Экзорсист (Изгоняющий дьявола) (др.перевод)
Шрифт:
Киндерман пролистнул страницы, нашел заранее отчеркнутый абзац о ритуальных убийствах и стал медленно водить по странице указательным пальцем. Он прочитал его, нахмурился, покачал головой. Несколько секунд он стоял, глядя задумчиво на настольную лампу, затем щелкнул выключателем и вышел из комнаты.
Через минуту детектив сидел уже за рулем автомобиля; он направлялся в морг.
Юный дежурный сидел за стойкой и безмятежно жевал ржаной бутерброд с ветчиной и сыром; увидев Киндермана, он лишь смахнул лениво
— Дэннингс, — хрипло произнес детектив.
Молодой человек кивнул, заполнил в кроссворде еще пять клеточек, поднялся и пошел по холлу, легким движением головы предложив посетителю следовать за собой. Киндерман двинулся вперед, ориентируясь уже в основном по запаху тмина с горчицей, вдоль морозильных камер по коридору гигантской общей спальни, среди сотен невидимых и невидящих глаз. У дверцы с номером “32” они остановились. Дежурный жадно вцепился зубами в бутерброд; на воротник халата упала крошка с капелькой майонеза.
Несколько секунд Киндерман не мог заставить себя поднять глаза; затем собрался с силами и откинул простыню. И вновь, во второй раз уже, он увидел это. Увидел то, во что до сих пор отказывался верить разум.
Голова Бэрка Дэннингса была вывернута на 180 градусов и лежала затылком вверх.
Глава пятая
По глинистой дорожке, вдоль границ зеленой низины университетского городка, бежал трусцой Дэмиен Каррас. На нем были шорты цвета хаки и майка, насквозь пропитанная клейким, целебным потом.
Впереди, на невысоком холме, ритмично мигал ему солнечным зайчиком белый купол астрономической обсерватории; сзади территория медицинского колледжа хмурилась темными пятнами вскопанной земли. С того момента, как его освободили от обязанностей консультанта, Дэмиен приходил сюда каждый день: становился на старт и принимался накручивать долгие мили в своей настойчивой погоне за спокойным и здоровым сном. Иногда ему начинало казаться, что еще чуть-чуть, и он своего добьется: разожмутся острые когти горя, растворится печаль, кровавой татуировкой жгущая сердце… Сейчас, сейчас отпустит…
Двадцать кругов.
Сейчас отпустит.
Два! Еще два!
Ну вот, уже отпускает…
Каррас бежал мощно и пружинисто, как молодой леопард, наслаждаясь горячим покалыванием в мышцах, радуясь шумной игре здоровой крови. Он прошел поворот, бросил взгляд на скамейку: неподалеку от того места, где лежали полотенце, свитер и брюки, расположился мужчина средних лет в мешковатом плаще и мятой фетровой шляпе. Похоже, человечек наблюдал за ним… Да, голова его медленно поворачивалась, когда Каррас пробегал мимо.
Сделав ускорение, священник вышел на последний круг и устремился к финишу; затем перешел на быстрый шаг и, все еще прижимая локти к бурно вздымающимся бокам, стремительно проскочил мимо скамейки. Трафаретная надпись “Философы”, потускневшая от многих стирок,
Человек в плаще поднялся и стал его догонять.
— Отец Каррас?
Священник оглянулся, щурясь от солнца, кивнул и, подождав, пока Киндерман с ним поравняется, жестом предложил ему пройтись рядом.
— Не возражаете? Иначе меня, пожалуй, судорога схватит, — с трудом выговорил он, все еще задыхаясь после долгого бега.
— Нет, конечно, — согласился детектив без особого энтузиазма и сунул руки в карманы. Он успел порядком устать еще по пути сюда от автостоянки.
— Мы… разве с вами знакомы? — спросил иезуит.
— Нет, святой отец. Но мне один священник там, в резиденции, так здорово вас описал, что можно уже и не знакомиться. На боксера, говорит, похож… — Лейтенант полез в карман за бумажником. — Как же его зовут-то? Забыл. Совсем нет памяти на имена.
— Свое имя, надеюсь, помните?
— Уильям Киндерман, святой отец. — Он вынул удостоверение. — Из отдела по расследованию убийств.
— Да ну? — Каррас уставился в документ с восторженным, почти мальчишеским любопытством; затем повернул к детективу раскрасневшееся, изумленное лицо. — А что случилось?
— Знаете, святой отец, — заметил Киндерман, разглядывая грубовато заостренные черты и смуглую кожу, — вы ведь и правда на боксера похожи. Серьезно: вот этот шрамик у самого глаза… — Он поднял палец. — Ну точно как у Марлона Брандо в “Портовом районе”. Э-э, да вы же вылитыйМарлон Брандо! Помните, они ему там шрамик такой наложили. — С этими словами детектив чуть оттянул вбок нижнее веко. — От которого глаз оказался как бы полузакрыт; ну он и проходил весь фильм с таким видом: то ли грустным, то ли сонным, не поймешь. Вот и вы такой же. Ей-богу, второй Брандо. Поди уж, устали об этом слышать.
— Нет, от вас слышу впервые.
— Боксировать приходилось?
— Совсем немного.
— А откуда сами-то, из Дистрикта?
— Из Нью-Йорка.
— Значит, “Золотые перчатки”. Угадал?
— Ну, я бы вам сразу дал капитана, — улыбнулся Каррас. — Итак, чем могу быть полезен?
— Для начала шли бы чуть помедленнее, а? Знаете, эмфизема. — Он указал на горло.
— О, простите. — Каррас замедлил шаг.
— Да ничего. Вы курите?
— Да.
— А вот и напрасно.
— Ну, допустим. Так в чем все-таки дело?
— Ах да, слегка отвлекся. Я не помешал вам, кстати? Вы, может быть, заняты были?
— Да чем же я мог быть занят?
— Молитвой, например.
— Нет, звания капитана вам, все-таки, не миновать, — загадочно улыбнулся Каррас.
— Я в чем-то ошибся?
— Боюсь, вы не из тех, кто способен ошибаться. — Каррас взглянул на собеседника искоса: хитро, но дружелюбно.
Киндерман остановился, попробовал было сделать непонимающие глаза, но поймал на себе смеющийся взгляд, опустил голову, не выдержал и сам ухмыльнулся.