Экспансия
Шрифт:
— Пойдём вниз, друг! Выпьем за удачное отплытие!..
…Неделя пути прошла на удивление спокойно. Ни штормов, ни противных ветров, из-за которых пришлось бы ложиться в дрейф, пережидая, когда тот перестанет. Когг медленно, но уверенно пересекал Средиземное море. Запасы вина, прихваченные Даром, быстро кончились, и теперь слав целыми днями торчал на палубе, беседуя с возвращающимися из Святых Мест паломниками, купцами и воинами. О чём они говорили, фон Гейер не знал, но судя по тому, как блестели глаза слава, тот явно извлекал из таких разговоров нечто нужное. Ну и ладно. Командор велел не препятствовать гостю ни в чём, и надо отдать тому должное — он и не злоупотреблял ни статусом, ни гостеприимством, вёл себя достаточно скромно и спокойно. Да и спрашивал, как потом удалось выяснить, совсем обычные вещи: что пользуется спросом и где, сколько стоит. Словом, вёл себя словно обычный купец. Правда, пару раз выяснял, как добраться до одного или другого места, но в этом ничего странного не было. Так что фон Гейер успокоился, а вскоре уже должен был показаться Кипр, а там и недалеко до Европы. Можно было бы пойти через Проход [49] ,
49
Гибралтарский пролив
— Паруса на горизонте! Паруса!
Раздался сверху крик матроса, сидящего в бочке, и сразу на палубе началась суматоха. Снизу вылетел капитан, составил ладоши рупором и заорал:
— Сколько и где?
Матрос откликнулся сразу:
— Две галеры по левому борту, идут навстречу! Паруса косые! Косые!
— К бою! Это пираты!
Алекс бросился вниз, грохнул кулаком в дверь каморки слава и выдохнул:
— Алжирские пираты!
Против ожидания тот расплылся в улыбке:
— Ну, наконец то, а то и подраться толком не получилось. Сейчас буду…
…Слав появился на палубе где-то через четверть часа, отмеренного временной свечой в фонаре. Тамплиер окинул его взглядом, но не заметил ничего необычного, кроме того, что тот не взял щита. Сверху доспех закрывала принятая в Ордене кота с крестом, в которой слав ходил постоянно, так что… Впрочем, взглянув ещё раз на воина, рыцарь заметил самое главное — Дар перевесил свой меч так, что его рукоятка оказалась за левым плечом. И точно такая же витая проволокой перекладина выглядывала из-за второго плеча. Он взял два клинка?! Матерь Божья, надеюсь, слав знает, что собирается делать… На корабле, между тем, царила суматоха: волокли стрелы и камни, тащили дротики. Галеры ниже когга, а значит, у христиан есть кое-какое преимущество… Все воины, что находились на борту, уже облачились в доспехи, да и прочие путешественники не собираются сдаваться без боя. Даже дети, которых, кстати, не мало, уже вцепились в ножи и готовы драться. А что делать? Эти фанатики не пощадят никого, за исключением лишь молодых женщин, которые станут их подстилками, а потом рабынями. Ну а из мужчин шанс уцелеть лишь у самых юных, которых потом кастрируют для гаремов… Как назло, ветер вдруг стих, и паруса беспомощно заполоскали. Алекс стиснул зубы — проклятие! Теперь ни сманеврировать, ни оторваться. Вёсельные корабли имеют неоспоримое преимущество в такой ситуации! Вот, кстати, и они… Две длинные узкие галеры, мерно взмахивающие рядами вёсел. И… Толпы воинов на палубах… Вот же… Проверил свой меч, подаренный ему в Державе, хорошо ли тот ходит в ножнах…
— С нами Бог!
Рявкнул кто-то из тамплиеров, и восторженный рёв потряс всё вокруг:
— С нами Бог!
