Екатерина Великая
Шрифт:
Цензоры предоставили императрице список из 313 наименований, больше половины вошедших в него книг оказались напечатаны у Новикова. 299 изданий Екатерина распорядилась вернуть в лавки, 14 как масонские изъяли из оборота, почти все они принадлежали Новикову. Среди них имелись тексты, запрещавшиеся вторично, например «Новая Киропедия» А. М. Рамсэя. Обнаружив в книгах «выражения, противные Священному Писанию и низкие по отношению к Божеству», государыня назвала Новикова фанатиком. Срок аренды университетской типографии истекал в 1789 году. Решено было его не продлевать.
Напомним, все это происходило одновременно с охлаждением отношений Николая Ивановича с орденом. Благодаря интригам Шрёдера новое берлинское начальство фактически игнорировало издателя. Руководитель немецких «братьев» Й. К. фон Вёльнер с 1786 года занимал министерское кресло в правительстве Фридриха Вильгельма II и предпочитал поддерживать переписку с русскими адептами через Николая Трубецкого, а не через провинившегося Новикова. Помимо нелюбви издателя к мистике тому имелись и чисто финансовые причины. После конфискации запрещенных книг у Николая Ивановича начались денежные трудности. Поскольку ранее розенкрейцеры вложили немало средств в Типографическую компанию, теперь они ждали прибыли. Но ее не было. Барон Шрёдер, чувствуя, что из Петербурга потянуло холодом, отправился на время в Пруссию, откуда предпочел не возвращаться. Он обещал привезти помощь из Берлина, но вместо этого потребовал вернуть прежние кредиты [1609] .
1609
Антонова Н. Л.Указ. соч. С. 57.
Осенью 1787 года Новиков фактически бежал из Москвы от долгов и отправился в родовое имение Авдотьино, где посвятил себя новому делу — борьбе с охватившими губернию засухой и голодом. «Всякий, у кого есть дети, не может равнодушно отнестись к известию о том, что огромное число несчастных малюток умирает на груди своих матерей, — писал он. — Я видел исхудалые бледные личики, воспаленные глаза, полные слез и мольбы о помощи, тонкие, высохшие ручонки, протянутые к каждому встречному с просьбой о корке черствого хлеба… Целые тысячи людей едят древесную кору, умирают от истощения. Если бы кто поехал сейчас в глухую деревню в нищенскую хату, у него сердце содрогнулось бы при виде целых куч полуживых крестьян, голодных и холодных. Он не мог бы ни есть, ни пить, ни спать спокойно до тех пор, пока не осушил бы хоть одной слезы, пока не утолил бы лютого голода хоть одного несчастного, пока не прикрыл бы хоть одного нагого» [1610] .
1610
Там же. С. 44.
Такие письма московским друзьям помогали собрать средства для нуждающихся. Давний почитатель Новикова, сын богатого владельца уральских заводов Григорий Максимович Походящий вручил издателю громадную по тем временам сумму в 50 тысяч рублей на закупку хлеба и семенного зерна. Благодаря этому Новиков развернул широкую помощь голодающим. Его шаги нельзя назвать чистой благотворительностью: с одной стороны, они спасали людей, с другой — давали немалую прибыль. В Авдотьине были возведены амбары, из которых запасы выдавались крестьянам сотни близлежащих деревень. За зерно должники платили деньги или отрабатывали оброк в поместье Новикова на прядильно-ткацкой фабрике, на обжиге кирпича или на строительстве [1611] . Уже в крепости издатель отвечал на вопросы следствия: «Из некоторых селений работою платили и обрабатыванием полей по собственной моей системе… Осенью оказалось, что хлебом и деньгами едва ли и третья часть уплачены были… С того времени построен у меня хлебный магазин, в котором и содержалось всегда готового хлеба [на сумму]… от 5 до 10 тыс. рублей. Посредством обрабатывания полей и расчистки побросанных мест и посев хлеба у меня в деревне увеличился… почти до невероятного числа» [1612] .
1611
Мадариага И. де.Указ. соч. С. 839.
1612
Антонова Н. Л.Указ. соч. С. 45.
Нельзя не заметить, что за время бедствия Авдотьино разбогатело и поднялось, а окрестные мужики, спасенные от голодной смерти, оказались в долговой зависимости от помещика-благотворителя. Деньги Походящину так и не вернулись, из-за чего тот сам фактически разорился.
Издательскими делами Новиков занимался уже от случая к случаю, больше времени проводя в Авдотьине, подальше от кредиторов и розенкрейцерского начальства. У московских адептов даже сложилось впечатление, что брат Коловион (масонское имя Новикова) тяжело болен и удалился на покой. Когда в 1792 году Николая Ивановича арестовали, граф К. Г. Разумовский насмехался над Прозоровским: «Вот расхвастался, как город взял, стариченка, скорченного гемороидами, взял под караул, да одного бы десяцкого или будошника за ним послать» [1613] .
1613
Лопухин И. В.Указ. соч. С. 49.
