Экспедиция в Лунные Горы
Шрифт:
Уже утром они добрались до первой деревни. Жители, боясь чвези, немедленно предложили еду и кров. Бёртон, не понимая, что делает, залез в ближайшую хижину и заснул.
Проснувшись, он обнаружил себя в носилках, рядом шел Спик. Лейтенант посмотрел на него и сказал:
— Ты горел в лихорадке три дня. Как ты себя чувствуешь?
— Слабость. Жажда. Голод. Где моя винтовка?
— Ее несет один из африканцев.
— Принеси сюда. И больше не забирай от меня.
Еще один день. Еще одна деревня. Они остановились, наелись и напились.
Поздно
— Где мы, Джон?
— Я не уверен, но, надеюсь, где-то в одном переходе от берега озера. Не знаю, что делать. Без этой чертовой штуки, которая помогала мне... — он коснулся бэббиджа, вставленного в левую часть его черепа, — принимать решения почти невозможно, поэтому сейчас я иду туда, куда мы собирались попасть, завладев алмазом, то есть до самой северной точки озера, а потом строго на север. Я думаю, что чвези понимают мои намерения, хотя я общаюсь с ними только на языке жестов.
Бёртон проверил карманы. Все четырнадцать камней были с ним.
— Похоже, этот план не хуже любого другого, — сказал он. — Пока чвези остаются с нами, жители будут предоставлять нам все необходимое и не требовать хонго.
Спик кивнул и поглядел на королевского агента. В голосе Бёртона была тревожащая безжизненность, как будто его большая часть выключилась.
К следующему полудню, после того, как они перевалили через множество холмов, они увидели огромное озеро, уходившее к горизонту.
— Я извиняюсь, Джон, — сказал Бертон по-прежнему лишенным эмоций голосом. — Если бы, во время нашей первой экспедиции, я увидел его своими глазами, я бы никогда не сомневался в твоих утверждениях.
— Ты не увидел его только из-за меня, — ответил Спик. — Тогда я был одержим мыслью, что именно я должен стать человеком, решившим загадку истоков Нила.
— Тогда мы были в сфере досягаемости алмаза. Не сомневаюсь, что он повлиял на твое решение.
— Возможно. Как ты думаешь, мы доберемся до дома?
Бёртон осмотрел себя. Его зараженная клещами армейская форма образца 1918 года была изодрана, сапоги потрескались.
— У меня есть причина верить, что доберемся.
— И что потом?
Бёртон покачал головой и пожал плечами.
На следующий день они вышли еще до рассвета. Какое-то время Бёртон шел пешком, но потом ноги подкосились и его опять уложили на носилки. Он то терял сознание, то опять приходил в себя. Лихорадка горела в нем как лесной пожар.
Иногда он открывал глаза и видел синее небо; в других случая это был Млечный Путь. Однажды он посмотрел направо и увидел зеркальную поверхность озера, покрытую тысячами пеликанов.
Долгое время он не видел ничего.
Наконец чья-то рука тряхнула его за плечо.
— Изабель, — прошептал он.
— Дик! Проснись! Проснись!
Он открыл глаза и посмотрел на морщинистое, заросшее бородой лицо Джона Спика, и на свое собственное отражение в линзе левого глаза, обрамленной черной медной оправой. Он попробовал подняться, и обнаружил, что к нему вернулось немного силы.
— Что случилось?
— Послушай!
Бёртон огляделся. Они стояли на склоне, скрывавшем ландшафт впереди и справа, но слева покрытые джунглями холмы убегали к далеким горам.
Впереди, за гребнем склона, в небе клубился туман.
Его уши наполнил ровный гул.
— Похоже на...
— Водопад! — с энтузиазмом воскликнул Спик. — Ты можешь идти?
— Да.
Лейтенант помог Бёртону встать на ноги. Потом жестом указал воинам чвези и ваниамбо, что они должны оставаться на месте.
Два британца медленно пошли к вершине, Бёртон тяжело опирался на своего спутника. Их лица жгло солнце, вокруг носились москиты, воздух был тяжелым и влажным.
Наконец они забрались на вершину.
Прямо перед ними землю разрезала глубокая и широкая трещина, в которую с шумом извергалась вода Укереве. Падая через клубы пара, она ударяла, брызгала и кипела над круглыми валунами, и изливалась через арки постоянных радуг. Из нее выпрыгивали рыбы, их чешуя вспыхивала в свете солнца; в волнующемся над ней тумане носились птицы.
Сомнений не было.
Исток Нила.
Здесь это началось, подумал Бёртон, здесь и заканчивается. Не исток, но еще одна часть круга.
Они какое-то время стояли молча, оглушенные звуком падающей воды, потом Спик повернулся, наклонился поближе к Бёртону, приложил рот к его уху и крикнул:
— Мы сделали это, Дик! Мы наконец открыли его! — Он стиснул локоть товарища. — И сделали это вместе!
Бёртон вырвался, и Спик шагнул назад, потрясенный жестоким выражением на лице исследователя.
— Это твое открытие! Я не хочу иметь с ним ничего общего! Оно твое, Спик. Вся эта чертова штука — твоя!
Следующие несколько дней они шли вдоль реки на север, пробиваясь через обширное болото, плотные заросли водяных гиацинтов, и, неожиданно, оказались на берегу второго озера, значительно меньшего и более мелкого, чем Укереве. Его полностью покрывали водяные лилии; в воздухе чувствовался запах гнили.
— Как мы назовем его? — спросил Спик.
— Зачем вообще называть его? — проворчал Бёртон. — Оно такое, как есть. Чертово озеро.
Лейтенант безнадежно покачал головой и пошел прочь. Он не понимал настроение Бёртона, который почти не говорил после открытия водопада. Исследователь даже не стал изучать язык чвези, что было совершенно нехарактерно для него: по опыту Спика Бёртон, встречая незнакомый язык, немедленно бросался изучать его — своеобразная мания.