Экспертиза любви
Шрифт:
— Завещание, что ли, будешь писать?
Саша сделал такое лицо, что Володя больше ничего не спросил.
— Слушай, если я приеду за тобой к нотариусу, ты мне поможешь обнаружить следы крови?
— Ладно, черт с тобой, помогу. Только заезжай уже тогда прямо ко мне домой. И захвати с собой самый мощный фонарь.
— Ладно, заметано. — Мурашов отправился по своим делам, а Антонина была уже тут как тут. Стояла и подслушивала?
— Пошли. — Саша взял свою сумочку с документами на машину. Однако теперь Хачмамедов не дал ему уйти. Будто нарочно.
Он вышел из своего кабинета, торжественно неся перед собой бумагу, как будто это был по меньшей мере акт о капитуляции, а он сам выступал от лица страны-победителя.
— Вот! — сказал он и вручил бумагу Саше, стоящему уже на пороге.
— Что это?
— Постановление на комиссионную экспертизу. Члены комиссии — я, ты и господин Рябинкин. Возьмешь у следователя и отнесешь ему для ознакомления материалы дела и данные твоего исследования трупа.
— Хорошо. Отнесу.
Некоторое время они стояли молча, втроем. Хачек подозрительно смотрел то на Сашу, то на Антонину. Что они тут затевают? Но те молчали.
— Ну-ну, — пробурчал он сквозь зубы, повернулся и ушел назад в кабинет. Антонина ринулась к дверям, чтобы еще кто-нибудь их не остановил. Саша пошел за ней. Через минуту они уже выезжали на вожделенной «тэтэшке» с парковки.
— Что с тобой? — спросил Соболевский, только взглянув, как Лена вошла в ассистентскую. Он разбирал в своем столе какие-то бумаги. (Лена так и не успела ни с кем поменяться местами.)
— Ничего. — Лена присела за свой стол. — Холодно. — Соболевский увидел, что у нее мелко подрагивают пальцы.
— Ты, наверное, переволновалась. Ты что-нибудь ела?
— Нет.
Он подошел ближе.
— Ты заболела?
— Нет. — Она вдруг решительно встала и взяла свою сумку, затолкала в нее заключение о смерти отца. — Вот что… Мне нужно срочно уйти…
— Но как? Сейчас же секция. Витька будет вскрывать. Колото-резаное ранение грудной клетки…
— Игорь, я потом как-нибудь посмотрю.
— Что значит — потом? Не каждый же день закалывают девушек на лестничных площадках ножницами. Студентам должно быть интересно.
— Я вернусь через два часа. Петр Сергеевич не узнает, что я уходила. И даже если узнает… плевать! Мне очень нужно уйти.
Игорь посмотрел на нее уже серьезно.
— Куда ты идешь?
— В областную больницу.
— Кто-нибудь заболел?
— Нет, мне надо срочно поговорить с мамой. Она там работает.
Он помолчал с минуту, потом закрыл все ящики стола и набрал номер телефона:
— Вить? Ты еще не начал занятие? Студенты опаздывают? Придут, не волнуйся. Слушай, выручи меня. Да я знаю, что ты будешь вскрывать. Я отлучусь потихоньку часика на два. — Он помолчал, слушая, что ему говорит Виктор. — Вить, я не забыл, что я дежурю. Но мне очень надо. Если меня будут разыскивать, скажи, что я с тобой занят на секции. Съезжу, когда вернусь. Или в крайнем случае замкни нашу доблестную полицию на меня по телефону. Я буду в областной больнице.
— Ну, ладно. — Извеков был недоволен, но все-таки надо выручать коллегу. Неизвестно, что будет завтра. Самому тоже, может быть, придется обратиться.
— Спасибо, Вить. — Соболевский повернулся к Лене: — Пошли быстрее. Я тебя отвезу.
Лена стояла и смотрела на него. Он отвезет ее. Это хорошо. Она сказала, что должна уехать, но не представляла, как она сейчас поедет на троллейбусе. Чужие люди, давка… Он отвезет… Это хорошо.
Лена даже не в силах была сказать спасибо. Ей казалось, что внезапно обретенное знание истинной причины смерти ее отца сейчас разорвет ее. И сказать пока об этом она никому не может, кроме мамы. Надо быстрее ехать в больницу.