Между тем галеры подходили всё ближе, охватывая когг с двух сторон, фон Гейер прикинул — примерно три сотни воинов. А их — двести. Вместе с паломниками. Вряд ли они отобьются. Бросил короткий взгляд на слава — тот по — прежнему улыбался, причём улыбка стала ещё шире. Странный он, неужели не понимает, что это не турнир? Хотя он и не видел, что тот может на самом деле. Поединок? Именно, что поединок. А в битве совсем по другому…
…Стая стрел сорвалась с бортов корабля, и смертоносные жала полетели к мусульманские галеры. Кому то не повезло, и арабы отозвались зловещим переливчатым улюлюканьем. Миг, и уже с их кораблей залпом ударили лучники. Тамплиер присел, и стрела, пролетев над его головой, вонзилась в кого-то позади. Послышались стоны и крики. Снова залп, потом стрельба из луков пошла без всякой команды, все, кто успевал, спускал тетиву, спеша опустошить колчан и достать побольше врагов, как с той, так и с другой стороны. Вот уже метают дротики… Значит, враги… Додумать тамплиер не успел — с сухим стуком за борт ухватился первый крюк, второй, да и с противоположной стороны тоже началось… Ловким ударом он снёс показавшуюся над планширом голову в обмотанном чалмой шлеме, меч пошёл назад, но тут сзади прилетело копьё. Ударило в бок, рыцарь задохнулся. Доспех работы славов выдержал! Только больно. А, ерунда! Обернулся — похолодел — с той стороны густо лезли вопящие мусульмане, сметя жидкий заслон из матросов и нескольких рыцарей. Вот рубится один из них, но арабы одолевают, и вскоре тамплиер скрывается под грудой копошащихся тел. Миг, и оттуда вылетает отрубленная голова, падает ему под ноги. А дальше уже оглядываться было некогда — и здесь началась рубка… Кривые мечи, короткие пики, круглые щиты. И распяленные криком рты, изрыгающие богохульства. Алекс медленно пятился назад. Но пятился — не было никакой возможности удержать визжащую орущую толпу, машущую сотнями мечей в одиночку. Экипаж уже был практически вырублен, и мусульмане уже явно готовились праздновать победу… Плохо умирать так…
— Посторонись, друг.
Слав? Он ещё цел?! Рука, поднятая для удара, остановилась, потому что перед ним была затянутая в доспех спина Дара. Тот спустился по трапу, ведущему на кормовую надстройку, где спасались женщины и дети, заступил дорогу визжащей Орде. Те вроде как замялись, давая краткую передышку, а парень вдруг выхватил оба меча, затем рванул коту, и фон Гейер замер — он не видел подобного доспеха раньше…
— Ну что, твари вонючие, повеселимся?
Громоподобным голосом рыкнул витязь на родном языке, и Алекс понял его — не зря столько времени они провели вместе. А потом тамплиер только и смог прошептать: Патер Ностер…
Глава 13
Остановить обоерукого воина, то есть, того, который бьётся двумя мечами сразу, может только точно такой же — владеющий давно и прочно забытым в Европе и Азии искусством, чего уж говорить о мусульманах, которые всегда уступали Западу во владении мечом? И Дар показал, что такое настоящий бой… Молнией метнулся клинок вперёд, враг рефлекторно вскидывает щит, но меча уже нет перед глазами, зато второй уже проворачивается в его животе, даже не заметив кольчуги — хвалёные дамасские клинки разлетаются на части, словно сделаны из гнилого дерева. Им не устоять против истинного славянского булата, который является прямым потомком древнего мифрила, из которого ковали себе оружие Боги. Другой пытается нанести удар, но длинный и узкий клинок описывает сверкающий круг, проворачиваясь в натренированной кисти, и конец кривого меча отлетает в сторону, зато второй меч чётким выпадом, словно жалом змеи входит в глазницу противника, и на краткое, но невыносимо жуткое мгновение показывает своё острие из пробитого тюрбана, опоясывающего островерхий шлем. Очередной удар наносится точно в промежность. Снизу вверх, и попытка отбить его парируется вторым мечом… Сколько бы враг не пытался, каким бы искусным он не был, но он всегда будет опаздывать, потому меч в ругах воина и его же защита, его же щит, а у противника лишь один клинок… И сходятся два лезвия вместе, и из отрубленной шеи бьёт вверх сочная прерывистая струя крови, которую по прежнему качает ещё не получившее приказ о смерти сердце… Отсечённые руки… Разрубленные щиты… Дурно воняющие внутренности, бьющиеся на скользкой от крови и желчи палубе… Кто-то поскользнулся и сбил темп нападавших, а воин в непонятном доспехе пользуется этой крохотной заминкой, чтобы достать сразу двоих арабов в выпаде, легко протыкая их щиты. И те опять застывают на месте — ну не пользуются нигде такими приёмами! Принят лишь рубящий удар! А Дар вновь крутит колесо одним клинком, ставя перед собой защиту, отбивая летящие в него дротики и стрелы, а второй словно жало змеи собирает жертвы.
— Демон!.. Ифрит!!!
Жуткая улыбка освещает лицо витязя, и он на миг взбрасывает к небу скрещённые клинки, и кричит громовым голосом на родной речи:
— Перун, тебе эта жертва!
