Экспансия
Шрифт:
…Второй же подарок был не менее важен, чем первый. Ибо сколь не мучался Малх с паровыми двигателями — ничего у него не выходило. И пар напрямую в воду гнали по трубе, и турбину Герона пробовали — бесполезно. Пока малая модель изготовлена вроде всё отлично, всё работает. Как начинают в натуральную величину строить, не модель, а сам корабль — всё. Конец. Стоит мёртвым грузом такая игрушка, деньги на ветер выброшенные. Но только вот сама себя с места еле сдвигает. Не говоря уж о том, чтобы грузы или людей перевозить. Взяла Ольми перо гусиное, да начертила на листе пергамента простой чертёж. Как глянул Малх, так и хлопнул себя по лбу, назвался дубиной стоеросовой, умчался в Рудничную слободу. И как раз к родам наследника похвастался, что первый такой двигатель к знаменательному событию изготовил. Так мало того, что построил, так ещё и в один из корпусов, что были приготовлены для прежних паровиков, поставил, и тот пошёл, да ещё как пошёл! Два цилиндра, устройство для отсечения влаги в паре, котёл с трубками для
Было и ещё кое-что, чего славы даже представить себе не могли, и, конечно, первым эту вещь использовали опять же военные — воздухоплавание. Издавна жители долины Наска использовали при создании своих картин, специальных знаков для пришельцев из космоса, воздушные шары. Выглядел их летательный аппарат, правда, не шаром, а кубом. Внизу разжигался костёр, дым от которого поступал внутрь сшитой из особой ткани оболочки. Та поначалу пропускала горячий воздух, но когда копоть забивала поры, куб начинал надуваться, и вскоре возносил под небеса корзину с человеком в ней. Пассажир время от времени, когда воздух начинал остывать, сжигал пучки соломы, подогревая воздух вновь, и, наконец, опускался на землю. И теперь армия Империи впервые в мире образовала воздухоплавательные отряды наблюдателей, которые очень хорошо показали себя во время войны против майя, которая всё продолжалась и продолжалась…
Ещё прибыли первые поселенцы от тамплиеров. Те самые славяне, выкупленные на рабских рынках. Поначалу из расселили по городам и деревням, среди простых славов, но когда те вдруг массово начали вести агитацию против Старых Богов, особенно, Троицы Жизни, то ничем хорошим для новичков это не кончилось. После того как особо рьяным намяли бока, да поступило множество жалоб от людей, князь признал, что идея поселить христиан среди славов потерпела крах, и потому принял прямо противоположное решение — собрать их всех вместе и устроить на Фронтире. Границе между Мокрыми лесами, где обитали людоеды, и прочими землями славов. Пусть молятся своему Распятому, глядишь, майя их есть будет приятнее… Ну а Дар занимался Тайным Приказом — готовил новых разведчиков в Европу, обучал их языку, ставил произношение, преподавал нравы и обычаи. Так пролетела зима, наступила весна, близилось лето. Пора было исполнять обещание, и в один из жарких дней Травеня [57] , он, оседлав коня, отправился в Торжок, откуда должен был на купеческом корабле добраться до Нордланда, где оставался Марк Мауберг. Как надеялся молодой воин, за прошедшие десять месяцев мальчик должен был изучить язык славов, отъестся и окрепнуть, да и от веры в Распятого отказаться в пользу Троицы. Путь занял две недели, и вот, спустя четырнадцать дней плавания на грузовом двулоднике, подгоняемом быстрым попутным течением, Дар вновь увидел причалы города викингов… Старшина града встретил парня с радостью, запомнился тот ему лишь хорошим, да тут ещё и обещание сдержал, явился за мальчишкой безродным. Значит, слово своё держит. Марк тоже оправдал доверие слава и надежды своего родного отца. На державном языке говорил уже бойко, только акцент выдавал его иное происхождение. Сильно подрос, и уже ничем не выдавал того бледного, измученного постами и молитвами мальчугана, каким его впервые увидел парень на когге. Румянец на щеках, чистая одежда, смелый взгляд. И учителя хвалят — смышлёный, всё на лету усваивает. Словом, всё было, как и рассчитывал воин. Довольный, хлопнул мальчишку по плечу, взвихрил шевелюру, велел собираться в путь-дорогу. Завтра — послезавтра отправятся в центр Державы, на новое место жительства. И будет учиться малец в военной слободе, где будущих командиров и воевод готовят. Заблестели глаза у мальчишки, поблагодарил Дара, Свена-старшину, умчался. Ну а там как принято — баня, ужин, беседа за холодным пивом… Неспешные разговоры, степенное поведение. Дар, по уже укоренившейся привычке наблюдал за собеседником, анализировал вроде бы случайные слова, складывая для себя картину жизни в небольшой колонии норгов. Та процветает. Вон как у старшины в доме богато. И жёны его одеты, словно на праздник. Да и те из жителей, что ему попадались, тоже справно выглядят. Улицы чистые, дома ухоженные. Жаль только, что в основном девицы да жёнки. Мужчин то, почитай, и нет. Попался ему отрок шестнадцати лет, идёт гордо, важно, а по бокам за руки уцепившись, две жёнки. И не просто девицы — а жёны! Две! Хоть и старше юного супруга, да зато законные! И тоже гордость на лицах написана…
57
май
…- А ещё у нас Льот Свандерберг родила месяц назад. От кого, правда, неведомо. Но справный парнишка у неё! Крепкий, здоровый!
Щёлк! Словно что-то вспыхнуло в мозгу Дара. Но сумел безразличным тоном поинтересоваться:
— А вообще много у вас младенцев за это время родилось?
