Экзамен по социализации
Шрифт:
— Люди на такие деньги и не живут. Люди работают весь день, а не пару-тройку часов по вечерам.
Белов обреченно почесал лоб, потом протянул Максу смятые бумажки.
— На, за проживание.
Танаев покачал головой:
— Ты тут живешь бесплатно.
Этой реплике никто не удивился. Очевидно же, что Костю тут приютили далеко не из меркантильных соображений, у хозяев было предостаточно финансов, чтобы прокормить еще один рот без особого напряжения. Но я сейчас была на стороне Белова — он тоже понимал, что у них нет других мотивов,
— Ты же у нас приемыш, так что мы обязаны тебя кормить и заставлять пылесосить. Но давай деньги сюда, а то тебе еще рано самому себе наркотики покупать. Завтра пойдешь со мной в магазин за продуктами.
Он улыбнулся ей с усталой благодарностью.
Я уж было начала делать ставки, через сколько дней он бросит эту идею с работой и, скорее всего, посчитает себя обязанным вернуться домой, но Белов меня удивил. Постепенно он стал возвращаться в свое привычное состояние, начал закрывать долги, накопленные за последние недели в гимназии, перестал раздражаться по мелочам и теперь уже не выглядел таким опустошенным. Наверное, он привыкал, втягивался, научился рассчитывать силы. При этом ни разу не заикнулся о том, чтобы сдаться. Правда, при любой возможности вворачивал в разговор то, что он, дескать, человек рабочий, поэтому лишний раз рассиживаться в кафе или шляться по парку ему недосуг.
При этом я несла собственную вахту, ежедневно отчитываясь по телефону перед его родителями. Вначале звонила только мама — с ней было достаточно выслушать, пока она проплачется. Но примерно через пару недель позвонил и Игорь Михайлович. Я ему честно рассказала и о работе Кости, и о том, что у него все в порядке, включая учебу. Мой собеседник ответил только:
— Ладно.
После затянувшейся паузы я уже хотела попрощаться и отключить вызов, как Игорь Михайлович добавил:
— Может, это и неплохо. Лишь бы не вляпался никуда.
Конечно, я рассказала Косте об этом разговоре и добавила, что ему пора пересмотреть отношения с родителями. Пусть не возвращается, если не хочет, но было бы неплохо хотя бы матери позвонить. Заметила, что их беспокойство искреннее, характеризующее их настоящее отношение к сыну. На что Белов ответил:
— А я и раньше не сомневался, что они меня любят. Но я пока сам не готов вернуться, потому что все очень быстро станет, как раньше.
Я понимала. Он сейчас выползал из своей ямы, как я недавно из своей. Если он сам внутренне не изменится, то все скоро откатится в привычную колею, потому что старые правила менять сложно. Только новый он сможет создать новые.
Парадоксально, но самые большие трансформации происходили не с Беловым, а с Максом. Он уже несколько раз встречался со Светланой, работавшей в том же кафе. По рассказам Миры, Макс до сих пор никогда не повторялся, так что это был нонсенс. На прямые вопросы он, по своему обыкновению, не отвечал, но меня посетила мысль, что он проводил некий эксперимент, и тот оказался успешен. Они не встречались в прямом смысле этого слова — никаких свиданий, цветов и знакомств с друзьями, просто редкий секс — но уже это для Макса было прорывом. На себе же я больше пристального его внимания не замечала, как, впрочем, и холодности.
Я
Раз в несколько дней мы ужинали все вместе у меня дома. Моя мама настаивала на этом, подчеркивая, что это обязательное условие, если я хочу и дальше иметь такую же свободу в общении с друзьями. Белова она обхаживала, как сына, но, уверена, не из-за того, что он мой парень, а пытаясь компенсировать ему отсутствие родительского тепла в последнее время. Она не хотела допускать мысли, что именно в последнее время он, пусть и заочно, получил больше родительского тепла, чем за всю предыдущую жизнь.
Отношения у Миры и Кости оставались какими-то странными, но перестали быть напряженными. Забавно было наблюдать, как «железная леди» превращается в обычную малолетнюю девчонку, играющую с симпатичным ей мальчиком в «тепло-холодно». И только один раз она вынесла свои настоящие эмоции на публику. Это случилось в один из первых дней, когда Белов только привыкал к новому режиму и по этой причине не находил в себе сил отвечать на ее манипуляции, как прежде. Ее обычное мимолетное касание не вызвало никакой реакции, повторная, уже почти очевидная, ласка встретила только усталую отмашку. И только после этого Мира не выдержала, обхватила его руками и чмокнула в губы. Белов, словно до этого притворялся, ожил и поцеловал ее уже по-своему, без детских игр.
— О! — от неожиданности нетактично среагировала я, поскольку все это происходило на наших глазах, перевела взгляд на Макса, ища поддержки своему восхищенному удивлению, но того больше заботили макароны по-флотски. Уверена, что он давно был в курсе их «полуотношений», но не считал себя вправе это комментировать.
После такой демонстрации в Мире будто разрушилась какая-то граница, после которой она уже не стеснялась проявлять к парню чувства. Ну а он, со своей стороны, тем более стесняться был не намерен. Таким образом, приступы нежности между ними стали почти обыденностью, хоть и выплескивались только наедине или в нашем тесном кругу, ведь при посторонних мы с Беловым продолжали играть роль влюбленной парочки — ничего не делая для этого, но и не опровергая.
Как ни странно, статус Кости в гимназии быстро восстановился. Он по природе своей не был способен долго оставаться замкнутым тихоней, поэтому его быстро начали воспринимать, как прежде. К Танаевым отношение оставалось ровным — настороженно-любопытствующим. Даже со мной стали здороваться — в нарушение всех устоев. За компанию. Или одноклассникам давно уже надоело воевать, а уж воевать с девушкой их любимого Белова тем более было несподручно. Никто со мной общаться не спешил, но банальное «привет» звучало уже при каждом моем появлении в классе, а я только со временем начала отвечать.