Эхо войны.
Шрифт:
Обернулся:
— Фарра… Он…
— Сочувствую.
Я положила ладонь на мягкие золотые локоны, другой рукой снимая «мать» с предохранителя. Маэст за моей спиной повторил маневр.
Что бы это ни было, оно не любило двуногих.
Час спустя я уже не была уверена ни в чем. Этот коридор и прилегающие к нему были осмотрены не раз и не два. И — были пусты.
Ничего. Совершен–но ни–че–го.
А скальник был мертв. Окончательно и бесповоротно.
Тайл вскрывал переходной люк, пока без особых результатов, но это в любом случае было
Коэни сидел чуть в стороне, сжавшись почти в такой же комок, как до него мертвый скальник. Полчаса назад я спросила, отчего он умер — ран не было, были лишь сведенные дикой судорогой мышцы, свернувшие его в узел.
— Не знаю… фарра.
В другое время этот тихий, безжизненный голос и сухие покрасневшие глаза открыли бы долгий разговор. Но времена не те. Когда на кону стоит жизнь, начинаешь с удивительной небрежностью относиться к душевному равновесию и психическому здоровью.
Про себя я вот уже час сожалела об отсутствии Ремо, как ни о чем другом. Патологоанатом — единственное, в чем мы сейчас нуждались почти так же, как в лишних солдатах.
Если никого за ночь не скрутит в узел, имеет смысл захватить тело зверя с собой, не рискуя притащить с собой еще один предполагаемый вирус.
Я сидела возле мага, положив «мать» на колени и не снимая руки с приклада, и прикрывала свой конец коридора. Мощный свет фонарей рассеивал темноту, мне лишь оставалось смотреть и слушать.
Через два часа замершая на тысячелетия автоматика поддалась — Тайл отжал шлюз внутрь. За ним был короткий коридор–кишка переходника, второй шлюз, поддавшийся спустя еще один час.
— Так не должно быть, Орие, — говорил Тайл. — Это все аварийные шлюзы, они должны открываться за минуты даже при неработающей электронике. Так не должно быть.
— Тебе виднее, — я зашла внутрь первой, и, педантично проверив все углы с «матерью» наперевес, уже тогда внезапно подумала о том, что заставило нас из тридцати шлюзов в этом коридоре выбрать тот единственный, у которого сдох наш проводник.
Позже, уже утром, неоднократно возвращаясь в мыслях к этому вопросу, я не могла понять, что за странное затмение толкнуло нас — меня и Тайла — под руку. Впрочем, рассуждать на тот момент было уже поздно — наше время выходило стремительно, еще стремительнее выходило время у тех, кто остался ждать нас на разбитом корабле.
Допустим, мы поверили в судьбу.
Допустим.
В час пополудни я почти поверила в это сама: ближе всего состояние модуля охарактеризовывало словосочетание «почти исправен». Были какие–то структурные повреждения то ли в области двигателей, то ли в системе управления тяги — Тайл сообщил об этом более неразборчиво и раздраженно, чем шипящая себе под нос змея. В любом случае это были, к сожалению, лишь его проблемы — при всем желании никто из нас не смог бы ему помочь.
Лагерь перенесли: оставаться наверху не было смысла. Мы с Лаппо сделали вылазку наружу за оставшимися припасами и вещами. Складывая палатку, я наткнулась на следы скальника.
Странно, но это напомнило мне о совершенно других вещах.
Вернувшись на борт, я попыталась открыть хотя бы один шлюз спасательного модуля. Было абсолютно
Он открылся.
Не за минуту, как предрекал Тайл, нет, минут за пять несложных манипуляций, на который способен даже обычный пилот. Внутренний шлюз открылся и того быстрее. Но Тайл, прибежавший на мой ор, подтвердил начавшее зарождаться подозрение — модуль был мертв так же окончательно и бесповоротно, как наш скальник. Полный отказ всех двигательных систем.
Я извинилась и отпустила техника. Потом начала методично, не отвечая на удивленные взгляды и вопросы мужчин, открывать все шлюзы подряд — уже в первую очередь запуская тест двигателей. На это ушло несколько часов, но результат того стоил — он был одинаков для всех двадцати девяти спасательных модулей в этом коридоре и — я почти убедила себя в этом — на всем корабле.
Полный отказ всех двигательных систем.
Тайл со слезящимися от недосыпа глазами пытался ликвидировать последствия того, что зацепило двенадцатый модуль лишь краем, и благодарил своих богов, хоть и не всегда печатно, за то, что даже тысячу лет назад спасательные модули делали в расчете на ничего не смыслящих в технике дилетантов.
Лаппо возился около трупа скальника, пытаясь понять хоть что–нибудь в этой нелепой смерти. Долго пытался найти ошейник с маячком, который на Быстром был еще вечером.
Коэни сидел на горе беспорядочно сваленных рюкзаков и вот уже много часов смотрел в пространство. Что–то он там видел, но говорить об этом не хотел. Я не настаивала. Никто не настаивал.
Маэст делал то же, что и всегда — охранял всех прочих.
А вот я… я думала. Слишком много отказавших без причины двигателей. Слишком много всего. Я не видела этой катастрофы, я не знала, что случилось, но удивилась бы меньше всего, если бы оказалось, что у исполинского корабля в одну секунду отказали все двигательные системы.
Колонисту повезло больше, много больше, чем нам — он остался цел, а, учитывая его предназначение, неподвижность не играла вообще никакой роли.
Поселенцы могли просто уйти.
Но…
Я решила обойти каюты второй раз. Час за часом, крыло за крылом. Пожалуй, я могла себе это позволить — впервые время нашего пребывания здесь никак не зависит от меня.
Каюта за каютой… У всех, как у одной — полуоткрытые двери. Аккуратно прибранные, без следа беспорядка — таких было большинство. Были и другие, но даже там не было ни пятен крови, ни тел. И — все то же тяжелое, гнетущее беспокойство, плывущее от двери к двери.
Это было зря потраченное время, зря потраченные силы, которые и без того уходили стремительно. Но я должна была убедиться. В этом — и еще кое в чем. Даже ценой того, что с каждым днем, а то и с каждым часом я становилась все более вялой и равнодушной. И отражение этого равнодушия я видела на другом лице, лице еще совсем молодого парня.
Пройдет еще несколько дней, максимум — неделя, и мы уснем. И, боюсь, что уже навсегда.
На следующее утро я решила, что пора быть безжалостной ко всем. Этот дурацкий поход уже стоил нам покалеченных и мертвых, и чем–чем, а напрасным я ему стать не дам.