Действительно, к моменту ареста Новиков уже давно не появлялся в старой столице. В 1789 году закончилась аренда типографии Московского университета. А к 1791 году была свернута деятельность Типографической компании, находившейся в неоплатных долгах. Тогда же Новиков пережил другой страшный удар — скончалась его жена Александра Егоровна, оставив на руках отца троих детей: Ивана, Варвару и Веру. Двое старших, сын и дочь, страдали эпилепсией.
Московские масоны были убеждены, что подозрение к ним внушено Екатерине Потемкиным. Иван Лопухин писал: «Один хитрый на то время вельможа и царедворец в часы колебания своего могущества… для поддержания себя выдумал навлечь подозрение на существовавшую будто связь с обществом нашим у ближайшей к престолу особы (наследника Павла. — О. E.).Искусно внуша такое подозрение, искусно же не допускал он и до розыска; вероятно, для того, что, не имев сердца жестокого, при всей своей политической нещадности не хотел он жертвовать людьми, никакого зла ему не причинившими».
По мнению Лопухина, «розыск бы обличил его выдумку, которая тогда обратилась бы во вред ему самому». Однако на деле всякая попытка властей освидетельствовать труды московских типографий только вызывала дополнительные подозрения. И в конечном счете расследование, предпринятое уже после смерти светлейшего князя, не «обличило его выдумку», а подтвердило связь великого князя Павла с «братством» и берлинскими «начальниками».
Лопухин передал ход рассуждений монархини и ее фактического соправителя, как их понимали розенкрейцеры: «Он старался только питать вселенное им подозрение, выставляя себя за знающего все, что в государстве происходит, с тем, что когда он хранитель особы государыниной, то ей нечего опасаться — он все предупредит. По сему расположению [мыслей] удерживал он от строгостей; и все следствия возбужденного подозрения и гнева государыни на общество долго ограничивались тем, что несколько раз запечатаны были и пересмотрены изданные нами книги» [1614] . Как только «хранителя особы государыниной» не стало, исчез щит, одновременно прикрывавший ее от хитростей сторонников Павла, а их от расправы со стороны властей. Барьер рухнул. «Братство» оказалось с Екатериной один на один.
1614
Там же. 24.
Тем не менее виновником гибели московских мартинистов традиционно представляют именно Потемкина. Подготавливая письма императрицы и светлейшего князя к печати, Я. Л. Барсков в первые годы советской власти шел в своих рассуждениях еще дальше Лопухина: «Когда русское масонство раскинулось по всей стране и московские розенкрейцеры образовали его ядро, „князь тьмы“, как называли они Потемкина, донес императрице о сношениях с Павлом этой единственной сорганизованной партии; жертвой этого „предостережения“ пал Н. И. Новиков» [1615] .
1615
ОР ГПБ. Ф. 369. Собр. Бонч-Бруевича В. Д. К. 375. № 29. Л. 17.
Однако следует помнить, что масонство времен Екатерины менее всего походило на политическую партию в современном понимании. Ее ячейками были книготорговые лавки, вокруг которых собирались немногочисленные читатели, искавшие эзотерических знаний. Видимо, Потемкин хорошо понимал разницу между петербургскими политиками от розенкрейцерства и «масонскими толпами» в Москве и провинции.
Екатерина же нанесла удар по всем. Опасность положения, в котором она очутилась после смерти светлейшего князя, диктовала резкость мер. В лице братьев Зубовых императрица старалась обрести новых «хранителей» государства. Но тем не хватало опыта, знаний, таланта. А их хитроумный покровитель Салтыков — более царедворец, чем политик — не обладал элементарной порядочностью. Все это определило ход и методы московского разбирательства.
С другой стороны, императрице противостояли люди в высшей степени странные. С горячностью и искренностью они продолжали отрицать вину, даже когда были изобличены собственными письмами, оказавшимися в руках правительства. Это подтверждало худшие подозрения Екатерины: у «сектантов» произошло смешение нравственных понятий, ложь вне ордена уже не означала ложь в полном смысле слова, «братья» говорили, мыслили и чувствовали в разных плоскостях с допрашивавшими их чиновниками.
Это особенно ярко заметно при сравнении «Записок» Лопухина и показаний Новикова. Читая первые, нельзя не сочувствовать молодому масону и трудно не верить в невиновность ордена. «Коварство, клевета, злоба, невежество и болтовство публики питали их (подозрения. — О. Е.)и подкрепляли… Все сие усилилось с началом революции в Париже в 1789 году, которой произведение тогда приписывали тайным обществам и системе философов; только ошибка в этом заключении была та, что общества оные и система были совсем не похожи на наши. Нашего общества предмет была добродетель… Той же философии (просветительской. — О. Е.)система отвергать Христа… А обществ оных (иллюминатов. — О. Е.)предмет был заговор буйства (революция. — О. E.),побуждаемого… стремлением к… неестественному равенству» [1616] .
1616
Лопухин И. В.Указ. соч. С. 27.