Екатерина Медичи
Шрифт:
Екатерина пришло в голову, что двор пора занять пышными развлечениями, балами, маскарадами и разными увлекательными забавами, которые привлекут вельмож, как гугенотов, так и католиков. Она полагала, что эти развлечения смогут отвлечь знатных сеньоров от убийств и заговоров против нее и ее сына. Ради этого королева-мать с легкостью отказалась от строгого этикета, которые прежде ставила во главу угла, и решила использовать прелести своих высокородных фрейлин себе на пользу. Эти юные красавицы составили ее «летучий эскадрон» числом от восьмидесяти до трехсот (согласно разным источниками в разное время). Екатерина настаивала, чтобы они одевались, «подобно богиням», в шелка и парчу. Брантом, возможно, преувеличивая их добродетельность, описывает этих дам как «очень красивых и очень вежливых девиц, с которыми всякий день можно было приятно побеседовать в прихожей королевы».
Далее он утверждает, что дамы эти обеспечивали лишь самое невинные и чистые забавы для господ, любой же, «кто нарушал эти правила, рисковал быть изгнанным».
Жанна д'Альбрэ, королева
С тех пор захватывающие зрелища, пышные празднества и обольстительно привлекательные дамы из летучего эскадрона стали неотъемлемым атрибутом правления Екатерины. Слава ее блестящего двора разошлась далеко. Брантом называл его «истинным раем на земле». Королева-мать, всегда в черном, составляла резкий, но воистину величественный контраст с пышными, пестрыми красками ее окружения. Она умело использовала свой «зрелый шарм», выработанный за многие годы обучения принципам власти. Екатерина могла быть остроумной и обаятельной, даже самые строгие критики при дворе порой впадали в восторг, очарованные ее повадками. Но стоило им решить, что они поняли суть ее личности, как она вновь от них ускользала, и королева-мать оставалась загадочной — еще более загадочной, чем прежде. Один современник отмечал «человечность» королевы-матери, «добрую волю» и «терпение при встречах с людьми, какого бы они ни были происхождения». Он восхищался «неутомимым постоянством, с коим она внимает людям, выслушивает их речи и обращается с ними с такой учтивостью, что большего и желать нельзя».
Несмотря на все ее старания, жалобы со стороны католиков и гугенотов сыпались на королеву дождем, и она была вынуждена дни напролет выслушивать противников, обвинявших друг друга в несоблюдении условий Амбуазского мира. На любую такую жалобу Екатерина реагировала невозмутимо, тактично улаживая все споры. Ее так измучили постоянные нападки Колиньи, что, в конце концов, она написала ему ел едущее: если протестанты будут продолжать будоражить общество и нарушать закон, она примет решительные меры, «невзирая на личности, религии и другие материи, за исключением мира в королевстве». Екатерина-арбитр была неукротима в своих стараниях посеять мир, но благодарностей не слышала. Жажда крови, этот неизбежный плод гражданской войн, рассеивалась повсюду, заказные убийства стали повсеместным явлением, их прозвали «месть по-итальянски». Наконец осознав, что без жестких мер не обойтись, королева-мать сделала решительный и безрассудно храбрый шаг. Она решила объявить тринадцатилетнего Карла совершеннолетним.
Несмотря на то что по закону совершеннолетие для королей наступало в четырнадцать лет, как постановил некогда Карл V Французский, Екатерина сочла необходимым объявить мальчика достигшим этого момента на год раньше. Она знала, что преданность монарху всегда выше, нежели регентше. Она хотел сыграть на традиционных для дворянства чувствах верности и подчинения королю, хотя бы он даже и не вышел еще из детского возраста. Тогда будет легче сделать следующие шаги к восстановлению порядка. Сама Екатерина собиралась править и дальше, но такое изменение статуса Карла, по сути косметическое, могло приблизить желанный мир. И вот, 17 августа 1563 года, на большой церемонии в парламенте города Руана — парижский парламент был отвергнут, ибо, раскусив уловку Екатерины, его члены пришли в неистовство, — Карл был объявлен совершеннолетним. Несмотря на возражения парижского парламента, Екатерина настояла на таком решении, отвечая, что и прежде бывали изменения в традиционной цифре возраста совершеннолетия, «когда ситуация в королевстве требовала этого».
