Экзамен
Шрифт:
Клара попросила позволения уйти на минуту, взяла телефонный аппарат и пошла в комнату, принадлежавшую раньше матери, где теперь Бебе пришпилил на стены снимки девиц. Она подумала, что Хуан сейчас читает письмо Абеля, она была уверена, что Хуан читает его в ванной комнате, в этом укромном месте, где выкуривается первая сигарета и в первый раз со стоном обнимают бесплотный призрак. Она набрала номер Андреса.
– Тень богов, – сказал голос Андреса. – Привет.
– Очень мило, – поздравила его Клара. – Прекрасно. У тебя большой
– Дело в том, что я дверью прищемил палец, – сказал Андрес, немного смущенный. – Чему я обязан столь высокой честью?
– Если, конечно, ты меня услышишь, – сказала Клара. – Такое впечатление, что в комнате на пальме верещит сорока. Прелестная.
– Телефон существует для больших шумов, другими словами, для пустяков.
– Вот именно ради них я тебе и звоню, – сказала Клара. «Почему все по-настоящему важное мне всегда приходится говорить по телефону», – думала она, между тем как на другом конце провода наступило долгое молчание.
– Я не это хотел сказать, – проговорил, наконец, Андрес.
– Я и не думаю, что ты хотел. Но так оно и есть. Правда, мы с тобой почти никогда не разговариваем.
– Но зато, куда бы ни пошли, встречаемся.
– Да, это так.
– А сейчас хорошо, что ты позвонила, – сказал Андрес, и Клара отметила уловку – как он избежал слова «мне», скромность паче гордости. «Я должна ему сказать об этом, – подумала она и почувствовала странную боль в висках у корней волос. – Вот так жгутся нимбы у святых». Она услыхала, как Андрес, отстранившись от трубки, кашляет.
– Жарко, – услышала она. – Тебе удалось поспать?
– Кое-как, – сказала Клара, испытывая странное желание заплакать, как будто он сказал ей что-то крайне необычное. – А вам?
– Более-менее.
– Из-за жары?
– Да, наверное.
– Послушай, – сказала Клара, мысленно представляя себе Хуана с письмом в руке, его лицо. – У папы ложа на концерт какого-то там Хаиме. Мы идем втроем, хочешь пойти с нами? Выходим через десять минут.
Молчание донесло до нее явные колебания Андреса.
– Тени богов, – сказала Клара, ничуть не собираясь насмешничать, а скорее чтобы поддержать его. «Нет, не смогу сказать ему по телефону, – подумала она. – Скажу там, улучу минутку в аванложе. Но зачем, раз уж…»
– Знаешь, Кларита, большое спасибо, – сказал Андрес.
– Понятно. Если не хочешь идти, не надо.
– Спасибо. Я думаю, лучше без экивоков. Честно говоря, я сегодня не настроен на музыку.
«Значит, надо ему сказать сейчас», – подумала Клара. Она услышала, как сеньор Фунес в гостиной стучит палкой в пол, созывая всех к столу.
– Знаешь, я бы хотела поговорить с тобой.
– Сегодня вечером я собирался на факультет.
– А, ну тогда… а зачем тебе на факультет? – закричала она истерично. – Тебе нравится наблюдать за казнью? Прости.
– Да, я понимаю. Жара, – сказал Андрес странным клоунским тоном.
– До
– До свидания.
Когда Хуан вошел, она сказала:
– Я звонила Андресу, не хочет ли он пойти на концерт.
– Его подцепить трудно.
– Да, он не захотел. Жаль.
– Да, жаль, – сказал Хуан, глядя на нее. – Полагаю, ты хотела поговорить с ним об этом.
– Да. Он должен быть в курсе. Ты знаешь, как он нас любит.
– Твой отец тоже нас очень любит, но ему мы не расскажем ни о чем.
– Это совсем другое дело, – сказала Клара, не глядя на него. – Впрочем, все не так страшно. Надо только не обращать внимания. Мы же не собираемся доносить на него, ничего подобного.
Хуан сел на постель Бебе. Палка сеньора Фунеса стучала уже в коридоре, и вот он, разъяренный, вошел в комнату. Два удара. Еще один. Мольер, да и только.
– Какого черта вы тут делаете?
– Телефон, – сказала Клара, кивая на телефон, словно он был живым существом.
– Пойдемте в столовую, – сказал сеньор Фунес. – Вы что, забыли о десерте?
– Нет, конечно, но зачем спешить, папа?
– Уже половина второго, – сказал он. – Чем раньше выйдем, тем лучше.
Ну что ж, пойдем в концерт, хуже просто ждать, курить, ходить из угла в угол. Проходя мимо зеркала, Хуан увидел свое мокрое, все в поту, лицо. За окном мальчишка повторял: «Вот увидишь, увидишь, увидишь, увидишь, вот!»
Клара доедала десерт, Бебе вырезал из «Лайфа» женскую фигурку; сыр на тарелке у Хуана распластался желтой резиной.
– Сливок двойную порцию, – сказал он Бебе. – Экзаменующимся очень полезно.
– Возьми те, что из холодильника, – сказал сеньор Фунес.
– Ты доволен холодильником? – рассеянно спросила Клара, не отрываясь от еды.
– О, замечательный. Девять кубических футов, чудесный.
– Такой огромный, – сказал Бебе. – Так и хочется залезть в него.
Хуан слушал, думая о своем. Принесли желе, и он поел еще немного, однако слова репортера не давали ему покоя, что-то насчет грибов. Бедный репортер.
– Шестифутовые никуда не годятся, – говорил отец сыну.
– Очень маленькие, – сказал Бебе. – Кладешь кочан капусты, одну морковку и все – больше ничего не влазит.
– А кроме того, в этом сухой лед. Клара ела желе, прикрыв глаза и подперев голову рукою.
– А бывают еще четырехфутовые на керосине. Кошмарные.
– Какая пакость. Только не говори, что при помощи керосина можно делать холод.
Хуан взглянул и поднялся, чтобы отсесть подальше, на софу, бывшую излюбленным местом его тещи. И принялся грустно писать, забыв и об Абеле, и об экзамене. И когда Клара села рядом, протянул ей бумагу. Клара увидела, что стихи написаны на конверте от письма, разъятого по швам и принявшего форму креста. А в углу дурацкий рисунок – холодильник, нарисованный рукою Хуана.