Экономика и дипломатия
Шрифт:
Такая расстановка сил внутри лидирующей группы империалистических держав привела к тому, что на протяжении более чем 20-летнего периода возникающие в сфере международных экономических отношений проблемы и конфликты в целом решались посредством переговоров — реже в международных организациях, а чаще — на двусторонней основе Создалась разветвленная система методов ведения переговоров по экономическим вопросам и международных экономических организаций. Западные исследователи заговорили о расцвете экономической дипломатии. В отличие от международных политических организаций типа ООН, где дискуссии нередко принимали характер острых конфронтаций, в «клубе богатых», представляемом такими организациями, как Генеральное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ) и Международный валютный фонд (МВФ), дело в ту пору не заходило
Однако созданная в период Бреттон-вудской эры сеть международных экономических организаций не стала действенной системой международного регулирования мирохозяйственных связей Эти организации лишь дополнили инструментарий экономической дипломатии империализма Никаких существенных изменений в регулировании международных экономических отношений, основанных на эксплуатации и гегемонии США, не произошло.
70-е годы. Экономические вопросы
на высшем дипломатическом уровне
70-е годы отмечены перемещением экономических проблем на самый высокий дипломатический уровень. Они приобрели очень важное значение. Ими стали заниматься представители высшего эшелона власти. Главы ведущих капиталистических государств начали специально собираться на ежегодные совещания, посвященные делам сугубо экономическим. Разделение на политику «высшего» и «низшего» порядков кончилось. Столь резкий поворот в сторону «экономизации политики», разумеется, не случаен. Виной этому кризис Бреттон-вудской системы регулирования капиталистического мирового хозяйства. И кризис разразился не сам собой, а вследствие существенных изменений в политических основах самой системы. Во-первых, исключительная претензия ведущих империалистических держав на управление мировой экономикой не состоялась, была опрокинута всем ходом мировых событий. Во-вторых, лидерство США, вследствие усиления экономической мощи Западной Европы и Японии, ослабло, и, наконец, нарушилось единство взглядов участников Бреттон-Вудса на методы регулирования мирохозяйственных связей. Добившиеся политической независимости развивающиеся страны, со своей стороны, стали требовать, и это справедливо, участия в управлении международной экономической системой и права на получение своей доли экономических выгод. Усиление позиций мирового социализма, развитие экономических отношений между двумя противоположными системами в 60-е и 70-е годы потребовали выработки новых, отвечающих времени, правил взаимоотношений Восток — Запад, сводом которых стал Заключительный акт Совещания в Хельсинки.
В условиях разрядки получили простор для своего развития экономические отношения между странами социалистического содружества и капиталистическим миром. В 70-е годы, особенно после принятия Заключительного акта, «холодная война» в определенной мере перестала быть цементирующим фактором в отношениях между промышленно развитыми капиталистическими странами. Был достигнут прогресс в переговорах об ограничении стратегических вооружений. По мере относительного уменьшения напряженности в мире экономические проблемы все больше попадали в фокус международных отношений. На Западе заговорили об «экономизации политики», как о каком-то новом явлении в сфере международных отношений, хотя взаимодействие между политикой и экономикой, как мы уже видели, существовало всегда.
Расстановка сил изменилась и внутри ведущих западных держав. Европейское экономическое сообщество в составе шести, а затем десяти государств превратилось в реальный центр империалистической силы, конкурирующей с США не только по экономической, но и потенциально по политической мощи. К концу 60-х годов Япония выдвинулась в число ведущих индустриальных держав мира, присоединившись тем самым к кондоминиуму промышленно развитых капиталистических стран, став третьим, наравне с США и ЕЭС, центром империалистической силы. В то же время у Соединенных Штатов возникли серьезные экономические проблемы,
Баланс сил постепенно изменился в сторону большего равенства. Западная Европа и Япония все чаше начали выражать недовольство преимуществами, которые давало США лидерство, и тем, как они эти преимущества использовали. Одновременно и сами американцы все более проявляли недовольство ценой лидерства. По мере нарастания экономических трудностей к концу 60-х годов в США стали все громче раздаваться голоса, утверждавшие, что издержки экономического лидерства перевешивают его преимущества.
Ослабление международной напряженности способствовало изменению отношения к американскому лидерству. Последовательная миролюбивая политика СССР и других стран социалистического содружества во многом развеяла миф о «советской угрозе». «Заботы» о безопасности Запада перестали служить тем кнутом, с помощью которого США заставляли союзников по НАТО терпеть гегемонию Вашингтона. Нового же лидера тоже не было видно. Соперничающие с США по экономической мощи ФРГ и Япония на эту роль не годились и не претендовали, в частности, по причине их меньшей военной силы и репутации виновников второй мировой войны. ЕЭС как союз ряда стран политически недостаточно монолитен для роли лидера.
Серьезные разногласия в мире капитализма возникли и относительно методов хозяйственного регулирования на уровне мировой капиталистической системы. С точки зрения развивающихся стран существующая так называемая либеральная или «открытая» система международного регулирования в условиях колоссального фактического неравенства увековечивает их зависимое, подчиненное положение. Добиваясь пересмотра существующих правил, процедур и институтов, регулирующих международные экономические отношения, эти страны выдвинули требование сделать их экономическое развитие главной целью международного регулирования, чтобы они в конце концов смогли вырваться из костлявых объятий нужды и голода.
Созданная империалистическими государствами система перестала удовлетворять и многие развитые страны. Усиление интернационализации хозяйственной жизни и невиданные доселе рост и распространение транснациональных корпораций определенно ограничивают государственно-монополистическое регулирование экономики на национальном уровне. Оно становится все более сложным делом для правительств, особенно малых стран.
Все это объективно привело к краху послевоенной системы международного регулирования капиталистической экономики, который стал очевидным летом 1971 г. после того, как Соединенные Штаты отказались в одностороннем порядке, практически без предварительных консультаций с партнерами, от обмена долларов на золото, лишив тем самым международную валютную систему ее основы.
Все это привело к тому, что экономические конфликты поднялись на самый высокий дипломатический уровень и стали предметом постоянных консультаций, споров, препирательств, разбирательств на встречах глав ведущих стран Запада. Между прочим, эти встречи превратились одновременно в некое состязание политической силы участников. Круг «сильных мира сего», присвоивших себе право решать судьбы мировой экономики, по-прежнему остался узким. Несмотря на лицемерные декларации о равноправии больших и малых государств, они не включили в состав форума глав правительств, представляющего неофициальный руководящий центр мирового капитализма, малые государства, в том числе и членов так называемой группы десяти (Швеция, страны Бенилюкса), игравшей важную роль в регулировании международной валютной системы во времена Бреттон-вудской эры.
Теперь совещания собираются на уровне «семерки», в составе США, Великобритании, Франции, ФРГ, Италии, Японии и Канады. Первоначально совещания занимались исключительно валютными проблемами, но затем круг вопросов, помимо воли «семерки», расширился. Разногласия между участниками все чаще вырывались наружу, все больше становилось злободневных экономических проблем.
В период версальских переговоров после первой мировой войны германский канцлер Вальтер Ратенау говорил: «Мой рок — политика». Перефразируя его, канцлер ФРГ 70-х годов Гельмут Шмидт любил произносить: «Мой рок — экономика».