ЭХО. Предания, сказания, легенды, сказки
Шрифт:
Стояли русские полки, как неоглядное море, вороненые доспехи колышутся, как морские волны, шлемы на головах сияют золотом, как утренняя заря, султаны-яловцы на шлемах горят, как огненное пламя.
Все воины готовы умереть друг за друга и за Русскую землю.
Не было во веки веков еще такого войска и не слыхано было про такую отвагу. А ныне вот оно, такое войско, стоит на поле Куликовом.
Ответили воины князю Дмитрию:
Мы с тобою готовы умереть, сложить головы за твою обиду, за землю Русскую.
Наступила
Но не спит великий князь Дмитрий Иванович, не спит воевода Дмитрий Боброк-Волынский.
О полночь сели они на коней, выехали в поле и встали между русским и татарским станами.
Во вражьем войске, слышат они, крик и шум, стук и скрип колесный, будто собирается базар. Позади вражьего стана воют волки страшным воем. Справа — воронье грает и орлы клекчут. На реке же Непрядве гуси и лебеди бьют крыльями, как перед грозной непогодой.
Боброк сошел с коня, припал к земле правым ухом, долго-долго слушал, а встал — и поник головой.
— Ну, говори, какое тебе явилось знамение, — сказал князь воеводе.
Но Боброк молчал и, только после того как князь во второй раз приказал ему отвечать, со вздохом проговорил:
— Поведала мне мать сыра земля, что ждет нас и радость и скорбь. Слышал я плач великий. Плачет земля двумя голосами: с одной стороны слышно будто старуха рыдает по детям и причитает не по-нашему, с другой стороны — плачет юная девица, а голос ее, как свирель. Это предвестье ведомо мне, и сулит оно погибель язычникам, но и христиан падет великое множество.
Князь Дмитрий опечалился тем, что многие русские воины встретят завтра свой смертный час.
Утром, на восходе солнца, поднялся густой туман и скрыл от русских татарское войско.
В первый час дня, на восходе солнца, развернули свои стяги все русские полки. Затрубили боевые трубы, и, услыша их, взыграли боевые кони. Не торопясь и не мешкая, спокойно и бодро идут русские полки, каждый под своим знаменем, на битву, словно идут на пир мед пить.
Во второй час послышались татарские трубы. Все ближе и ближе трубы трубят, а самих полков за туманом не видать.
Сходятся два войска на битву. Никогда не бывало столько людей на Куликовом поле, от великой тяжести поле прогибается, реки из берегов выступают.
Великий князь Дмитрий Иванович в булатных княжеских доспехах объезжал на коне полки и держал речь к воинам:
— Воины русские, братья мои милые, бояре и воеводы, и все князья, малые и большие, встаньте за землю Русскую, за веру православную. Не пожалеем себя, и увенчает нас победный венец. Если же падем, то не смерть обретем, но жизнь и память вечную.
Объехав полки, вернулся князь под свое великокняжеское черное знамя. Здесь сошел он с коня, снял с плеч красный княжеский плащ, отдал коня боярину Михаилу Андреевичу Брянскому, которого любил как брата, надел на него плащ и повелел ему быть под великокняжеским стягом.
Сам же сел на иного коня, надел простую одежду, взял копье, железную палицу и встал в ряды воинов.
Князья и бояре в один голос принялись его отговаривать:
— Не подобает тебе, великому князю, биться самому.
Тебе, государю, подобает стоять в стороне и смотреть, кто как исполняет свою службу и кого чем за его службу наградить.
— Братья мои, сыны земли Русской, хочу сам постоять за свою обиду. Если умру, так с вами; если жив останусь, так с вами же, — ответил князь Дмитрий.
Туман рассеялся, стало все видать из края в край поля.
Тронулся с места и пошел передовой русский полк князя Дмитрия Владимировича Холмского. Двинулся полк левой руки князя Глеба Брянского.
И татарская рать надвигается: идут и справа, и слева. Силы татарской нет числа.
Хан Мамай с четырьмя ордынскими князьями с высокого холма взирал на поле, в нетерпении ожидая, когда прольется кровь.
Вот из татарского войска выехал вперед огромный печенежин, силою и ростом равный древнему Голиафу.
Троицкий монах Пересвет, что был в передовом полку, сказал:
— Сей человек ищет себе противника, я готов сразиться с ним. Отцы и братья, прощайте. Ты же, брат Ослябя, помолись за меня.
С этими словами Пересвет пришпорил коня и поскакал к печенегу. Тот пустился ему навстречу. Сошлись, сшиблись, дрогнула под ними земля, и оба бойца упали с коней на землю мертвые.
— С нами бог! — вскричали воины передового полка, и полк левой руки, и сторожевой полк и пошли вперед.
Тут двинулись в битву большой полк и все другие русские полки, кроме одного-единственного, засадного.
Началась жестокая сечь.
Мечи сверкали, как солнце; от ломающихся копий стоял треск, подобный небесному грому; воины задыхались в тесноте: мало для такого войска оказалось Куликово поле, хотя было оно тридцать верст поперек, а в длину целых сорок. Так много войска сошлось здесь, что второго такого побоища уж не увидишь: в единый только час погибли великие тысячи! Потекли кровавые реки, встали озера кровавые.
На шестой час битвы татары начали одолевать. Их конница топтала русских воинов, как траву. Пал конь под великим князем Дмитрием Ивановичем, и сам он был тяжело ранен. Татарского войска на поле прибывало, ряды русских полков редели.
Князь Владимир Андреевич Храбрый, что стоял в засаде, в нетерпении сказал воеводе Дмитрию Боброку-Волынскому:
— Воевода, что пользы в нашем стоянии? Если будем и дальше медлить, кому на помощь придем, ведь всех наших побьют.
— Еще не подошло время, — ответил Боброк. — Но скоро наступит наш час, и тогда воздадим врагам всемеро.