Екатерина Великая (Том 2)
Шрифт:
– О, знаю, государыня. Я буду действовать по вашим приказаниям. Проект нынче же будет готов. Морков у меня молодец. Он незаменим во всех делах!
– Благодарю. Пока идите с Богом. Мы ещё тут поработаем с моим старым другом.
Когда Зубов ушёл, государыня, довольная, весёлая, обернулась к Храповицкому, приложив палец к губам:
– Тсс-сс!.. Никому про то, что я вам скажу; нынче и вам дома найдётся работа. Составьте два рескрипта. Применяясь к счастливому событию… Бог бы дал нам дождаться обрученья… Вот и напишите, что в воздаяние хлопот, в такую радостную минуту… За все заботы, службы и
– Слушаю, ваше величество… Завтра же прикажете привезти бумаги?
– Да. Можете без очереди. Буду ждать. Ступайте с Богом теперь!.. Впрочем, нет, погодите! Передайте дежурному, что можно выпустить Константина из-под ареста. Говорят, он на самом деле захворал от страха и огорчения. Эта резвушка Анна пришла в слезах просить за мужа. Сущие дети. А поучить надо было. Он не мальчик. И ведёт себя так, что мочи нет. Я даже отцу хотела жаловаться. Но решила, что на первый раз довольно с него. Думаю, присмиреет теперь. И откуда мой внук набрался таких манер? Всех задирает, оскорбляет… Даже на улице не умеет себя прилично вести… Совсем «санкюлот». Его, пожалуй, изобьют где-нибудь. Такой ужас. Посмотрю, что будет после ареста!.. Идите, мой друг!
С начала сентября погода переменилась, и заморосил дождь. Гулять было почти нельзя. Но влюблённая парочка стояла в глубокой амбразуре окна, провожая печальным взором лето и прислушиваясь к той музыке, которая звенела у них в душе…
А каждый вечер новый бал…
2 сентября, на балу у австрийского посланника Кобенцеля, Густав ходил сумрачный, недовольный, даже не принял участия в танцах, когда загремел широкий полонез и все старые и молодые, парами заскользили по залу.
Регент и Штединг, да и все окружающие поняли, в чём дело: среди гостей король не нашёл великой княжны. Не было и Марии Фёдоровны, и Зубова, который должен был явиться если не с императрицей, то один.
– Что случилось? Почему нет ожидаемых особ? – так спрашивали у хозяина – весёлого жуира, [208] но себе на уме, некрасивого австрийца, графа Кобенцеля.
– Не знаю, с отказом никто не приезжал. Задержало что-нибудь. Я уже послал справиться… Я ещё жду, – отвечал хозяин на все расспросы.
208
Человек, ищущий в жизни только наслаждений (от фр. jouir – наслаждаться).
Когда в зале появился князь Эстергази, австриец, сам регент и многие другие окружили его с тем же вопросом:
– Не знаете ли, что случилось?
Даже Густав, по какому-то особому чувству избегавший вопросов, так волнующих его, подошёл и издали старался вслушаться в слова князя.
– Господи, что за напрасная тревога! – своим резким, умышленно грубоватым тоном «старого рубаки» забасил князь, хитрый, скрытный, тонкий дипломат. – Вот я так и сказал генералу: «Там будет кавардак!» И есть кавардак… Самая пустая вещь. У императрицы
Невольной радостной улыбкой озарилось сразу лицо короля. Он беспечно отошёл к группе дам и девушек, стоящих недалеко, и стал шутить, расточать любезности и похвалы.
Хитро улыбнувшись, регент обменялся взглядом со Штедингом, который тоже добродушно негромко рассмеялся.
– Ну, вот дурная погода и прошла… Сейчас солнышко наше появится… Ничего, пускай… Он – славный молодец…
Штединг усиленно закивал головой.
– Да, да… И переговоры налаживаются, ваше высочество…
– М-да, налаживаются. Пока всё в порядке… А, вот… пойдём встречать.
Оба они двинулись навстречу Марии Фёдоровне, которая вошла с Зубовым, двумя княгинями и генеральшей Ливен. Но Густав далеко опередил всех и первый встретил запоздалых гостей.
Грустно было личико княжны. Она неподдельно опечалилась болезнью бабушки. Мучил её тайный страх, что придётся остаться при больной, не попасть на бал, не видеть его…
И всё это миновало.
Она здесь. Он встретил её первым, как она и загадывала в душе.
Так почтительно и нежно приветствует её, берёт руку… Они идут танцевать.
– Знаете, если бы вы не приехали, княжна, я бы так и не танцевал. Я решил уехать с бала.
– Почему, сир? Здесь так весело. Столько дам, девиц… Такие красивые… – замирая от радости и страха, пробует наивно лукавить малютка. И ждёт, что он ответит.
– Может быть. Не знаю. Я особенно не интересуюсь девицами… и дамами. Я ждал вас.
Вот, вот, эти слова!
Такие простые и чудные в то же время: «Я ждал вас!»
Боже мой! Отчего это так засверкали ярко огни в люстрах и бра по стенам? Отчего звуки музыки полились упоительно сладким потоком, кружа голову? Отчего сердце замерло в груди, перед этим так громко стучавшее в твёрдый высокий корсаж!..
Почему ноги сами скользят по блестящему паркету словно крылья выросли за плечами у неё, маленькой, глупой девочки?..
Неужели оттого лишь, что юноша, танцующий с нею, бледный и серьёзный, с тёмными горящими глазами, в чёрном наряде, сказал три слова: «Я ждал вас».
Да, только оттого.
И что бы ни случилось потом, ничего не будет лучше этой первой минуты, когда он, желанный, годами ожидаемый, являвшийся ей в чистых девичьих снах, сказал: «Я ждал вас…»
Праздник близок к концу. Чаще и выше вздымаются женские полуобнажённые груди, негой и зноем сверкают лучистые глаза.
Огнями желаний загораются очи мужчин, которые тонут взглядами в пропасти опасных вырезов, отмеченных пеной кружева, изломами тюля, гирляндами невянущих цветов…
Губы тянутся прильнуть к тому, чего не видят, но угадывают жадные глаза… И только цепи приличий и светская выдержка заставляют сдерживать порывы желаний.
Бал удался на славу, потому что цель его достигнута: две-три сотни дам и мужчин испытывают настроение, близкое к экстазу, смесь веселья и страсти… То, чего нет в скучной, обыденной жизни.