Староста погрустнел:
— Четверо всего. Мужчин то у нас… Просто горе. Да ещё шестеро на сносях.
— Ну а чем эта Льот так интересна, что родила? Значит, муж у неё любящий.
— Да нет у неё мужа. Одна живёт, и ни с кем никогда не встречалась. Она вообще не в граде обитает, а на выселках, что в полудне пути отсюда. Видать, кого и приветила знахарка…
Снова — щёлк! Знахарка — лекарка. Потому и живёт отдельно от города. Может… Стукнуло сердце быстрее…
— Слыхал я разные байки про ваших Знающих… Как бы мне до неё доехать, да полюбопытствовать насчёт кое-чего?
Свен мгновенно нахмурился — его благодушие как рукой сняло:
— Если из праздного любопытства едешь, то не стоит. Льот у нас с норовом, и можешь жестоко поплатиться за нескромность. Ну а если обидишь — пеняй на себя…
— Не обижу. Друг у меня остался там…
Махнул Дар в сторону оставшейся за тысячи вёрст Европы.
— Может, что скажет мне о нём? Отец Марка.
Староста отошёл от гнева — раз такое дело… Дружба, всё-таки дело святое. Буркнул:
— Утром дорогу покажу…
Всю ночь Дар на лежанке в доме гостевом проворочался, не в силах вытерпеть. Она или не она?! Едва не приплясывал от нетерпения за столом, глядя, как неспешно викинг уминает фориколь [58] , наконец, не выдержал:
— Марку скажите, что завтра в путь отправимся. Как раз купец, что меня привёз, и отходит. Со знакомым и возвращаться приятнее.
58
жареные бараньи рёбрышки
— Передам. Да и Гудрид легче будет, чай, прикипела за зиму к мальчишке. Он ей — что родной.
— Так пусть родным и будет. Обещаю, что как отдых от учёбы воинской будет — станет ездить к ней на побывку, коли не против та.
— Конечно, не против! Будь уверен…
…Натоптанная тропинка вилась среди бронзовых сосен, поднимаясь и опускаясь по склонам, пересекая ручьи и мелкие речушки. Хорошее место себе норги выбрали для житья! Наверняка свои края родные им эти горы напоминают… Пахнуло дымом. Хорошим таким. Мирным. Смолистый горьковатый запах сосновых поленьев, горящих в очаге. Выехал на поляну, где красовалась торчащая из земли крыша. Ничем на дом славов и тех норгов, что в городе живут, не похожая. Тёсаные толстые доски, торчащие из дёрна. Видать, в таких они у себя жили. Внутрь ступеньки земляные ведут, досками подпёртые. Большущая поленница дров аккуратно сложена под навесом. Но… Мужчины здесь явно нет. Постоянного. Видно, из града просители приходят, вот и отрабатывают. Столбы, промеж которых верёвки натянуты, на которых… Пелёнки сушатся… Сарай на сваях под продукты… Ещё один, где вялится баранина на ветру. Спрыгнул с коня, что дал ему Свен, привязал к дереву. Спустился вниз по ступенькам, постучал в двери. Не ответили ему. Снова постучал — молчат. Может, нет никого? Посмотреть? Толкнул сбитое из толстых плах полотнище — оно скрипнуло. Да открылось, показав сени. Дальше не стал заходить. Поднялся вновь наверх, присел на лежащее рядом с крышей бревно. Внизу озеро блестит. Кажется ему, или нет? Поднимается кто-то от него вроде бы… Она или не она? Через некоторое время рассмотрел крест-накрест повязанный платок через грудь, и головку младенца. В руках девы — лохань с бельём. Постирушки ходила устраивать знахарка. Та поближе подошла, увидела коня, но, видать, узнала животину. Как-никак, самого Свена жеребец, щедр старшина к гостю… Значит, хоть и чужой сидит, но явно из знакомцев. Подошла, прищурилась чуток — Дар то против солнышка сидел, рукой от солнца прикрылась, и ахнула — метнулся парень ей навстречу, лохань тяжёлую из рук выхватил, да на землю поставил. Потом поклонился, выпрямился:
— Сказали мне в Нордлинге, что ты Знающая.
Та нахмурилась:
— Свен как был треплом, так и остался им… Чего ты хочешь, слав?
— Узнать бы мне про одного человека…
— Про девицу красную, поклоняющейся Распятому, что тебя по всей Державе ищет? Так свидишься с ней скоро, если пожелаешь того.
— Мать…
Вот уж действительно сильна… Никому, кроме брата и жены его даже не заикался о свадьбе фальшивой. А Льот сразу… Между тем она продолжила:
— Если про отца сироты, что ты привёз — жив он. Со здоровьем, правда, не очень. Но точно жив. И… Думаю, скоро увидишься вновь с ним…
Ого! Точно сильна…
— А про девицу, что утешила тебя в прошлом году…
— Про неё не надо…
Словно тень пробежала по лицу Льот, но тут же исчезла. Ничем не выдала себя знахарка. Зато парень убедился, что она это…
— Не хочешь — не надо. Было бы спрошено.
Отвернулась, сняла с себя платок, в котором малыш лежал, шагнула мимо парня к дверям…
— Ты за вещами?
Как споткнулась… Обернулась резко, вновь глаза прищурила, спросила зло:
— Чего мелешь?!
— Собирайся. Корабль в Славгород завтра отходит. Можешь всё бросить — новое куплю. Что пожелаешь.
— Ты с ума сошёл, слав?! Про девчонку, с которой плоть тешил, даже знать не хочешь, а меня, невесть зачем, увозить собрался?
Улыбнулся парень ласково:
— Не надоело тебе? Не спрашивал про утешительницу свою тогдашнюю, что знаю всё про неё.