Екатерина I
Шрифт:
Газета не упустила случая оповестить читателей о милосердии императрицы, оказанном капитан-поручику, который наткнулся на протазан и «жестоко покололся». Узнав об этом, Екатерина «изволила, встав из-за кушанья, выйти к тому раненому и указала его отвести в особливую палату, архиерей и лейбмедики призваны, и указала того раненого при себе перевязать, а потом едва ли вси дни изволила его сама надзирать».
Императрица в первые дни царствования совершала и более существенные акции, чем излечение от раны капитанпоручика Петра Чичерина или сооружение новых домов в Петергофе. По традиции, взошедший на престол государь начинал царствование актами милосердия. Екатерина не отступила от правил: она предоставила свободу осужденным навечно к каторжным работам, освободила из ссылки Петра Шафирова, а сестру
55
ПСЗ. Т. 7. № 1645, 4648, 4724, 4651.
Забота, хотя и мелочная по своему значению, была проявлена и к населению: оштрафованные за неявку на исповедь на 5, 10 и 15 копеек освобождались от уплаты штрафа для «поминовения покойного», отменялась отправка солдат в города и провинции для взыскания доимки по сбору подушной подати и рекрутов.
Актами милосердия дело не ограничилось. Императрица издала три указа, направленных на завершение конкретных дел, начатых супругом. Один из них извещал подданных о намерении завершить постройку 96-пушечного корабля, чертеж и закладка которого были изготовлены и совершены Петром. [56]
56
Там же. № 4669.
Продолжила императрица и начатую Петром организацию Академии наук. В 1724 году царь опубликовал проект учреждения Академии наук, или Социетета наук и художников, определив на ее содержание 25 тысяч рублей в год. Екатерина поручила русскому послу в Париже Кузакину пригласить в Россию крупных ученых, рекомендованных лейб-медиком Петра Блюментростом: двух братьев Бернулли, Билфингера, Делиля и др. В Петербург они прибыли в конце 1725 года, а Академия наук была открыта в 1726 году. Ее президентом был назначен Лаврений Блюментрост. [57]
57
Там же. № 4867.
Третья инициатива Екатерины состояла в организации Камчатской экспедиции. Царя еще в 1718 году интересовал вопрос о наличии пролива, отделявшего Америку от Азии. Для разъяснения сомнений Петр составил в январе 1719 года инструкцию геодезистам Ивану Евреинову и Федору Лужину и отправил их на Камчатку. Евреинову и Лужину удалось открыть Курильские острова, но интересовавший царя вопрос они так и не прояснили. Тогда в 1725 году царь решил отправить новую экспедицию во главе с опытными мореплавателями Витусом Берингом и А. И. Чириковым, которой надлежало соорудить на Камчатке корабли и плыть на север вдоль берега для определения места, где Азия сходится с Америкой, самим побывать на берегу и составить карту. Это намерение было претворено в жизнь уже при Екатерине.
Унаследованные от Петра замыслы хотя и были важными, но далеко отстояли от решения кардинальной задачи, стоящей перед империей: как вывести страну из кризиса. И самой Екатерине, и ее окружению, вручившему ей корону, было ясно, что она не имела ни малейшего представления, что и как надо было делать. Вся надежда ложилась на плечи бывших соратников царя. Однако для того, чтобы воспользоваться их услугами, требовались такт, умение маневрировать, а главное, умение добиваться беспрекословного подчинения своей воле. Как известно, Петр привлек к решению задач, стоявших перед страной, весьма разношерстную в национальном и социальном отношении публику. В одной упряжке тянули лямку наряду с русскими шотландец Я. В. Брюс, датчанин К. Крюйс, еврей П. П. Шафиров, литовец П. И. Ягужинский; лица, лишенные возможности похвастаться своим родословием (А. Д. Меншиков, П. А. Толстой, Г. И. Головкин), соседствовали с представителями древнейших аристократических родов: Долгорукими, Голицыными, Репниными.
После кончины Петра непрочно сколоченная команда распалась на две «партии». Победу, как уже отмечалось, праздновала новая знать во главе с Меншиковым – сторонники Екатерины, смертельно боявшиеся восшествия на престол внука Петра Великого Петра Алексеевича. Но как только стало ясно, что противник повержен, что соратники Петра сохранили свое положение, их сплоченности пришел конец. Причем инициатором разброда и соперничества выступил Меншиков, сумевший сосредоточить в своих руках поистине огромную единоличную власть.
Соперничество между Меншиковым и Толстым во влиянии на императрицу стало достоянием иностранных наблюдателей, в частности французских дипломатов Кампредона и Маньяна. В первые месяцы после вступления на престол Екатерины перевес, кажется, был на стороне Толстого. Приведем выдержки из донесений Кампредона.
17 февраля 1725 года: «Наиболее доверенным лицом и ее (Екатерины. – Н.77.) министром является, по-видимому, Толстой. Это человек даровитый, скромный и опытный. Государыня каждую ночь советуется с ним».
3 марта: Толстой «стал теперь правой рукой царицы. В последних событиях он служил ей с ловкостью и успехом изумительными. Это лучшая голова в России. Он прожил до старости среди государственных дел и ведет их так же искусно, как и осторожно».
24 апреля: «Толстой самый доверенный и, бесспорно, самый искусный из министров царицы».
29 мая: «Между министрами заметно сближение. Канцлер Головкин, как и Ягужинский, начинают придерживаться Толстого, влияние коего все возрастает».
9 июня: «Все, что ей (императрице. – Н. П.)днем говорится и обсуждается, взвешивается и направляется ночью ею и Толстым, ловким дипломатом, который делает вид, будто отдаляется от дел и не вмешивается ни во что, кроме совещаний Сената».
Толстому, однако, недолго довелось выполнять роль самого близкого советника императрицы. Уже в апреле 1725 года его начинает оттеснять Меншиков. Обратимся к свидетельствам того же Кампредона.
7 апреля: «…чрезмерные милости к коему (Меншикову. – Н. П.)возбуждают неудовольствие всех прочих сенаторов».
14 апреля: «Если и происходит некоторое внутреннее волнение в умах министров, то лишь из-за стремления их поколебать влияние князя Меншикова».
21 апреля: «Милости к Меншикову все увеличиваются».
3 мая: «Князь Меншиков пользуется величайшею властью, какая может выпасть на долю подданного». [58]
Укрепление позиций светлейшего сопровождалось падением влияния Толстого. Оно поубавилось даже в таких вопросах, где его компетентность не вызывала никаких сомнений и где он до этого считался хозяином положения. 6 апреля 1726 года Кампредон доносил о поведении императрицы, явно ущемлявшей престиж Толстого: в Верховном тайном совете «не постановлялось никакого решения без предварительного просмотра его Остерманом», который в то время являлся ставленником Меншикова. Чтобы избежать унизительной для себя процедуры согласования решения с Остерманом, Толстой предпочитал присутствовать лишь на тех заседаниях Верховного совета, на которых присутствовал барон: «…он (Толстой. – Н. П.)никогда не потерпит, чтобы его мнение подчинено было мнению Остермана, чего можно избегнуть, высказываясь обоим одновременно». [59]
58
Сб. РИО. Т. 58. СПб., 1887. С. 8, 33, 105, 158, 179, 254, 348, 359, 360.
59
Сб. РИО. Т. 64. С. 311.