Экстрим на сером волке

Донцова Дарья

Грязь тут стояла феноменальная, пожалуй, здесь было хуже, чем в избе у Тани. Пол походил на асфальт, занавесок и в помине нет, из мебели лишь три матраса, во всяком случае, такой «пейзаж» наблюдался в спальне, куда мы заглянули сначала.

Под рваными ватными одеялами угадывались два тела. Третье ложе оказалось пустым. На некогда красивом бежевом линолеуме валялись свечки и стояла пустая бутылка из-под дешевой водки.

— Кто из них Фима? — растерянно спросила Мила.

— Давай ты левое тело трясешь, а я правое!

— Угу, — кивнула Мила.

Мы принялись за дело. Первой успеха добилась Мила. Одеяло зашевелилось,

из-под него высунулась баба.

— Хто тут? — обалдело спросила она.

— Это не Фима, — констатировала Мила.

— Не, я Зойка, — вполне нормально ответила тетка. — Фимка там, уж которые сутки спит.

— Давно с ней не разговаривали? — спросила я.

— И не упомнить, — почесалась Зоя, — могет, с понедельника. Во как ее забрало! Мы с этим.., ну.., да.., не помню… В общем, сын Фимкин так и не пришел, который богатый, Ленька. Вроде так! Ага, Ленька! Потом кто-то заявился, не помню. И ваще, не знаю, сын Ленька или нет! Фимка его ждала, а того все нет.., или был? Ну и в общем.., спит она. Я уж в третий раз просыпаюсь! А она не! И не храпит! Воняет только. Небось взопрела под одеялом!

Мила взвизгнула и опрометью бросилась к выходу.

Лишь тут до меня дошло: в квартире пахнет не стухшими консервами, не гниющим в ведре мусором, не перегаром, а чем-то тошнотворно сладким, отвратительным. Значит, Фима, лежащая под одеялом…

Чуть не упав на повороте, я выскочила на лестничную площадку. Дверь в соседнюю квартиру оказалась открытой, из ванной неслись кашляющие звуки. Миле стало плохо. Понимая, что сама сейчас могу упасть в обморок, я добежала до кухни, открутила кран и сунула голову под холодную струю. Мне стало легче, и я начала соображать. Значит, и Фима, и Таня умерли. Почему? Ладно, первая была алкоголичкой, нахлебалась некачественной водки и ушла на тот свет! Увы, это частая ситуация. Но Таня! Зина-продавщица, знающая о грызовцах всю подноготную, говорила, что ее соседка не употребляет горячительных напитков. Она не была пьянчужкой, просто лентяйка, не желающая работать.

— Держи полотенце, — сказала Мила.

Я вытерла голову и велела ей:

— Звони в милицию.

— Почему я? — спросила Мила.

— Ладно, сама вызову бригаду, — сдалась я, — скажи, знаешь что-нибудь про Фиму? И Таню?

Внезапно Мила рухнула на стул.

— Ты кто? К кому шла?

Я заморгала. Отвечать правду не хотелось.

— В сто двадцатую, — бойко соврал язык. — К твоим соседям слева.

Мила испуганно качала головой.

— Нет, не правда.

— Почему?

— Там Рябинкины прописаны, они за границей живут, квартира на охране.

— Извини, я оговорилась, в сто двадцать первую.

— Не, она тоже рябинкинская, — бубнила Мила, — у них тут две жилплощади, вернее, даже три. Одна в первом подъезде, на нашей лестничной площадке последний год живем только я и Фима. Так ты к кому шла?

— Э…

— Тебя Дашей зовут?

— Хочешь, паспорт покажу? — я обрадовалась возможности доказать правдивость своих слов.

— Скажи, Даша, — монотонно вела свою партию Мила, — откуда ты знаешь, что сестру Фимы зовут Таня? Лично я ее имени никогда не слышала, видела только, она сюда раз в месяц являлась, а вот как зовут ее, не в курсе. Так откуда ты с ней знакома, а?

Я в растерянности шагнула к Миле, та попятилась и прошептала:

— Ой, пожалей, не убивай,

у меня дети!

— Дура! — обозлилась я. — Садись и слушай спокойно!

Мила рухнула на полукруглый диванчик.

Прошло около получаса, когда она, сообразив наконец, что к чему, облегченно воскликнула:

— Фу, слава богу! Я подумала со страху, что ты, может, бандитка какая!

— Неужели я похожа на криминальную личность?

— Нет, — вздохнула Мила.

— Сделай одолжение, выслушай меня до конца, а потом расскажи все, что знаешь о Фиме, — попросила я, — понимаешь, тут такая история. Мне нужна твоя помощь.

— Ладно, — кивнула Мила, — мне ведь не трудно правду сказать, никаких тайн я тебе не открою.

Глава 13

Мила была старшеклассницей, когда ее родители получили новую квартиру. Кооператив построил один из столичных заводов для своих сотрудников. Милочка очень хорошо помнила, как папа и мама просиживали на коммунальной кухне, без конца обсуждая проблему: получат они собственное, просторное жилье или нет?

Вроде они маются с соседями, но, с другой стороны, метров-то у них на человека достаточно!

Еще Милочка долго не могла забыть тот день, когда ее папа, положительный, хозяйственный, рукастый, никогда не опаздывавший и не прогуливавший службу, совершенно не пьющий, явился домой на бровях.

Ошарашенная мама всю ночь пыталась привести супруга в чувство, а утром он, чуть не плача, сообщил, по какой причине вчера налился водкой. Он был на собрании и узнал замечательную новость: часть квартир в построенном доме забирает Моссовет. Обычная практика в те годы. В так называемых ведомственных кооперативах частенько поселялись люди, не имеющие никакого отношения к организации, которая возводила здание. Это были так называемые нужники, элита советского общества: директора промтоварных и продовольственных магазинов, стоматологи, гинекологи, парикмахеры и чиновники средней руки. Отец Милы, поняв, что его квартира достанется кому-то из посторонних, просто слетел с катушек.

— Накрывается наш последний шанс вылезти из коммуналки, — устало объяснял он жене, — завод больше ничего строить не станет, государство нам жилплощадь не даст. Получается, мы пролетаем мимо. А я двадцать лет на одном месте оттрубил!

Миле было очень жаль папу, и она сказала:

— Подумаешь, зато мы в центре живем!

И тут зарыдала мама. Папа кинулся утешать ее, а девочка осталась в недоумении: ну что плохого она сделала?

Но потом все же они получили право на покупку квартиры, двухкомнатной. Родители рассчитывали на большую площадь. Дело в том, что с ними в коммуналке были прописаны бабушка и ее сестра. Старушки постоянно жили в деревне, в город не собирались, но по документам-то Тихоновых в коммуналке проживало пятеро!

Когда папа принес смотровой ордер, мама разочарованно сказала:

— Двушка.

— Надо радоваться тому, что дали, — сурово отрезал отец. — Трешек в доме всего ничего, они лишь для многодетных.

Но мама продолжала сокрушаться. Как-то раз, уже после переезда, они с Милой, приехав на свой этаж, вытащили из лифта только что купленный торшер. Пока девочка открывала замок, мать вдруг сказала, ткнув пальцем в сторону соседней двери:

— Там трешка, она могла стать нашей, и у нас тогда была бы гостиная.