ЭХО. Предания, сказания, легенды, сказки
Шрифт:
Преисполнилось горести сердце великого князя Дмитрия Ивановича, и воскликнул он:
— Если враг творит зло, то это так и должно быть, потому что он враг, чужой. Ныне же восстали против меня свои. А я им никаких обид не чинил.
В тот же час князь Дмитрий послал в Боровск за братом своим князем Владимиром Андреевичем, прозванным Храбрым, разослал гонцов ко всем русским князьям, воеводам и боярам и повелел спешно собираться в Москву войску со всей Русской земли.
Вскоре приехал из Боровска Владимир Андреевич, пришли
Великий князь с братом и другими князьями тогда пошел в Троицкий монастырь и получил благословение на брань от игумена монастыря Сергия Радонежского.
Потом князь Дмитрий приступил к игумену с просьбой:
— Преподобный отче Сергий, есть у тебя в монастыре два чернеца, два брянских боярина, два брата, два опытных воина, Пересвет и Ослябя. Отпусти их из обители со мною на битву.
Отпустил Сергий Пересвета и Ослябю. Они снарядились как положено воинам и пошли с князем.
Тут получил великий князь известие о том, что хан Мамай приближается, и поспешил вернуться в Москву.
В Москве собралось войско со всей Русской земли, по всем улицам стук от оружия, гром от доспехов, по всем дворам стоят воины, по всей Москве и вокруг Москвы.
В четверток, двадцать седьмого августа, русское войско выступило из Москвы навстречу Мамаевым полчищам.
Великий князь Дмитрий Иванович поцеловал княгиню свою Евдокию прощальным целованием, сел на коня, и все князья и воеводы сели на коней. Солнце на востоке сияет, им путь указывает.
Войско выходило из Москвы тремя воротами: Фроловскими, Никольскими и Константиновскими. И далее, разделившись натрое, шло тремя дорогами, потому что по одной дороге такому великому войску не пройти. Князь Владимир Андреевич со своей силою двигался Брашевской дорогой, князья белозерские — Коломенской, а сам великий князь пошел той дорогой, что ведет на Котел.
У Коломны полки соединились и двинулись далее вместе.
Между тем Олег Рязанский узнал, что великий князь Дмитрий Иванович поднялся на брань против Мамая, и очень тому удивился.
— Я-то думал, — сказал он, — князь Дмитрий, как и прежние московские князья, не посмеет противустать восточному царю.
А когда узнал, сколько идет с великим князем русского войска, испугался.
— Горе мне, окаянному! — воскликнул он. — Не только отчину свою я потерял, но и душу погубил. И пошел бы я теперь к великому князю московскому, да не примет он меня, потому что знает про мою измену.
Литовский князь Ольгерд в это время уже подошел со своим войском к Одоеву, но, известясь о великих московских полках, встал на одном месте и не решился двинуться далее. Понял Ольгерд свое неразумие.
— Если человеку своего разума не хватает, он ищет чужой мудрости, — сказал он. — Никогда прежде Литва у Рязани ума не занимала, ныне же Олег меня ввел в соблазн, а сам совсем погиб.
Так и не дождался хан Мамай Олега Рязанского и Ольгерда Литовского; не пришли они к нему ни на границе, ни потом.
В пятый день сентября вышли русские полки к Дону и встали станом. Два воина из сторожевого полка добыли «языка» — знатного ордынца. Тот «язык» сказал, что Мамаево войско стоит уже на Кузьмине-броде, что войска у хана Мамая бессчетное множество и что будет он на Дону через три дня.
Великий князь Дмитрий Иванович стал держать совет с братом своим Владимиром Андреевичем и другими князьями: стоять ли здесь и ждать Мамая или переправиться за Дон и там встретить его.
Говорят ему князья:
— Государь великий князь Дмитрий Иванович, за Доном крепче стоять будут полки, ибо отступать некуда. Вспомни, государь: в давние годы Ярослав Днепр перешел и победил Святополка, и Александр Невский победил шведов, перейдя реку Ижору. И тебе, великому князю, так же надо поступить. Победим врага — всем будет честь, погибнем — так все, от князя и боярина до простого ратника, выпьем одну общую чашу.
Великий князь приказал переправляться за Дон и счесть русское войско.
Говорит князю большой московский боярин, князь Федор Семенович Висковатый:
— В твоем, государь, в большом полку семьдесят тысяч.
— В моем полку правой руки, — говорит князь Владимир Андреевич Боровский, — сорок тысяч.
Воевода полка левой руки князь Глеб Брянский говорит:
— У меня в полку войска тридцать тысяч.
Говорят воеводы сторожевого полка Микула Васильевич, да Тимофей Волуевич, да Иван Родионович Квашня-Углицкий:
— У нас, государь, в полку тридцать четыре тысячи.
А воевода передового полка князь Дмитрий Владимирович Холмский сказал:
— У меня в полку двадцать пять тысяч.
И в других полках было еще семьдесят тысяч войска, да из Великого Новгорода посадники Яков Иванов сын Зензин да Тимофей Константинович Микулин привели еще тридцать тысяч.
А с Мамаем пришло восемьсот тысяч.
С каждым часом приближались татары. Седьмого сентября подскакали их передовые отряды к самому русскому стану, а русские сторожа донесли:
— Хан Мамай у Гусиного брода, к утру будет он на Непрядве.
Великий князь повелел готовиться к битве, распорядился, где какому полку стоять, а полк брата своего Владимира Андреевича послал вверх по Дону укрыться в дубраве в засаде и поставил воеводой в нем старого, опытного воина Дмитрия Боброка-Волынского.
Потом великий князь Дмитрий Иванович помолился богу, а помолившись, обратился к войску:
— Сотоварищи, братья мои милые, от мала до велика. Ночь наступает, близится грозный день. Мужайтесь и крепитесь, стойте на местах своих, ибо утром разбираться некогда — гости близко, уже на Непрядве-реке. Заутро пить нам общую чашу и каждому свою.