На церемонии присутствовали Монморанси, принцы крови, члены королевского совета, многие влиятельные дворяне и маршалы Франции. И брат Франсуа де Гиза, кардинал Лотарингский, и брат Колиньи, кардинал де Шатильон, тоже явились на церемонию. Несмотря на глубокую ненависть между двумя семействами, они старались держаться вместе — ради короля. Мальчик, высокий для своего возраста, но физически слабый, болезненный, серьезно заявил, что больше не потерпит «неповиновения, которое до сих пор было мне выказано». Екатерина официально передала управление Францией в руки Карла. Выслушав все положенные слова, король сошел с помоста и уселся на трон. Когда королева-мать приблизилась к королю, он поднялся ей навстречу и сделал жест, ни у кого не оставивший сомнения в том, кто будет истинным правителем Франции: Екатерина присела в глубоком реверансе перед ним как перед своим
В наставлении, составленном для сына, королева-мать отметила четыре пункта, которые считала наиболее существенными для успешного правления. Король должен быть предводителем, центральной фигурой всего происходящего при дворе. Ключ к гармонии и удержанию руки на пульсе состоит в «восстановлении истинной функции двора». Он должен стать средоточием всей французской жизни, где все будет вращаться вокруг фигуры короля. Екатерина подчеркнула важность повседневной жизни, за которой король сам должен следить. Здесь приоритет отдается публичным событиям и делам, «ожидания» дворян должны удовлетворяться. Она также особым образом подчеркнула, что продажность придворных служащих должна искореняться быстро и тщательно. Служащие часто оставляют неотложные дела без внимания неделями и даже месяцами, отчего создается впечатление, будто королю ни до кого нет дела. Она настаивала, чтобы Карл лично был доступен для каждого, кто придет с жалобами: «Позаботьтесь о том, чтобы говорить с ними, когда бы они ни появились в ваших покоях. Я видела, как это происходило в дни вашего деда и вашего отца, и, когда просители заканчивали говорить о делах, их поощряли перейти к разговору о семьях и личных заботах».
Екатерина советовала сыну быть в курсе всех вопросов, связанных с протекцией тем или иным дворянам. Если он будет пристально следить за всем, что касается освобождающихся должностей, вакансий и всего, что можно даровать, то сможет контролировать не только двор, но и провинции, искореняя лихоимство, вредящее монархии, и одновременно завоевывая преданность подданных. Здесь она рассказывает, что Людовик XII повсюду возил с собой список вакантных должностей, а Франциск I платил ключевым деятелям провинций за то, что те снабжали его сведениями об исполнении должностных обязанностей. Провинциальные гарнизоны, важность которых Франциск постоянно подчеркивал, служили не только для защиты территории, но также для того, чтобы «местные магнаты могли развеяться в этих рыцарских заведениях, избавляясь от излишков «боевого духа» без вредных последствий для государства. Мать также указывает Карлу на важность «заботы о купцах и городской буржуазии». Это политическое завещание не касается многих существенных сторон, на которые необходимо обратить внимание мудрому правителю, таких, например, как финансовые советы или военные дела, но считается, что оригинал документа состоял из двух частей, из которых сохранилась лишь одна.
Екатерина разумно связывала ратификацию Амбуазского мирного договора с объявлением совершеннолетия короля. Это весьма расстроило ультракатолическую партию, которая никак не могла унять свой пыл. Почти сразу же после совершеннолетия Карл столкнулся с требованиями клана Гизов о суде над убийцей герцога. Пытаясь добиться своего, они устроили драматический выход при дворе, одетые в глубокий траур. В январе 1564 года король, с необычной для подростка прозорливостью, сделал официальное заявление о том, что дело будет отложено на три года в интересах мира. В настоящее же время ни одна из партий не должна заниматься личной местью. По всей вероятности, автор этого мудрого решения — Екатерина, однако она выказывала благоговение перед зрелостью сына, называя его «новым Соломоном» и говоря: «…король, мой сын, по своей воле и без чьего-либо давления издал декрет, столь благотворный, что весь совет заявил: сам Господь глаголет его устами». Хотя, конечно же, ничего не изменилось, и нападения сторон друг на друга продолжались. Одни из самых храбрых и преданных офицеров Екатерины, капитан Шори, был убит толпой гугенотов в Париже, но королева-мать решила не преследовать убийц из страха расшевелить осиное гнездо. Есть сведения, что на саму Екатерину тоже делались покушения, и уж точно были две попытки убить д'Андело, брата Колиньи, причем следы вели к герцогу д'Омалю, брату покойного герцога де Гиза. Д'Андело удалось чудом ускользнуть от убийц.
Как ни надеялась Екатерина, что Карл с годами сумеет вызвать большее повиновение, но его анемичные черты лица, тщедушное тело и уродливое родимое пятно между носом и верхней губой не придавали королю и доли того величия, коим отличались его отец и дед. Позже юноша отрастит усы, которые скроют родимое пятно, но все равно останется известен под прозвищем «король-сопляк». Венецианский посол Джованни Мичель описывал мальчика более снисходительно: «восхитительный ребенок, с прекрасными глазами, грациозными движениями, хотя и некрепкого сложения. Он предпочитает физические упражнения, непосильные для его здоровья, и страдает от одышки». Екатерина предпринимала отчаянные попытки сделать из Карла настоящего короля, уж она-то отлично разбиралась, за счет чего достигается величие. Хотя исходный материал вряд ли обнадеживал, тем не менее Екатерина двигалась к цели весьма решительно. Карл «ел и пил весьма скупо». В мире позднего Ренессанса идеальным считался тип мужчины физически сильного, жадного до жизненных удовольствий, обладающего неистощимым аппетитом по части выпивки, еды и прекрасного пола. На этом фоне умеренность Карла могла рассматриваться как черта, недостойная настоящего мужчины. Он выказывал мало интереса к балам, придворным развлечениям и женщинам, хотя в боевых искусствах зарекомендовал себя с лучшей стороны. И, конечно же, как истинный Валуа, обожал любые виды охоты.