Экономист на диване. Экономическая наука и повседневная жизнь
Шрифт:
Мой коллега Алан Стокман предлагает разрешить кандидатам делать имеющие юридическую силу обещания. Было бы неправильно привлекать политиков к суду за каждое обещание, которое они дают в ходе избирательной кампании в ответ на неожиданные вопросы, так что лучше ограничить этот замысел теми обещаниями, которые кандидат сам называет обязательными к исполнению.
Можно возразить, что обязывать кандидатов следовать той политике, которая может оказаться неразумной в непредвиденных обстоятельствах, не самая лучшая идея. Я отвечаю, что мы уже делаем это. Действительно, бывают непредвиденные обстоятельства, когда свобода слова, право на рассмотрение дела судом присяжных или разделение властей оказываются неразумными, но мы готовы
Обязательное к исполнению обещание политика могло бы быть чем-то вроде временной конституционной поправки, действующей на период полномочий политика. Это обещание было бы обязательным только для самого кандидата: например, в ситуации, когда президент, обещавший наложить вето на любое повышение налогов, исполнил свое обещание, но вето это могло бы быть преодолено. В результате ограничения в отношении возможной политики стали бы гораздо менее строгими, чем положения Конституции Соединенных Штатов, многие из которых, похоже, в целом рассматриваются как желательные.
Рассмотрим этот вопрос более подробно. Если президент нарушил обещание наложить вето на любое повышение налогов, проигнорируем ли мы его отказ и будем настаивать на изначальном обещании, считая каждый новый законопроект, касающийся введения налогов, автоматически заблокированным? Или мы позволим ему нарушить данное обещание, а затем призовем его к ответственности посредством судебного иска или процедуры импичмента? Нужно ли вводить положение об освобождении от ответственности, в соответствии с которым должностное лицо, убедившись в том, что оно совершило нарушение, может избежать ответственности, подав в отставку?
Я поддерживаю предложение Стокмана в любом из этих вариантов. Раздел 10 статьи 1 Конституции США защищает право граждан вступать в договорные отношения, обеспеченные правовой санкцией. Почему же политикам, в отличие от всех остальных американских граждан, должно быть отказано в этом фундаментальном праве?
Постоянный американский кошмар: преступника, обвиняемого в совершении ужасного убийства, в ожидании предстоящего суда отпускают под залог на свободу. О судье, подписавшем ордер об освобождении, нелестно отзываются в прессе, а иногда и в кабинках для голосования. Политики осуждают мягкость системы правосудия и требуют подходить с более строгими стандартами к вопросам освобождения под залог.
Здесь есть две отдельные проблемы. Первая заключается в том, чтобы решить, какую позицию занимаем мы в вопросе баланса между общественной безопасностью и правами обвиняемого. Насколько мы должны быть уверены в заключенном, чтобы быть готовыми освободить его до начала судебного разбирательства? Разумные люди будут иметь разные мнения по этому вопросу. Обычно в нашей системе столь сложные вопросы баланса рассматриваются Законодательным собранием.
Вторая проблема заключается в том, чтобы, когда Законодательное собрание достигнет согласия относительно стандарта, побудить судей соблюдать его. Мы можем назначить надзорные органы, но они, скорее всего, будут обладать куда меньшей информацией о характере различных обвиняемых, чем сами судьи. Поэтому они никогда не смогут быть уверенными в том, что судья действительно использует всю имеющуюся информацию и делает все от него зависящее.
Экономическая теория подсказывает, что, когда мы не можем контролировать человека, принимающего решения, мы должны хотя бы попытаться предложить ему правильные стимулы. Судьи будут иметь правильные стимулы, когда осознают свою личную ответственность за уголовное преступление, совершенное обвиняемым, которого они выпустили под залог.
Личная
Станут ли судьи выпускать на свободу больше (или меньше) обвиняемых, чем выпускают сегодня, будет зависеть от размера поощрения, которое может быть скорректировано с учетом пожеланий законодательной власти. Преимущество моего предложения заключается не только во влиянии на количество обвиняемых, выпускаемых под залог, но и в его влиянии на то, каких обвиняемых отпускают под залог. Независимо от того, выступаем ли мы за освобождение 1% или 99%, мы согласны с тем, что эти 1% или 99% не должны выбираться случайно. Мы хотим, чтобы судьи сосредоточили все свое внимание на потенциальных издержках своих решений, а личная ответственность способствует большей концентрации. Я не призываю проявлять большую строгость или большую снисходительность. Я призываю лишь к тому, чтобы мы признали суть этого компромисса. Второе преимущество моего предложения заключается в том, что оно будет способствовать прозрачности. В ходе дебатов о введении денежного поощрения д ля судей законодатели будут вынуждены занять четкую позицию по основному вопросу, касающемуся безопасности для общества и прав обвиняемого. Вместо того чтобы скрывать свою точку зрения в сложном и внутренне противоречивом законодательстве, им придется вспомнить об избирателях и начать отстаивать определенную позицию, чтобы избиратели затем могли либо принять ее, либо отвергнуть.
Можно возразить, что нам не следует упрощать сложный вопрос, требуя, чтобы законодатели ограничились определенным числом. Я отвечаю, что они уже ограничиваются определенным числом. В существующих сегодня законах уже выбрано определенное значение на шкале между строгостью и мягкостью. Нам просто не говорят, какое именно. Почему сложность вопроса должна служить оправданием для застенчивого умалчивания об уже сделанном выборе?
Мое предложение сделало бы судей более прилежными, а законодателей — более открытыми. Таковы два преимущества моего предложения. Я не вижу в нем никаких серьезных недостатков и потому выступаю за его скорейшее принятие.
Вы покупаете видеозапись — сомнительную, но совершенно законную. Шесть месяцев спустя вступает в силу закон, запрещающий покупку таких видеозаписей. Рьяный прокурор пытается привлечь вас к суду.
В Конституции нет четкого ведения таких процедур. У вас есть фундаментальное право знать о последствиях своих действий в момент их совершения. Поэтому Статьей I вам гарантируется абсолютный иммунитет от преследования постфактум. Любой суд немедленно прекратит дело прокурора.
Вы приобретаете активы, производящие поток дивидендов, которые облагаются налогом в 25%. Через шесть месяцев после этого новый закон повышает ставки налога до 35%. Рьяный чиновник налоговой службы пытается взыскать с вас не уплаченный до конца налог.
Вы обращаетесь в суд по налоговым делам, утверждая, что у вас есть фундаментальное право знать о последствиях своих действий в момент их совершения. Ведь вы купили свой актив, обоснованно ожидая, что дивиденды будут облагаться налогом по ставке 25%, и это все, что вам нужно будет заплатить. Судья сочтет ваши аргументы абсурдными и наложит арест на вашу заработную плату.
Мне бы хотелось понять, в чем разница в этих двух случаях. Могут сказать, что вы приобретали активы, полностью сознавая, что налоговое законодательство время от времени меняется. С другой стороны, вы покупали видеозапись с полным осознанием того, что уголовные законы иногда изменяются. Так что я не уверен, что здесь есть сколько-нибудь значимая разница.