Алексей попробовал обогнуть тройку и наконец понял, что заехали они в чистое поле: ноги под снегом проваливались в раскисшую грязь. Оставляя на безупречно-белом снежном покрове безобразные чёрные следы, Алексей побрёл к правой пристяжной, распряг её, а потом и коренного – огромного светло-серого орловского рысака. Уставшие лошади стояли не шевелясь, и Черкасский усомнился, сможет ли Сашка их выходить.