И наливаются кровью глаза, и рука становится крепче и быстрее, ибо Бог-Воин услышал тебя, витязь, и жаждет чужих жизней… Сверкающий круг перед Даром, образованный левой рукой с вращающимся в ней мечом начинает смещаться, разворачиваясь ребром к врагу. Зато теперь начинает петь песню ветра и второй клинок! Идеальная, просто нечеловеческая согласованность действий, отработанная долгими годами тренировок, когда едва клинок покидает одну область пространства, как это же место занимает второй… Лет через семьсот скажут, что это принцип циркулярной пилы… А тут — две, вращающиеся навстречу друг другу… И скорость такова, что мечи воспринимаются глазами, как сплошной серебряный круг…
— Я пошёл, друг!
Вдруг слышится в ушах фон Гейера, и застывший от ужаса тамплиер вдруг видит, как один единственный рыцарь спокойно направляется в толпу, замершую почему то на месте… Хруст, визг, вой, брызги мяса, крови… И спокойное неудержимое движение мясорубки в человеческом обличье вперёд, через толпу… А потом — истошный вопль невероятного, животного ужаса людей, понявших, что сейчас они все умрут… Все. Без исключения. Ибо кто-то успел заглянуть в глаза смерти и крикнуть, что там ничего нет, лишь пустота… Такая бывает лишь у тех, кто не заметив давит муравья или букашку, потому что когда люди убивают друг друга у них проявляются эмоции. Даже безразличие можно причислить к ним. Но этот воин не видит в своих противниках людей. Для него они мусор, который надо вычистить… И жуткая песня ветра, которую поют его клинки, и два серебряных прозрачных круга, одновременно и щиты, и оружие… И меняющийся характер их движения, иногда мечи описывают восьмёрку, прикрывая Дара сзади, словно есть у того глаза на затылке… И последний задушенный то ли вскрик, то ли хрип, когда останки того, кто пытался бежать, валятся через борт, ловко подброшенные ногой в подшитом акульей кожей сапоге морского витязя Державы… Слав остановился — всё. Его разум подсказывает, что живых противников не осталось. Скучно. Он то думал, что мусульмане умеют драться. Увы. Они владеют искусством ещё хуже рыцарей из Европы. Есть ли бойцы, которые могут быть равны в бою славам, не забывшим древние наставления и приёмы? Увы. Кажется нет. Ибо секрет истинной стали в старых землях давно утерян. А повторить то, что только что сделал он, не под силу никому, имея оружие, изготовленное здесь… Да и доспех нужен специальный, и, конечно, тренировка. Ежедневная, упорная, не жалеющего и не щадящего себя воина. Через боль, усталость и кровь, ибо часто ранишь себя поначалу, когда упускаешь момент концентрации и клинки, ударив друг друга, портят рисунок и отлетают в разные стороны. Здесь нужна не сила — за неё работает сталь! Здесь нужна ловкость и согласованность работы кистей, плюс прочные сухожилия. И ещё — пустота. Мыслей. Чувств. Разума. Отрешённость — вот ключ к искусству обоерукого воина. Отрешённость и тренировка. И лишь спустя десять-двенадцать лет после начала учёбы можно узнать, получится ли из тебя такой, или лучше забыть о дивном мастерстве и стать простым меченосцем или стрелком… Короткое резкое движение, и с клинков слетает кровь. Они вновь девственно чисты. Беззвучно входя в ножны, закинутые в них не глядя. И замирает слав на носу когга, вглядываясь в горизонт. Потом подходит к одному борту, бросает короткий взгляд вниз, на прикованных к вёслам гребцов. Отворачивается, подходит к другому борту — смотрит туда, откуда ему навстречу глядят десятки испуганно-изумлённых глаз. Рабы не могли видеть, что творилось на палубе. Но они слышали. И Песню Ветра, и сытое чавканье Мораны, довольной обильной жатвой. Смех Перуна, получившего богатый урожай душ, и жуткие крики тех, кого секли на части заживо… И им страшно. Они никогда не слышали ничего подобного, хотя некоторые плавают с пиратами уже не первый год и насмотрелись и наслушались всякого… А слав уже возвращается, и те, кто видел, что творилось на палубе, смотрят на него, как на живого Бога…
— Алекс, там христианские пленники на вёслах. Помоги им освободится. Потом пусть уберут корабль от мяса и доведут когг до места назначения. После этого могут быть свободны. И ещё — на галере, которая справа, ещё кто-то остался. Так что будь осторожен.
Против воли тамплиер кивнул, опустившись на одно колено, словно перед самим магистром:
— Встань. И прекращай такое. Я ненавижу раболепие. И не хочу терять друга, взамен получив всего лишь слугу.
Фон Гейер поднялся, с трудом скрывая дрожь, спросил: