Экспансия
Шрифт:
— Что это было?
— Жертва. Моему Богу — Перуну-Воителю, и сыну его — Маниту-Сеятелю. Других Богов у меня нет, и не будет.
— Но..
– Займись людьми. Мне не хочется задерживаться здесь дольше необходимого.
Помимо воли тамплиер подчинился… Как Дар и говорил, на первой галере кроме рабов на вёслах никого не было. Бросив бывшим пленникам пару мечей и кинжалов, тамплиер спустился на вторую галеру. Тоже самое — обросшие, грязные вонючие люди, в лохмотьях, в которых угадывались когда-то обычные одежды. Некоторые вообще голые. Так же нашёл оружие, бросил под ноги гребцам:
— Разбивайте ваши оковы и забирайтесь на когг!
Галера взорвалась победным рёвом. Многие не могли сдержать слёз, а тамплиер прошёл на корму, к роскошно отделанной надстройке, выбил запертую дверь, вошёл — после яркого пронзительного света ему показалось, что там
…Когг причалил в Пизе, поднявшись вверх по реке Арно. По прибытии тамплиер сразу отправил гонца в местное командорство, и вскоре отряд рыцарей прибыл на пристань, решив все вопросы с властями. Освобождённые рабы получили свободу. После того, как выгрузили коней, не откладывая в долгий ящик, слав и тамплиер в сопровождении десятка воинов двинулись в Ла-Рошель, где базировался основной флот и был собран первый караван выкупленных славянских рабов. Ну и, естественно, слава дожидался магистр де Сент-Аман, которому не терпелось побывать в таинственной Державе… Так и двинулся небольшой отряд из двух рыцарей и десяти простых солдат по Европе, из Тосканы, что в Италии, во Францию, знаменитый город Ла-Рошель… Итак, по Священной Римской Империи, потом в герцогство Бургундское, и далее — во Франкское королевство, в новый город, всецело обязанный своим возникновением Ордену тамплиеров, сделавших его своей неофициальной столицей… Путешествовать в то время было довольно рискованным предприятием — города, леса и деревни просто кишели всякой нечистью: разбойниками обыкновенными, которыми становились из-за невыносимых поборов, притеснений, и даже болезней. Разбойниками военными — уж слишком много всякого вооружённого люда шаталось в те годы: наёмники действующие и бывшие, те, которым не заплатили и с кем честно рассчитались, просто народ, оказавшийся в нужное время в нужном месте, чтобы разжиться оружием, оставшимся на поле брани после того, как пара шаек истребит друг друга. Словом, те, кто носил на боку меч. Ну и, естественно, разбойники сиятельные. Безземельные рыцари, младшие сыновья, бастарды, и прочие, прочие, прочие. Зато каждый хотел есть и пить, по возможности вкусно и сытно, и, желательно, до отвала или вволю. А самое главное — ничего не делать. Так что шансов доехать спокойно для тамплиеров было, прямо скажем, не так уж и много. Ну а желающих отобрать их имущество ещё больше. Привлекали внимание и свирепый жеребец слава, и гружёная повозка, и солдаты, и сами храмовники. Ведь всем было известно, что тамплиеры — крупнейшие ростовщики и банкиры всего христианского мира, и сам король, и не один, к тому же, не раз одалживался у Ордена серебром или золотом… Впрочем, восьмиконечный крест значил не мало. Ну а когда началась собственно Франция, даже выкатывавшиеся из лесов или рощ банды разбойников убирались обратно, рассмотрев восьмиконечные кресты. То ли потому, что тамплиеры, в случае нападения ни них или на денежные караваны не успокаивались, пока не развешивали всех виновных в этом в качестве бесплатных украшений, то ли в знак признательности за то, что в голодные годы, а буквально недавно был неурожай, спасли тысячи человек от смерти, следуя своему обычаю обязательно сажать за стол братьев прохожего… Так что можно сказать, что путешествие пока шло без проблем, хотя поводов поработать мечом хватало. Слав в эти стычки не вмешивался, предоставляя возможность разбираться с неприятностями рыцарям и солдатам. А когда его спросили, почему он так делает, когда на когге уничтожил несметное количество сарацин, пояснил — что если его опознают, то они никогда не доедут до места назначения, ибо соберётся толпа живых покойников, жаждущих доказать всему миру, что они гораздо лучше. Словом, у него нет желания вместо того, чтобы ехать — драться при каждом вызове. Дара поняли и объяснение, поразмыслив, приняли…Так добрались до Пуатье, откуда не так далеко было до Ла-Рошели. И, как говорится, вляпались. Да так, что…
…Первое, что заметил Дар, выехав на заполненную народом городскую площадь — это большой помост, на котором красовалась виселица. Но главное было не это, а другое — рядом с виселицей был установлен большой котёл, в котором что-то сытно и сочно булькало, а одетые в одинаковые алые одежды личности суетливо подкидывали дрова в огонь, жарко пылающий под ним. Он резко осадил жеребца и обернулся к Алексу:
— Что такое?
Тот равнодушно пожал плечами:
— Скорее всего, поймали фальшивомонетчика, будут варить в смоле. Либо испытывать ведьму кипятком. Останется жива — оправдают. Нет — значит, ведьма.
— Сурово… После кипятка в любом случае никто не останется живым.
Подъехавший брат Бонифаций загнусавил было:
— Святая великомученица Лукерия, проживавшая в Риме…
Слав вскинул руку, обрывая готовую затянуться до утра проповедь храмовника:
— Тише, брат. Приговор зачитывают.
И верно — на помост вышел герольд в богато расшитой одежде, развернул с важным видом свиток и, прокашлявшись, заблажил во всё горло:
— По приказу Святой Церкви предаётся казни девка Францишка с Руси, раба виконта де Блюе, наведшая на него порчу, из-за чего честный рыцарь оказался расслабленным…
Толпа просто покатилась от смеха, не удержался и слав:
— Это же надо быть таким идиотом, чтобы признаться на весь город и всю округу в своей импотенции!
Окружающие его тамплиеры тоже заулыбались. Но в следующее мгновение Дар вдруг стал серьёзным — на помост вытащили молоденькую девушку, вряд ли старше шестнадцати лет в простом изорванном платье. Она еле шла, поскольку её ноги были покрыты страшными ранами, обнажённые руки так же исполосованы кнутом, и несчастная фактически висела на руках палачей. Герольд тем временем продолжал:
— Приговорена она, после следствия, учинённого каноником Святой Церкви нашей Теодальдом из Бургоса, как ведьма, к казни в кипящей смоле, поскольку упорствующая и не раскаялась в вере своей еретической.
Дар вдруг тронул своего жеребца, расталкивая толпу широкой конской грудью. На него шикали, пытались огрызнуться, но увидев рыцаря, да ещё и тамплиера, в страхе умолкали, и слав уверенно пробирался к месту казни. Приговор уже был зачитан, и герольд вновь с важным видом скатал свиток в трубку, показал толпе печать, болтающуюся на нём, потом вновь открыл рот:
— Кто желает сказать?
Раздался чей-то визгливый голос:
— Ведьма!
И потух. Зато в ответ позвучал весёлый бас:
— Этот виконт от рождения импотентом был, поскольку на женщин у него не встаёт, а только на детские попки!
Толпа восторженно загоготала, но герольд вскинул руку:
— По обычаю древнему предлагаю спасти девку. Спрашиваю в первый раз — Кто желает взять её в жёны?
Мгновенно воцарилась тишина, слав наклонился к последовавшему за ним солдату:
— Почему все молчат?
— Взявший её в жёны сам может стать рабом. Либо должен будет возвести её в титул, а это стоит не меньше двух тысяч денье [50] .
— Понятно…
Между тем герольд вновь крикнул:
— Спрашиваю вас второй раз, кто готов взять её в жёны?
И вновь тишина. Стоящая на помосте девушка качнулась, и до этого бледное лицо стало совсем, как мел… Герольд открыл было рот, собираясь закричать в третий раз, но тут сверкнул меч, выхваченный из ножен, и спокойный голос произнёс:
50
2,8 кг серебром
— Я.
Разодетый хлыщ даже качнулся от неожиданности:
— Что — я?
— Я, рыцарь Дар фон Блитц, готов взять эту грязную девку в жёны.
Герольд хитро прищурился:
— Известно ли тебе условие, рыцарь фон Блитц?
— Две тысячи денье? Конечно. Где и когда?
— Здесь, и сейчас.
Герольд заулыбался — у неизвестного спасителя ничего нет. А такая сумма должна занимать немало места. Но рыцарь, судя по имени, германец, спокойно открыл сумку своего седла, немного покопался в нём и вытащил нечто, от чего у тех, кто увидел, точно так же открылись рты, как и некоторое время назад в Святой Земле…