Екатерина Медичи
Шрифт:
Юная герцогиня очень разумно позволила госпоже д'Этамп, с которой проживала в одних покоях, быть с ней накоротке, к вящему удовольствию короля, радовавшегося, что его фаворитка и невестка нашли общий язык. Екатерина старалась проводить как можно больше времени с Франциском — слушая, обучаясь, наблюдая. Несмотря на многие недостатки, Франциск был истинным королем до мозга костей. Историк-хронист аббат Пьер де Брантом, побывавший до этого и солдатом, и придворным, сказал о Екатерине того времени: «Ее роль состояла в том, чтобы не иметь никаких ролей, пока это не потребуется королю». Манера разговора юной итальянки, свидетельствовавшая о более глубокой эрудиции, нежели у большинства девушек ее возраста, изумляла Франциска; он ценил остроумие Екатерины и ее живой интеллект. Свободно участвуя в забавах королевского кружка, непристойных беседах и вольных шутках, юная герцогиня проявляла массу терпения и такта.
Из письма, написанного Екатериной Марии Сальвиати (ее второй приемной матери, сын которой, Козимо Медичи, стал впоследствии герцогом Козимо I), можно понять, сколь сильно девушка тосковала по дому. Почерк у нее в то время был разборчивый, но еще детский: «Я удивлена, потому что написала вам множество писем и ни разу не получала ответа, а это удивляет меня еще более».
Екатерина сумела сблизиться с сестрой Франциска, Маргаритой — ставшей теперь королевой Наварры, — и нашла в ней добрую подругу и наставницу [21] . Одна из умнейших и замечательных женщин при дворе, Маргарита поддерживала церковные реформы [22] . Она имела сильное влияние на брата и взяла маленькую герцогиню Орлеанскую под свое крыло.
Сестры Генриха, Маргарита и Мадлен, стали близкими подругами Екатерины в то время, когда двор переезжал из одного замка в другой, не удаляясь, впрочем, от реки Луары. Король любил лично наблюдать за строительными работами в своих дворцах и обсуждать проблемы с архитекторами и мастерами. Один из величайших строителей своего времени, он нанимал мастеров из Италии и был щедрым и охочим до новшеств патроном, воплощая французский Ренессанс как «сочетание итальянского стиля и французского вкуса». Франциск начал перестройку Лувра и оплачивал строительство Мадридского замка в Булонском лесу. Незаконченная из-за его смерти, эта работа была завершена Екатериной, время от времени посещавшей замок. Король построил дополнительные покои в замках Блуа, Сен-Жермен-ан-Лэ и Виллеркоттрэ, но лучшим из его предприятий по праву считается перестройка замка Фонтенбло. Он решил превратить бывший охотничий домик в прекрасный дворец, и именно это место считал своим домом и проводил там много времени. Шамбор, один из прекраснейших замков к северу от Альп, является подлинным произведением искусства. Он расположен в лесистой местности недалеко от Блуа, на берегу Луары. Начало его строительства было положено в 1529 году. Известный писатель XIX века Альфред де Виньи писал о дворце Шамбор, выстроенном Франциском от первого и до последнего камня: «Далеко от любых дорог вы можете найти королевский, а лучше сказать, волшебный замок… как будто унесенный из некоей солнечной страны, чтобы красоваться здесь, в ненастном краю. Дворец спрятан внутри, словно сокровище, среди голубых куполов и элегантных минаретов, отчего вам кажется, будто вы в Багдаде или же Кашмире». Основные работы над этим грандиозным сооружением закончились к 1540 году. Но потом Франциск II его потомки редко навещали замок. «Если бы Шамбор был разрушен, не осталось бы ни одного свидетельства стиля раннего Ренессанса… (его) красота помогает смириться с его запустением». Хотя Шамбор посещали нечасто, он все равно являлся отличным объектом для тех случаев, когда требовалось произвести впечатление, и Екатерина хорошо понимала, насколько важны такие дворцы для укрепления престижа монархов. Она сопровождала Франциска во время визитов в его замки и совершенно разделяла любовь короля к итальянскому искусству, наблюдая, какие грандиозные по тем временам суммы расходуются на приобретение скульптур, картин, роскошной утвари и редких книг, дабы украсить королевские дворцы. И большинство произведений искусства приходило с ее родины.
