Эхо в Крови (Эхо прошлого) - 3
Шрифт:
И... я вытянула вторую ножку.
Я откинулась, широко открыв глаза и тяжело дыша, хотя это не было большой физической нагрузкой.
Маленькие лягушачьи ноги дернулись раз, потом вяло опустились, и вдруг, со следующим толчком, показались все целиком.
"Еще разок, моя милая,"- шептала я, положив руку на напрягшееся бедро Лиззи. "Сделай нам это еще разок, точно так же."
Рычание - как будто из глубины земли, когда Лиззи достигла той точки, где женщину больше не заботит, живет ли она, умирает, или просто распадается
Я не могла оторвать от этого зрелища глаз, думая - Слава Богу, Слава Богу, - когда меня заставила очнуться тетя Moникa, пристально всматривавшаяся через мое плечо.
"Ist дас... шары?"- сказала она озадаченно, указывая на половые органы ребенка.
У меня еще не было времени посмотреть, я была слишком занята пуповиной, но я взглянула вниз и улыбнулась.
"Нет. Ist eine Mаdchen,"- сказала я. Это место у ребенка было еще отечным; и оно очень напоминало оборудование маленького мальчика; клитор, выступающий из опухших половых губ, но только не... шары.
"Кто? Кто это? "- спрашивал один из Бердсли, наклоняясь вперед, чтобы посмотреть.
"Вы имеете маленький... haff a leedle девочка,"- вся сияя, сообщила ему тетя Моника.
"Девочка?"- выдохнул другой Бердсли. "Лиззи, у нас теперь есть дочка!"
"Вы когда-нибудь, к черту, заткнетесь?!?" - прорычала Лиззи.
"НННННННГГГГГ!"
В этот момент Родни проснулся и сел, выпрямившись на кроватке, широко раскрыв рот и глаза.
Тетя Моника была тут как тут, и сразу выхватила его из постели, прежде чем он начал плакать.
Сестренка Родни тем временем неохотно проталкивалась в этот мир, легонько дергаясь при каждом сокращения матки.
А я про себя считала - один бегемот, два бегемота...
От появления пупка - и до успешно открытого ротика и ее первого вдоха мы могли себе позволить не более четырех минут, прежде чем от нехватки кислорода начнут происходить необратимые повреждения головного мозга...
Но я еще не могла вытянуть ее наружу, не рискуя повредить шею или головку.
"Поднажми еще, дорогая,"- сказала я, опершись руками на оба колена Лиззи, теперь голос мой был совершенно спокоен. "Тужься, давай."
***
ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ГИППОПОТАМА, тридцать пять ...
Все, что что мне сейчас было нужно - достать до ее подбородка, чтобы вывести его к тазовой кости.
Когда сокращение матки ослабло, я торопливо скользнула пальцами вверх, к лицу ребенка, и сомкнула два пальца над верхней челюстью.
Я чувствовала, что следующая схватка уже на подходе, и стиснув зубы, с силой надавила рукой между костями таза и детским черепом, и уже не отступала, боясь потерять опору.
Шестьдесят два бегемота ...
Теперь релаксация... я спустилась вниз, медленно, медленно, потянула головку ребенка вперед, высвобождая подбородок над краями таза...
Восемьдесят девять бегемотов, девяносто ...
Ребенок свешивался из тела Лиззи, кроваво-синий и блестящий в свете очага, качаясь в тени ее бедер, как язык колокола - или как тело на виселице, - но я оттолкнула эту мысль прочь...
"Должны мы его уже принять...?"- шептала мне тетя Моника, прижимая Родни к груди.
Сто.
"Нет,"- сказала я. "Не трогайте его... ее. Пока нет."
Сила тяжести постепенно и медленно помогала рождению. Если ее потянуть, можно травмировать шею, а если и головка будет задерживаться ...
Сто десять гиппопотамов - больно много тут стало бегемотов, рассеянно подумала я, предусмотрительно загоняя их марширующее стадо в какое-то кстати подвернувшееся дупло, - а там пусть себе валяются в грязиии, Глoooooория...
"Теперь,"- сказала я, приготовившись сразу вымыть ротик и нос, как только они выйдут наружу - но Лиззи подсказки не ждала, и вместе с громким вздохом и звуком - "Чпок!"- головка прорезалась целиком, и младенец упал мне в руки, как спелый плод.
Я НАЛИЛА В ТАЗ ДЛЯ КУПАНИЯ еще воды из кипевшего над огнем котла, и добавила из ведра немного холодной. Ее тепло больно ужалило мне руки; кожа между пальцами за долгую зиму потрескалась от постоянного использования разбавленного спирта, для стерилизации.
Только что я кончила зашивать Лиззи - и теперь обмывала и отчищала ее, и кровь с моих рук стекала в воду и кружилась в ней темными завитками.
Сама Лиззи лежала позади меня в постели, плотно укутанная одеялом и облаченная в рубашку одного из близнецов, пока ее собственная не высохла.
Она уже эйфорически хохотала, счастливая тем, что ребенок родился и выжил, а близнецы, сидевшие по обе стороны от нее, суетились вокруг, бессмысленно лопоча что-то от восхищения и облегчения; один заправлял ей распущенные, влажные светлые волосы, другой нежно целовал в шейку.
"Тебя не лихорадит, любовь моя?"- спросил один с оттенком беспокойства в голосе.
Это заставило меня живо обернуться и внимательно на нее посмотреть; Лиззи страдала от малярии, и хотя приступов не было уже довольно давно, стресс от родов мог...
"Нет,"- сказала она и поцеловала обоих, Джо или Keззи, в лоб. "Я просто раскраснелась - оттого, что счастлива".
Keззи - или Джо,- обожающе просиял, в то время как его брат взялся целовать ей шейку с другой стороны.
Тетя Моника слегка покашляла. Она уже вытерла малышку влажной тканью и клочьями шерсти, которую я принесла с собой - мягкой, и жирной от ланолина, - и теперь спеленывала ее одеяльцем.
Родни, давно соскучившийся от вынужденного безделья, уснул прямо на полу рядом с дровяной корзиной, засунув палец себе в рот.