Экспедиция в Лунные Горы
Шрифт:
— Кто-то, — сказал он комнате, — не хочет, чтобы я ехал в Африку. Это совершенно ясно.
— Пьяный простофиля с куриными мозгами, — пробормотала Покс, болтунья. Ярко окрашенная птица спала на жердочке около книжного шкафа. Как и все остальные почтовые попугаи, она ругалась даже во сне.
Бёртон облокотился спиной о спинку ванной, положил голову на край и повернулся так, чтобы видеть пламя очага.
Веки налились тяжестью.
Он закрыл глаза.
Дыхание стало медленным и глубоким.
Мысли разбежались.
Перед внутренним взглядом стали появляться
Джек-Попрыгунчик.
Постепенно черты лица разгладились, глаза стали спокойнее. Из ужасного лица выглянул более молодой человек.
— Оксфорд, — пробормотал себе спящий Бёртон. — Его зовут Эдвард Оксфорд.
Ему двадцать пять лет и он гений — физик, инженер, историк и философ.
Он сидит около стола, поверхность которого сделана из стекла; она не прозрачна, а наполнена текстами, диаграммами и картинками, которые движутся, мигают, появляются и исчезают. Стекло плоское и тонкое, тем не менее информация, пляшущая по ней, — Бёртон инстинктивно знает, что это информация — появляется трехмерной. Это сбивает с толку, как если бы что-то невероятно большое поместили в что-то очень маленькое — как джина в лампу — но Оксфорда это не волнует. На самом деле молодой человек каким-то образом управляет материалом, изредка касаясь пальцем стекла или что-то произнося — и тексты, графики и картинки отвечают ему, складываясь, подпрыгивая или изменяясь.
На столе лежит большой черный алмаз.
Бёртон немедленно узнает его — это южноамериканский Глаз нага, который он сам нашел в прошлом году под поместьем Тичборнов. Сон с ним не согласен. Камень не нашли в 1862, говорит он. Его нашли в 2068.
Первоначальная история!
Камень очаровал Оксфорда. Его структура уникальна.
— Даже более чувствительный, чем клеточный компьютер. Более эффективный, чем кластерный компьютер. С памятью в миллионы терабайт, — шепчет он.
О чем он говорит? спрашивает себя Бёртон.
Сон изогнулся и перенес себя на несколько недель вперед.
Оказалось, что алмаз наполнен остатками разумов существ доисторической расы. Они соблазнили Оксфорда и проникли в его сознание.
Он начал думать о времени.
Он стал параноиком, одержимым одним навязчивым желанием.
Так получилось, что его звали точно так же как и его предка, в приступе помешательства пытавшегося убить королеву Викторию. Голос, лившийся откуда-то снаружи, настаивал: «Этот человек испортил репутацию семьи. Измени это. Исправь»
Почему его волнует этот малоизвестный факт? Почему он должен переживать из-за давно забытого происшествия, случившегося почти триста пятьдесят лет назад?
Очень волнует.
И он очень переживает.
Он не мог думать ни о чем другом.
Разум рептилий посеял в нем
В сознании Оксфорда постепенно вырастала теория природы времени, распускаясь как душистый экзотический цветок. Его корни уходили все глубже и глубже, лианы душили разум. Растение пожирало ученого.
Он работал без устали.
Сон содрогнулся, прошло пятнадцать лет.
Оксфорд разрезал алмаз на части и подсоединил их к цепи из ДНК-нанокомпьютеров и биопроцессеров. Они стали сердцем того, что он назвал Нимц-генератором. Он выглядел как плоское круглое устройство и давал возможность путешествовать во времени.
Устройство нуждалось в энергии, и он изобрел батарею-чешуйку, произвел тысячи этих крошечных устройств, собирающих солнечную энергию, и соединил их в одно устройство, внешне напоминающее туго облегающий костюм. В круглый черный шлем он вмонтировал устройство ментальной связи. С его помощью он передавал команды на генератор. Оно же защищало его от глубокого психологического шока, который — он откуда-то это знал — поражал любого, находившегося слишком далеко от своего родного времени.
К сапогам он прикрепил пару ходулей, длинной в фут, и снабдил их пружинами. Они выглядели очень необычно, но предлагали простое решение трудной задачи — пузырь энергии, создаваемый Нимц-генератором вокруг костюма в момент перехода, не должен был касаться ничего, кроме воздуха.
И Оксфорд прыгнул через время, буквально.
15-ого февраля 2202 года. Ровно девять вечера. Понедельник. Сегодня ему ровно сорок лет.
Оксфорд надевает наряд, подходящий к 1840-ым годам. Поверх него он надевает свой костюм — машину времени — и пристегивает ходули. На грудь — Нимц-генератор, на голову — шлем. Он берет в руки цилиндр и выходит из лаборатории в обширный сад за ней.
Его жена выходит из дома, вытирая полотенцем руки.
— Ты идешь туда? — спрашивает он. — Ужин почти готов!
— Да, — отвечает он. — Но не волнуйся, даже если я уйду на годы. Я вернусь через пять минут.
— Надеюсь, ты вернешься не стариком, — бурчит она и проводит рукой по раздувшемуся животу. — Вот этому нужен энергичный молодой отец!
Он смеется.
— Не говори глупостей. Это займет всего несколько минут.
Он наклоняется и целует ее в нос.
Потом приказывает костюму перенести его в пять тридцать пополудни 10-ого июня 1840 года на угол Грин-Парка, Лондон.
Он глядит на небо.
«Неужели я действительно собираюсь это сделать?» — спрашивает он сам себя.
«Делай!» — шепчет голос в его голове, и, прежде чем он успевает еще раз обдумать свой замысел, он делает три длинных шага, подпрыгивает, ударяется о землю, согнув колени, и прыгает высоко в воздух. Вокруг него образуется пузырь, раздается негромкий взрыв и он исчезает.
Поп!
Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон дернулся, просыпаясь, остывшая вода выплеснулась через край ванны.