21
Маргарита Французская в первом браке была замужем за герцогом Алансонским. Вторым ее мужем (в 1527 году) стал Анри д'Альбре, король Наварры (Генрих Наваррский). Наварра представляла собой маленькое королевство, расположенное среди Пиренейских гор, на границе между Францией и Испанией
22
Маргарита, королева Наваррская, очень интересовалась теми дебатами на философские и духовные темы, которые разожгли Лютер и Эразм Роттердамский. В начале 1530-х годов французский богослов и реформатор Жан Кальвин, прожив некоторое время в Париже, переехал в Нерак, ко двору Маргариты. Впоследствии начавшиеся преследования вынудили его эмигрировать в Швейцарию, откуда он начал распространять свою доктрину, получившую название «кальвинизма».
Хотя обаяние и живость Екатерины сумели расположить к ней свекра и его наперсников, оставался один человек, с которым она так и не сумела сблизиться, а именно — ее собственный муж. Генрих обращался с женой учтиво, но его безразличие при этом было очевидно. Он, вероятно, сожалел о том, какую жену ему выбрал отец, и причины на то имелись. Екатерина не привлекала Генриха как женщина, не являлась особой королевской крови и не сумела принести с собой того приданого, какое было обещано. Дружба Екатерины с герцогиней д'Этамп внушала Генриху недовольство, ибо между фавориткой отца и его собственной возлюбленной нарастала враждебность.
Рожденная в 1500 году, Диана де Пуатье, вдова Великого сенешаля Нормандии Луи де Брезе, была дочерью Жана де Пуатье, сеньора де Сен-Валье. Его мать, подобно матери Екатерины, принадлежала роду Ла Тур д'Оверни, соответственно Екатерина и Диана приходились друг другу троюродными сестрами, имея общего прадеда. Дядя по матери Жана де Пуатье женился на представительнице рода Бурбонов, которые весьма гордились родством с королем. К несчастью, он больше отличался родовитостью, чем здравомыслием, и поэтому в 1523 году решил примкнуть к восстанию против короля Франциска, затеянному своим родичем, коннетаблем де Бурбоном [23] . Приговоренный к казни за участие в заговоре, Жан де Пуатье получил помилование, когда его голова уже лежала на плахе и над ней был занесен топор палача. Вне всякого сомнения, Франциск специально подстроил это, дабы произвести должное впечатление на горе-заговорщика. Диана Пуатье к тому моменту, когда отец стал на сторону Бурбона, уже восемь лет являлась супругой Луи де Брезе. Он был на сорок лет старше и достоверно считался уродливейшим мужчиной Франции.
23
Шарль де Монпансье, герцог де Бурбон (1490-1527), более известный как коннетабль де Бурбон, приходился родичем Франциску I и по отцу, и по матери. Между ними возникло некоторое соперничество, но Франциск во многом зависел от своего лучшего полководца, блестящего воина и стратега, и хорошо помнил, сколько у герцога сторонников и земельных владений, особенно в области Бурбоннэ — в центре Франции. Ревность перешла в открытый конфликт, когда Франциск II его мать Луиза Савойская попытались захватить наследство жены и кузины Бурбона, Сюзанны (происходившей от Людовика XI). Луиза даже попробовала выйти за Бурбона замуж, при этом ее привлекали не только его деньги, но и он сам. Не сумев урезонить Франциска, крайне разозленный Бурбон переметнулся на сторону Карла V. В 1523 году он поднял мятеж, но потерпел неудачу из-за неумения соблюдать секретность, плохой организации связи между заговорщиками и отсутствия поддержки из вне. Бурбон погиб, сражаясь за императора в тот момент, когда его войска проламывали стены Рима.
Диана, еще в юности слывшая воплощением вкуса и элегантности, прибыла ко двору в возрасте четырнадцати лет и уже через год вышла замуж за богатого и знатного вдовца де Брезе. С самого начала она прославилась добродетельным поведением и изящными манерами. Добрая католичка, она не одобряла церковных реформ. Пусть и не такая блестящая красавица какой впоследствии ее описывали раболепные поэты и художники, Диана действительно была чрезвычайно привлекательна. Природная элегантность и некоторая холодность окружали юную даму ореолом загадочности. Фанатично следившая за своей внешностью, Диана никогда не пользовалась косметикой, а ее «секретным эликсиром юности» фактически являлась обыкновенная холодная вода, которую она употребляла как для лица, так и для тела в огромных количествах. Ярая поборница личной гигиены, и прежде всего, женской Диана даже получила в подарок книгу по этому вопросу, посвященную ей лично. Юная красавица рано ложилась спать, часто отдыхала и регулярно совершала моцион на свежем воздухе. Ее формула сохранения красоты была проста: избегать любого рода излишеств. Ей это удавалось лучше других благодаря прагматизму, исключительно холодной натуре и врожденному высокомерию, позволявшему избегать страстей.
К тому времени, когда она впервые сблизилась с Генрихом, многие еще считали Диану красавицей. Девятнадцатью годами старше его, она взяла юного принца под свою опеку с момента его возвращения из Испании. Диана состояла при дворе королевы Элеоноры, и сам Франциск попросил ее приручить дикого, угрюмого мальчишку. Не запятнав своей безупречной репутации, Диана, овдовевшая в тридцать лет, легко привлекла внимание неловкого молодого принца. Он стал не только ее учеником, но и горячим поклонником. Екатерина, слишком умная, чтобы не замечать этого, наблюдала за соперницей молча и внешне безмятежно — выжидала. Чрезвычайно осторожная, она была уверена, что стоит быть равно учтивой и с мадам д'Этамп, и с Дианой. С большой долей уверенности можно сказать, что на этом этапе Диана и Генрих еще не были любовниками. Но очень скоро события помогли Диане сделать принца своим окончательно, к вящей неприязни Екатерины.
В 1536 году Франциск развязал войну против императора и взял с собой сыновей. В августе королевская семья была в Лионе, но тот находился далеко от линии фронта и полей сражений. Хотя король изначально высказывал желание самолично возглавить войска, он не спешил туда. Его отсутствие воспринималось частью солдат положительно, поскольку они опасались, что после поражения и пленения при Павии от короля отвернулась воинская удача. И, как показали ближайшие события, похоже, что не только воинская. 2 августа, несмотря на жаркую погоду, дофин Франсуа играл в мяч с одним из дворян свиты. После игры ему стало жарко, пересохло во рту. Он отправил своего секретаря, итальянского графа по имени Себастьян Монтекукулли, за стаканом ледяной воды, дабы охладиться, и тут же залпом выпил эту воду. Вскоре после этого у принца началась лихорадка, стало трудно дышать. Он умер рано утром в четверг, 10 августа в Турноне.
Королю, находившемуся в Балансе, сперва доложили, что у дофина легкое недомогание, и он не стал особенно волноваться. Спустя несколько дней кардиналу Лотарингскому выпала нелегкая задача объявить королю о случившемся [24] . Вначале кардинал, будучи не в состоянии сказать Франциску правду, объявил только, что состояние дофина ухудшилось. Франциск же, которого не удалось провести, заявил: «Я в точности понял, вы не осмеливаетесь сообщить мне, что мой сын мертв, а только лишь — что он скоро умрет!» Кардинал признал правду, король отвернулся к окну, и, согнувшись, как от удара, попытался сдержать охватившую его скорбь. Наконец он вскричал: «Боже мой! Я знаю, мне следует проявлять терпение ко всему, что Ты посылаешь, но от кого, если не от Тебя, мог бы я получить надежду на силу и смирение?!» Вероятно, Франциск ощущал вину за то, что был нетерпелив с сыном в те дни, когда тот вернулся из испанского плена. С тех пор он держался с ним холодно, много критиковал и мало позволял. Правда, с недавнего времени молодой человек проявлял себя с лучшей стороны, показывая большие способности к управлению державой.
24
Кардинал Жан Лотарингский (1498-1550), брат Клода, первого герцога де Гиза. Его не следует путать с блистательным кардиналом Шарлем Лотарингским (братом второго герцога де Гиза, Франсуа), который приходился Жану племянником и впоследствии сыграл огромную роль в борьбе Екатерины за право своих сыновей править Францией.
Вследствие этой внезапной и непредвиденной смерти наследника трона Генрих и Екатерина автоматически становились дофином и дофиной, будущими королем и королевой Франции. Обоим исполнилось по семнадцать лет. Франциск призвал к себе Генриха. Он плакал и печалился в присутствии своего самого нелюбимого сына и строго наставлял его: «Делай все, что можешь, дабы стать похожим на своего покойного брата, опережай его, и пусть те, кто ныне в трауре и скорбят, почувствуют облегчение на сердце. Я повелеваю тебе предаться достижению этой цели всем сердцем и душой!» Едва ли такие слова могли подбодрить Генриха, которому всегда недоставало отцовской поддержки.