ЭХО. Предания, сказания, легенды, сказки
Шрифт:
— Ну-ка, теперь попробуй, — приказывает Илюшенька Муромец, — кинь его что есть у тебя силы.
Степан Тимофеевич размахнулся и бросил ковш, да так, что он улетел на небо. Улетел и там загорелся семью яркими звездами, по числу драгоценных камней, какими он был украшен. Засмеялся Илюшенька Муромец:
— Вот это сила так сила!
Тут и пошел Степан Тимофеевич простой народ поднимать против господ и бояр. А ковш Илюшеньки Муромца, что забросил он на небо, сияет вечно своими семью драгоценными камнями-звездами. Ночью всюду — и на море, и на суше — указывает
Дело это было после Булавинского восстания, когда все казачьи станицы царские солдаты подожгли и поразорили.
Остались в станицах старики, старухи да бабы с малолетними детьми погорельцев. Жить им было негде и хлеба тоже не достать. Не лучше, чем в других станицах, были дела и в нашей.
Зима с морозами да вьюгами заходит. Для жилья себе казаки землянки порыли, худо ли, хорошо ли — живут. А вот с хлебом так тут совсем беда подошла. Ни у кого во всей станице самой что ни на есть завалящей корочки не осталось. Если бы не один случай, всем бы зимой пришлось с голодухи подыхать.
А вышел он, этот случай, с девочкой-малолеточкой, от рода семилеточкой. Была она круглой сиротой — ни отца, ни матери у нее не было, и приютиться негде было. Она где ночь, где день отиралась, по чужим людям ходила. В этот день она ходила-ходила, никто ей ничего не подал: у самих станичников нечего было есть. И вот вышла она поздним вечером за станицу, на яр села. Села, кругом себя по сторонам поглядывает… Ни одной живой души не видно. Потом глядит: к ней казак уже не молодой прямехонько идет. Заробела девочка-малолеточка, не ворохнется, а служивый казак к ней подошел, поглядел да так ласково ей и говорит:
— Скажи мне, деточка-малолеточка, что ты не в доме у отца с матерью под окошком сидишь, а вот тут, на яру, время коротаешь?
Загорюнилась девочка-малолеточка, и отвечает она служивому казаку на его ласковые слова:
— А нет у меня ни родного отца с матерью, ни родительского дома с окошечком, и негде мне, кроме как тут, на ветру сидеть. Да это бы с полбеды было, сидела бы я тут да холод-стужу терпела, а когда совсем мерзнуть стала, попросилась бы к добрым людям отогреться. А беда моя — что с самого раннего утра у меня во рту маковой росинки не было.
Просила я у станичников, чтобы они мне хлебца маленький кусочек подали, но у них самих завалящей корочки нет, и придется мне, сироте, теперь с голоду помирать.
Стоит, задумался служивый казак, видать, к сердцу чужую беду-горе и сиротские слезы принимает. Долго стоял он так, а потом как топнет левой ногой, как крикнет громким голосом:
— А ну-ка встань, явись передо мною, как лист перед травою, казанок мой не простой, и не один, а вместе с словом наговорным своим.
Глядит девочка-малолеточка, а к ногам служивого казака катится небольшой казанок, всего в него пригоршни две пшена войдет, не больше. Поднял его казак с земли и дает девочке-малолеточке.
— На, возьми, и пусть у тебя будет до тех пор, пока нужда твоя не убудет. Знай, что этот казанок не простой. Как только ты есть захочешь, бери этот казанок, над огнем повесь и скажи: «Вари, казанок, вари, пузанок, кашку мякеньку, молочну-сладеньку». Как только ты это скажешь, так он и начнет варить, успевай только ешь. А как наешься, сними его с огня, положи кверху донышком и скажи: «Казанок, казанок, слуга верный ты мой, вот тебе отдых и покой». И будет казанок лежать смирно и тихо.
Обрадовалась девочка, не знает, как служивого казака и благодарить. Хотела она ему в ножки поклониться, да он ее, девочку-малолеточку, до этого не допустил.
— А кто из злых да завистливых людей на твой казанок-пузанок позарится, так ты скажи: «Не тронь, а то придется тебе, лиходей, с самим Степаном Тимофеевичем Разиным дело иметь».
Как сказал это служивый, так в темноте и пропал, словно его и не было.
А девочка недолго думая тут же на яру набрала кизяков, разложила костер, поставила на него казанок и говорит, как ей служивый казак приказал:
— Вари, казанок, вари, пузанок, кашку мякеньку, молочну-сладеньку.
И начал казанок варить. На огонек к девочке-малолеточке мало-помалу вся станица прибежала — старики со старухами, бабы с малыми детьми и кое-какие служивые казаки. Все кашу едят да похваливают, да еще поприбавить себе каждый попрашивает.
Девочка-малолеточка была не жадная: всем каши молочной вволю накладывает, ни одного человека, ни старого, ни малого, не обижает — всех потчует да привечает. Так и прокормились наши станичники в ту голодную зиму вокруг казанка-пузанка, что Степан Тимофеевич Разин с боем у персидского хана отобрал и девочке-малолеточке отдал.
Барин и плотник
Ехал плотник из лесу, толстое бревно вез. Навстречу ему барин на тройке катит:
— Эй, мужик, вороти с дороги!
— Нет, барин, ты вороти. Я с возом, а ты порожняком — тебе и воротить.
Не стал барин много разговаривать, крикнул кучеру да слуге:
— Свалите, ребята, воз с дороги да всыпьте мужику хорошенько, чтобы знал, как барину перечить!
Слуга с кучером не посмели барина ослушаться, с козел соскочили, воз опрокинули в канаву, а плотника побили. Потом сели и поехали, только пыль столбом завилась.
Бился, бился плотник — вызволил кой-как воз из канавы, а сам думает: «Ладно, барин, даром тебе это не пройдет! Будешь помнить, как мастерового человека обижать».
Добрался до дому, свалил бревно, захватил пилу да топор и отправился в помещичью усадьбу. Идет мимо барского дома и кричит:
— Кому теплые сени сработать, кому баню срубить?