Элантрис
Шрифт:
Хратен вытянулся во весь рост и не обращал внимания на Дилафа, хотя тот колотил по сдавившей горло руке своим коротким мечом. Удары отскакивали как от брони, и тогда дахорец всадил меч в бок джьерна. Оружие вошло глубоко, но Хратен не издал ни звука. Наоборот, он еще крепче сжал пальцы, и коротышка-монах задохнулся, выронив меч.
Рука Хратена начала светиться.
Странные пересекающиеся под кожей линии вспыхнули призрачным светом, и жрец поднял Дилафа над землей. Тот извивался и выворачивался, изо рта вырывались короткие отрывистые вдохи; он вцепился в пальцы Хратена, пытаясь разжать хватку, но
Хратен приподнял монаха еще выше, как будто предлагая небесам жертву, и сам поднял голову, уставившись в синеву невидящими глазами. Он долго стоял так, недвижим, со светящейся рукой, а Дилаф дергался все отчаяннее.
И тут раздался хруст, и Дилаф перестал извиваться. Джьерн неторопливо опустил тело и отбросил в сторону; свечение в руке медленно угасало. Он молча посмотрел на Сарин и рухнул на мостовую.
Когда их разыскал Галладон, принц безуспешно пытался излечить кровоточащими руками плечо принцессы. Дьюл внимательно осмотрел их раны и кивком приказал подоспевшим следом элантрийцам проверить тела Дилафа и Хратена. Потом обстоятельно уселся рядом с принцем и под его руководством начертил эйон Йен. Через несколько мгновений от ран Раодена не осталось и следа, и он принялся за Сарин.
Девушка сидела в грустном молчании. Несмотря на рану, она успела осмотреть Хратена и убедилась, что джьерн мертв. Он получил две серьезные раны, любая из которых могла убить его раньше, чем он сломал шею Дилафу; должно быть, его поддерживали дахорские символы. Раоден с сожалением покачал головой и начертил над принцессой эйон. Он до сих пор не понимал, почему джьерн их спас, но про себя искренне благодарил Хратена за вмешательство.
– Как армада? – с тревогой спросила Сарин.
– На мой взгляд, они отбиваются успешно, – передернул плечами Галладон. – Король Эвентио повсюду тебя разыскивает – он прибежал в порт вскоре после нашего появления.
Раоден закончил эйон линией Разлома, и рана на плече девушки затянулась.
– Должен признать, сюл, тебе везет, как Долокену, – продолжал дьюл. – Рвануть сюда наугад – я никогда не видел более идиотского поступка.
Принц пожал плечами и притянул Сарин к себе.
– Она того стоит. К тому же ты рванул за мной по пятам, разве нет?
Галладон фыркнул.
– Мы попросили Эйша проверить у местного сеона, что ты добрался благополучно. В отличие от нашего короля, мы не каяны.
– Ладно, – непререкаемым тоном вмешалась Сарин. – Кто-нибудь объяснит мне, что случилось? Причем немедленно!
Глава шестьдесят третья
Сарин оправила камзол на Раодене и отошла на шаг, задумчиво постукивая пальцем по щеке. Она бы предпочла белое вместо черного, но самый белоснежный наряд бледнел по сравнению с серебристой кожей элантрийца.
– Ну как? – спросил принц, разведя руки в стороны.
– Все равно выбирать не приходится, – непринужденно ответила девушка.
Раоден рассмеялся и поцеловал ее в щеку.
– Разве ты сейчас не должна быть в церкви и молиться? Что случилось с уважением к традиции?
– Я уже пробовала следовать традиции. – Сарин повернулась к зеркалу, чтобы проверить, не смазалась ли косметика. – На этот раз я с тебя глаз не спущу; неизвестно почему, но мои предполагаемые мужья имеют привычку исчезать в самый неподходящий момент.
– Интересно, как это характеризует тебя, прутик Леки? – поддразнил Раоден. Он неудержимо смеялся, когда Эвентио рассказал ему о прозвище, и теперь не упускал возможности пустить его в ход.
Принцесса рассеянно хлопнула его по руке; она поправляла перед зеркалом вуаль.
– Господин, госпожа, – прервал их строгий голос. В дверях повис сеон Раодена, Йен. – Пора.
Сарин мертвой хваткой вцепилась в руку принца.
– Шагай, – приказала девушка, кивком указывая на дверь.
На сей раз она не выпустит его из виду, пока их не поженят.
Раоден честно попытался вслушаться в проповедь, но кораитские свадебные церемонии не зря славились невероятной многословностью и сухостью. Отец Омин, преисполненный значимости оттого, что оказался первым в истории жрецом Корати, который венчал элантрийца, подготовил по случаю внушительную речь. Коротышка-жрец по своему обыкновению бормотал с полузакрытыми, затянутыми мечтательной пеленой глазами и вроде уже успел позабыть про полный народа зал.
Так что Раоден тоже отдался мыслям. Он никак не мог забыть об утреннем разговоре с Галладоном, начало которому положил осколок кости. Его достали из тела мертвого дахорца, и хотя на первый взгляд изуродованная кость казалась отвратительной, в ней присутствовала некая красота. Она походила на точеную слоновую кость или, скорее, на клубок сплетенных вместе тонких прутьев. Принца встревожило, что он распознал в сплетении виденные в книгах старинные фьерденские символы.
Выходило, что монахи Дахора придумали собственную версию Эйон Дор.
Даже во время свадьбы Раодена не покидало беспокойство. В течение столетий лишь одно препятствие стояло на пути фьерденского продвижения на запад: Элантрис. Но если вирн получил доступ к Дор… Раодену припомнился Дилаф и его необъяснимая способность сопротивляться и даже разрушать эйоны. Будь в Теоде несколько монахов под стать Дилафу, исход битвы мог быть совсем другим.
И тем не менее лицо принца то и дело расплывалось в неудержимой улыбке. За плечом одобрительно покачивался Йен. Радость от возвращения сеона не затмила горя по потерянным в последней схватке друзьям, но порой помогала забыть, как ему не хватает Караты и остальных. Йен утверждал, что не помнит своего безумия, хотя что-то в нем изменилось после Элантриса. Он вел себя тише, чем обычно, и стал еще более задумчивым. Как только появится свободное время, Раоден собирался расспросить прочих элант-рийцев об их сеонах. Его смущало, что после горы прочитанных книг он все еще не знал, как создавали сеонов, – если шары света действительно были порождениями Дор.
Принца беспокоила не только тайна сеонов. Также оставалась невыясненной загадка странного танца Чей Шан, которым владел Шуден. Очевидцы рассказывали, что джиндосец с закрытыми глазами легко одолел одного из дахорских воинов, а некоторые добавляли, что молодой барон светился во время битвы. Раоден начинал подозревать, что Дор откликалась не только на призывы элантрийцев; и один из способов доступа к энергии находился в руках самого жестокого и властного тирана Опелона – вирна Вульфдена Четвертого, регента всего сущего.