Екатерина Медичи
Шрифт:
Лавки закрывались, население беспокоилось из-за вызывающего и угрожающего поведения гугенотов. Парижане не забыли голода во время осады 1567 года. Жара, свадебные торжества и скопление народа распаляли долго скрываемую неприязнь к иноверцам, и зрелище снующих по городу гугенотов, облаченных в черное, лишь подливало масла в огонь. Почему, спрашивали себя парижане, король окружает себя еретиками? Священники все смелее обличали в проповедях короля, осмеливались задевать они и Екатерину.
Атмосфера накалилась до предела. С того момента, как стало известно о нападении на адмирала, многие католики потихоньку вооружались и готовились дать отпор в случае нападения гугенотов. А большинство из них были как раз вооружены для предполагаемой экспедиции в Нидерланды. К вечеру 23 августа, после встречи в Лувре, прево торговой гильдии и члены магистрата приказали городской страже во главе с их капитанами собраться возле ратуши. Им дали строгие указания не накликать беду; их
Рост напряжения на улицах был почти физически ощутим. Накалялись страсти и в самом Лувре. Вспыхивали ссоры между гугенотским эскортом, дворянами Конде и Наваррского и гвардейцами короля. Телиньи прибыл во дворец, чтобы передать Карлу прошение от Колиньи прислать личных телохранителей короля для своей охраны. Анжуйский, присутствовавший при этом, пообещал отряд из пятидесяти аркебузиров под командой капитана де Коссена, клиента Гизов. Телиньи хорошо знал, что де Коссен был заклятым врагом адмирала, но боялся огорчить короля, которому, казалось, доставило удовольствие предложение брата, поэтому он утвердил его приказом. Движение между Лувром и отелем «де Бетизи» было постоянным: Марго приезжала навестить адмирала, который, несмотря на слабость, понемногу приходил в себя. Отправив сообщения своим сторонникам в провинции о том, что он жив и чувствует себя сравнительно неплохо, Колиньи разрешил группе встревоженных германских студентов войти к нему. Один из них вспоминает, что их герой заговорил с посетителями «любезно и уверял, что ничего не может случиться с ним, кроме как по воле Всемогущего». Король весь день посылал гонцов — узнать, все ли благополучно с адмиралом и что еще требуется, дабы улучшить его состояние. Беспокойство гугенотов возросло, когда они заметили, что представители власти обходят постоялые дворы и гостиницы, выясняя, где остановились протестанты и заполняя какие-то списки. Видимо, это было лишь мерой предосторожности, но люди адмирала встревожились.
Днем 23 августа Екатерина созвала малый круг — маршалов Реца, Таванна, Невера и канцлера Бирага — на чрезвычайный «военный совет» по отчаянному поводу: как быть теперь, когда попытка покушения провалилась.
Согласно мемуарам де Таванна, она решила провести заседание в саду Тюильри, где можно было разговаривать, прогуливаясь, и решить, наносить или нет превентивный удар по гугенотам. Там их никто не мог подслушать. Как вспоминает Таванн, «покушение на адмирала могло привести к войне, а потому она полагала, что было бы лучше дать им бой прямо в Париже; остальные согласились». Тем самым они могли довести до конца дело, столь плохо выполненное Моревером, но на сей раз жертвой стал бы не только адмирал, но и другие предводители гугенотов и военачальники, так удобно расположившиеся в доме Колиньи и в ближайших от него кварталах города. Это одним махом обезглавило бы движение мятежников и, как они надеялись, предотвратило бы четвертую гражданскую войну. Все сошлись на том, что подобная возможность вряд ли еще когда повторится. Кроме того, велика была вероятность, что, не напади они первыми, гугеноты сами нанесут удар. Брантом вспоминает: даже под стенами сада самой королевы-матери раздавались голоса гугенотов: «Мы ударим в ответ, мы будем убивать!»
Возле особняков де Гизов и Омалей происходило то же самое, но здесь гугеноты в доспехах расхаживали взад-вперед, словно патрулируя у стен этих двух гизовских твердынь. Наиболее шокирующее свидетельство того, что ситуация выходит из-под контроля, явилось во время ужина у королевы-матери, который она, несмотря на ажиотаж, решила, как всегда, провести публично. Начисто презрев всякое уважение к ее королевскому статусу, барон де Пардайян Сегюр, гугенот из Гаскони, подошел к столу Екатерины, громко выкрикнул, что приверженцы новой религии не успокоятся, пока не свершится правосудие над виновниками покушения на адмирала. Если у Екатерины еще оставались какие-либо сомнения, то после такой явной угрозы она поняла: план необходимо срочно привести в действие. В мемуарах, написанных спустя много лет после этих событий, Марго подтверждает, что угрозы Пардайяна «выказали злые намерения гугенотов напасть на короля и ее самое [Екатерину] в ту же самую ночь».
