Екатерина Великая
Шрифт:
Подобную картину можно было видеть в той части города, где просторные особняки титулованных господ стояли по берегам озер и речушек. Ближе к самому центру города лепились многочисленные Домишки ремесленников, где ткачи, шляпники, богомазы, оружейники, лудильщики изготавливали и тут же на месте продавали свои изделия. Обитатели улицы занимались каким-то одним ремеслом. Те, кто пек блины, не общались, скажем, с пряничниками. Литейщики колоколов жили обособленно от кузнецов. Иконописцы держались в стороне от тех, кто промышлял, допустим, лубочными картинками.
В Немецкой слободе — там, где Екатерина чувствовала себя почти как дома, — иностранные купцы за несколько столетий выстроили некоторое подобие
Бурлящим средоточием московской жизни был Китай-город с его рядами прилавков, что протянулись вдоль берега Москвы-реки под высокими башнями Кремля. Это воистину был гудящий улей из улочек и переулков, где царил полумрак и были выставлены товары со всего света: чеканка из Ярославля и Холмогор, кожи из Казани, бархат и парча из Франции и Италии, дамасские мечи, эмали из Киева и изделия из кости, привезенные из Архангельска. Сибирские меха лежали грудой по соседству с самаркандской керамикой, астраханскими арбузами и овощами и слегка залежалой рыбой (москвичи почему-то предпочитали рыбу с душком).
Торговцы и ремесленники обычно устраивали прилавок под низким навесом, обшитым не струганным горбылем. В ожидании покупателей продавцы распивали чай, читали молитвы, болтали с приятелями, играли в мяч или подкармливали голубей, обитавших здесь же под сводчатым потолком. Голубей считали священными: москвичи благоговели перед этой птицей, которая была олицетворением святого духа.
На Красной площади, напротив ворот, ведущих в Кремль, располагался официальный городской центр — здесь зачитывались царские указы, а патриархи благословляли верующих. Рядом во всей своей причудливой красе высился многоглавый собор Василия Блаженного, чьи купола соперничали друг с другом затейливо украшенными шапками. Тут тянули свои заунывные песни слепцы, а по соседству на потеху публике здоровенные мужики водили медведей. Скоморохи шутками и прибаутками вытягивали монету у досужей толпы, а уличные разносчики торговали кто рыбой, кто пирогами, кто горячим сбитнем и квасом.
Здесь, на Красной площади, предлагали свои услуги попы без приходов, готовые за небольшую мзду отслужить молебен. А рядом писцы продавали переписанное от руки житие святых, книжки о чудесах и чудотворцах. Они же нередко предлагали вполне светское сочинение и даже непристойные вирши, которые, конечно, не выставлялись напоказ. И шныряли по Красной площади шлюхи. Собирались ротозеи у древнего круглого возвышения, известного как лобное место, откуда оглашались царские распоряжения и где казнили преступников. Тут рубили головы ворам и убийцам, кнутами пороли смутьянов, а иногда и колесовали, обрекая несчастных на мучительную медленную смерть. Тела казненных долго не убирали в назидание простому люду. Государственных преступников четвертовали — сначала им отсекали руки и ноги, а лишь потом отрубали голову.
В сентябре 1762 года Екатерина въехала в Москву. День был хмурый, холодный, площадь покрылась ледяной коркой. И все равно тысячи и тысячи москвичей, одевшись потеплее, вышли встречать императрицу, надеясь получить от нее благословение, когда она будет проезжать по своему пути, украшенному арками, увитыми зелеными ветвями. Князь Трубецкой, на которого возложили проведение коронации, сделал все, что было в его силах, чтобы подготовить город к приезду высокой гостьи. Он предупредил Екатерину, что в народе зреет недовольство. После проливных осенних дождей дороги превратились в непролазные хляби, что вызвало перебои в снабжении хлебом.
А тут ударили крепкие морозы. Цены на рынках подскочили еще больше. Скрытое недовольство грозило вот-вот прорваться наружу.
Екатерина ласково кивала толпившимся на ее пути москвичам, большинство из которых видело ее впервые. Рядом с ней сидел сын, и государыня советовала ему почаще выглядывать из окна кареты. Павел недавно болел и еще не совсем выздоровел, но Екатерина нуждалась в нем — она надеялась, появившись перед своими подданными вместе с сыном, пробудить в их сердцах участие. Пусть не думают о ней как о честолюбивой немке, запятнавшей себя кровью мужа. Пусть видят в ней мать, которая заботится о благе своего ребенка.
По правде сказать, сын вовсе не занимал ее мысли — хотя, конечно, его шаткое здоровье не могло не заботить Екатерину. Сейчас все ее помыслы были сосредоточены на том, как поддержать в Москве порядок в ближайшие десять дней, которые займут торжества по случаю ее коронации. Никаких хлебных бунтов, никакого недовольства и подстрекательств со стороны смутьянов, трубивших о том, что у нее, дескать, нет морального права на российский престол. Екатерина считала, что на каждом шагу ее подстерегает предательство. Даже среди горничных, что были вхожи в ее покои, могли быть изменницы.
Этим женщинам легко было догадаться о том, что значило для нее больше всего на свете. Она в этом смысле была целиком и полностью в их власти. Например, им прекрасно известно, что она носит под сердцем очередного ребенка. И снова этот ребенок от Григория Орлова. Но на сей раз он родится не у жены великого князя, а у царствующей императрицы. И если это будет мальчик, то нетрудно изменить порядок престолонаследия; тогда место больного Павла займет крепыш, отпрыск Григория Орлова. Ее сын Алексей, первый от Григория Орлова, был вверен заботам камердинера Шкурина и упрятан подальше от любопытных глаз. Судьба его еще не была окончательно решена. Единственным признаком того, что Екатерина беременна, была тошнота, которую за эти годы она научилась умело скрывать.
Десять дней провела Екатерина в Большом Кремлевском Дворце, постом и молитвой очищая душу и тело перед тем, как пройти священный обряд венчания на царство. Она встречалась со своими советниками, учила наизусть слова, которые ей предстояло произнести во время церемонии, и ежедневно обсуждала все подробности процедуры с князем Трубецким. Казна была пуста, и все равно коронация должна поразить всех своей пышностью. Разве можно обойтись без великолепных карет, без лошадей под богатыми попонами? Все должно сиять золотом и драгоценными каменьями. Платье самой Екатерины из блестящего золотистого шелка, густо расшитое золотыми и серебряными нитями, словно магнит, должно было притягивать к себе взгляды всех присутствующих. Ради грядущей коронации основательно перерыли гардероб покойной императрицы Елизаветы. Из пряжек и пуговиц выковыривали драгоценные камни, с юбок и лент спарывали жемчужины. Старый бархат вполне годился на новые ливреи. Старый шелк распороли, заново сшили и подрубили, золотых дел мастера заново изготовили для Екатерины новую корону. Она была усыпана пятью тысячами мелких бриллиантов и семьюдесятью шестью крупными, отборными жемчужинами.
Наверху искрился огромный рубин, а венчал корону крест.
Остальные регалии были начищены до блеска и приготовлены для вручения императрице. Ее скипетр, символ власти, украшал огромный бриллиант «Орлов», как напоминание о человеке, благодаря которому она получила престол.
Ранним утром в воскресенье, 22 сентября, дружно громыхнули все кремлевские пушки, возвещая о венчании Екатерины на царство. Оглушительно затрезвонили колокола. Полки построились и двинулись на Соборную площадь. Занимали свои места музыканты, а в кремлевские ворота потянулась длинная вереница карет.