Лена сначала хотела снять халат, но потом подумала, что в халате пройдет через приемное отделение больницы быстрее. Человек в медицинском халате — якобы свой. Разве же всех сотрудников упомнишь? А Соболевский был без халата. Но в желтых ботинках — готовый поехать на новый случай в любой момент.
— Идем через черный ход.
Людмила Васильевна выглянула из лаборантской. Куда они? Наверное, на секцию. Она успокоилась — все в порядке.
Лена и Игорь быстро спустились на первый этаж, вышли во двор. Соболевский провел ее мимо помойки, где два кота лакомились, нет, не внутренними органами, а остатками Антонининого обеда, показал выломанный проем в заборе. Еще день назад это бы Лену умилило — двое взрослых людей лазают через забор, но теперь она даже не запомнила, каким путем они шли. Через двор можно было попасть на парковку, пройдя по отмостке вдоль здания. Из высоких окон, если пригнуться, их бы никто не увидел. Машина Игоря стояла в самом дальнем углу, будто специально. Им не нужно было проходить мимо других машин. Но только Лена и Игорь сели в машину, как со стоянки вывернула вишневая «Ауди» Попова. Они тоже тронулись и поехали за ней. Саша видел автомобиль Игоря, но не обратил на него никакого внимания, так он был погружен в свои мысли. И Лена думала только о том, как она сейчас придет и покажет маме заключение. Что мама скажет ей на это? Игорь молчал, он немного нервничал — если Хачек заметит, что он уехал с дежурства, неприятностей не оберешься. И никто не видел, с какой ненавистью посмотрела на Лену из окна Сашиной «Ауди» Антонина.
Областная больница располагалась в другой части города, но вечерние пробки еще не начались. Лена и Соболевский быстро проехали прилегающие к тополиному парку улицы, миновали несколько второстепенных площадей, проскочили центр. Теперь вперед мимо центрального рынка. Здесь всегда затор.
Так и есть. Все прилегающие к рынку тротуары были завалены горами дынь и арбузов. Рынок круглый, будто стадион, — а вокруг него палатки с зелеными тяжелыми мячами. Торгуют с грузовых машин, с прицепов, с легковушек. В этом году — невиданный урожай — жаркое лето. Лена вдруг будто ощутила на языке сладкую, хрупкую мякоть арбуза, плоские косточки — скользкие, темно-коричневые, почти черные. Отец не умел выбирать арбузы, Лену учила мама — смотри по хвостику. Если тонкий, скрученный, будто высохший — тот и бери, значит, спелый. У спелых плодов хвостик отсыхает.
— Пожалуйста, приоткрой окно.
— Кондиционер же включен? — Игорь, как все водители, терпеть не мог, когда в салон проникала пыль.
— Нет, я хочу ощутить запах улицы.
Он нажал на кнопку, стекло поползло вниз.
— Мне этот запах позднего лета первый год часто снился в Москве.
— Уже ранняя осень.
— Пускай. В Москве в сентябре часто уже холодно, туманно, темно.
— А здесь — пыльно, грязно, сухо и громко.
— Громко… В этом ты прав. — Лена усмехнулась. — Сколько я себя помню, в этом районе всегда шумно, как на азиатском базаре. И очень пестро. Но в этом есть своя красота. В Москве рынки закрытые — в зданиях, в ангарах. Или палатки. Палатки, палатки… целые палаточные городки. Как городки беженцев, которые на этих рынках работают. А здесь, как на Древнем Востоке. Все открыто. Торговля прямо на улице, без прилавка. С земли. Куда только смотрит санэпидстанция? Не хватает только ковров и бархатных тюбетеек.
— Сказать тебе, куда она смотрит?
Лена повернулась к нему.
— Ты не любишь наш город?
Он подумал: какое усталое у нее лицо. Нос заострился. Под глазами — тени.
— Есть города на свете и получше.
— Какие?
— Разные. Я тебе потом о них расскажу.
Они пробрались сквозь скопление машин, как сквозь толпу баранов, шедшую без погонщика, и вырвались на последний простор. Длинная улица заканчивалась белой восьмиэтажной громадой. Областная больница.
— Приехали.