Для того чтобы действовать открыто и легально, заручившись поддержкой
Примерно в девять вечера 23 августа Рец отправился к королю в кабинет, где и поведал, что его мать и брат были замешаны в нападении на Колиньи. Как вспоминает Марго, он предупредил короля о том, что вся королевская семья ныне находится в большой опасности. «Гугеноты планируют схватить не только герцога де Гиза, но и королеву-мать, и Вашего брата, — убеждал Карла посыльный Екатерины. — Они также считают, будто король тоже дал согласие на покушение на адмирала. Поэтому принято решение в ту же ночь обрушиться на них и прочих по всему королевству».
Едва поверив своим ушам, Карл боролся с нахлынувшими чувствами, судорожно соображая, что делать. Хуже всего было осознание полной беспомощности: как ему следует поступать, как защититься? «Екатерина отлично сыграла роль, но с особенно тонким мастерством она нанесла последний удар тем, кто дерзнул посягнуть на ее власть», — заметил один из историков, описывая момент, когда королева-мать в сопровождении Анжуйского, Невера, Таванна и Бирага вошла в комнату Карла, чтобы убедить его в необходимости действовать. Екатерина начала со старых обид в адрес адмирала, особенно с «Сюрприза в Мо» и убийства капитана Шарри, друга и преданного слуги короля, погибшего, как многие считали, по приказу Колиньи. Франсуа, герцог де Гиз, также упоминался в числе многочисленных жертв адмирала-злодея. Мать припомнила долгие годы бедствий в королевстве, наступившие по вине гугенотов. Что же до грядущей войны с Испанией, то как посмел адмирал затевать эту авантюру, когда король и его совет отклонили эту инициативу? Бушеванн, их шпион в отеле де Бетизи, привел убийственные цифры — без сомнения, чтобы напугать Карла, — огромное количество гугенотских войск находилось в Париже, еще столько же направлялось к городу.
Вначале король кричал, что все это ложь, ведь «адмирал любит меня, как сына. Он никогда не позволит причинить мне вред!» Наконец, увещевания матери и мрачные реплики ее сторонников сломили сопротивление Карла. Чувствуя, что лучший друг предал его, он начал прислушиваться к словам Екатерины, а она развернула перед ним план убийства вождей гугенотов в Париже, начав с адмирала. Принцев крови из дома Бурбонов нужно было оставить в живых и заставить отречься от протестантской веры под страхом смерти. Наконец, слишком молодой, слабый здоровьем и духом король, у которого голова шла кругом, отчаянно воскликнул: «Тогда убейте их всех! Убейте их всех!» — и этот крик остался в веках главной памятью о Карле IX. Вероятнее всего, он имел в виду тех, кто числился в списке Екатерины, но никак не всех гугенотов Франции, как стали считать впоследствии. Массовая резня не могла положить конец жгучим религиозным проблемам, а вот убийство избранных личностей лишило бы еретиков их вождей. Король подготовил и одобрил список тех, кого надлежало казнить: он желал придать делу статус законности. Кто был занесен в список, неизвестно, — его так никогда и не обнаружили, что не удивительно; однако его наличие не подвергается сомнению.
С получением монаршего одобрения план должен был быть приведен в исполнение немедленно. Были написаны и разосланы необходимые распоряжения. Герцог де Гиз получил задание подвести своих людей к отелю «де Бетизи» и убить адмирала. Вызвали Ле Шаррона, прево торговой гильдии, и сообщили ему, что войска гугенотов в данный момент находятся уже на подходах к городу. Ле Шаррон получил приказ мобилизовать ополчение, закрыть все крепостные ворота и охранять прочие выходы из города. Поперек Сены выставили баржи, скрепленные цепями, чтобы устранить возможность бегства водным путем. Для защиты домов самих ополченцев к каждому из них был направлен вооруженный стражник с белой повязкой на правой руке, они стояли у дверей с зажженными факелами. Горожанам-католикам раздали оружие для самозащиты, а перед ратушей поставили пушки. Собственно убийствами должны были заняться личные телохранители короля и войска Гизов, руководимые Гизом, Омалем, Невером, Таванном и Ангулемом, внебрачным сыном Генриха II.
Сигналом к началу акции — убийству Колиньи — должен был служить звон колокола на Дворце Правосудия в три часа утра. Вышло так, что на звоннице Сен-Жермен-л'Оксеруа ударили в колокол минутой раньше, и бойня началась. В мемуарах Таванна описывается, как непосредственно перед роковым ударом колокола Екатерина вдруг заколебалась. Вероятнее всего, что опасалась она не угрызений совести, а провала операции. То, что Колиньи и другие люди обречены на смерть, Екатерину беспокоило мало. Убийство протестантского вождя она считала необходимым практическим мероприятием, требующим решительности и выдержки. Эти качества, отметим, в полной мере проявлялись у нее, когда речь шла о защите династии Валуа.