Ельцин
Шрифт:
«В обмен» они требовали контроля над правительством — убрать одних, назначить других.
Ельцин, лично не принимая участия в переговорах, рекомендовал — выслушивать, записывать, но не давать никаких обещаний.
Помощники Ельцина пишут: «Отсутствие в Думе пропрезидентского… большинства заставляло исполнительную власть прибегать к нестандартным ходам для “продавливания” своих решений. Фактически это сводилось в той или иной мере к подкупу в виде раздачи льгот, преференций и т. п. для коммерческих структур, стоявших за депутатскими фракциями (группами). Ясно, что чем дальше развивалась эта практика, тем дороже становились депутатские “услуги”».
Летом 1994 года он окончательно понимает — мечта об общественном договоре, о политическом
Остается взирать на эту шахматную партию сверху, расставлять фигуры…
Вячеслав Костиков, пресс-секретарь Ельцина, напишет позднее: «Желая вывести Ельцина из-под огня критики по экономическим вопросам, помощники президента, члены Президентского совета настойчиво рекомендовали ему., дистанцировался от действий правительства, сосредоточить внимание на политической стратегии, на отношениях с парламентом, с политическими партиями. По существу, это были верные советы, вытекавшие из сути новой Конституции. И президент принял их во внимание. Он отошел от непосредственного руководства экономикой, почти перестал вести “президиум Правительства”. Но в личном плане это отрицательно сказалось на внутренней стабильности Ельцина.
Он вырос и сформировался в гуще хозяйственных вопросов. Как бывший секретарь обкома КПСС, ответственный за огромный и насыщенный промышленностью регион, он привык именно к экономическому руководству, привык вникать во все тонкости хозяйства. Все его способности и привычки развились именно на этой ниве… И вот теперь, сдав Черномырдину тяжелый экономический рюкзак и, казалось бы, освободив силы и время для национальной стратегии, он вдруг оказался без внутреннего стержня. Ельцину пришлось учиться играть на совершенно новом поле и в новую игру, где еще не было правил и где его личный опыт был мало пригоден. В 63 года ему пришлось учиться заниматься собственно политикой. Его интеллектуальный аппарат, отточенный для решения конкретных вопросов, оказался мало адаптирован для осмысления достаточно абстрактных понятий, таких, как национальные интересы, политическая стратегия. Он привык к огромным усилиям воли и ума, которые тем не менее приносили видимые и быстрые плоды. Теперь же пришлось столкнуться с проблемами, решение которых требовало времени — пяти, десяти и даже более лет. Это обескураживало. Положение усугублялось тем, что Ельцин не привык быть в роли ученика, не привык получать советы. Да и советы, в сущности, давать было некому. Большинство других российских политиков страдали теми же недостатками, что и Ельцин, но не имели его смелости, его способностей, его воли. В новой роли стратега Ельцину, в сущности, не на кого было опереться».
Не думаю, что его бывший пресс-секретарь Костиков здесь во всем прав: нет, Ельцин внутренне был готов и к стратегическим решениям, и к долгосрочным планам переустройства России. Но ему хотелось видеть хоть какие-то плоды своих усилий сегодня, сейчас, участвовать в стройке самому. А реальность новой России, хаотичная, неустойчивая, депрессивная, властно отодвигала от него этот долгожданный момент.
Между тем в ошарашенной всеми последними событиями Москве слова о «примирении и согласии» воспринимаются, мягко говоря, с иронией. Примирением и согласием здесь и не пахнет.
Первая половина 1994 года проходит под знаком краха «финансовых пирамид» и прежде всего — «МММ», творения братьев Мавроди. Причем «МММ» — далеко не единственная, а просто самая большая и популярная среди населения «пирамида». Смысл ее прост — покупая акции «МММ», так называемые «мавродики», по одной цене, люди буквально через два-три месяца могут продать их по более высокой. Пирамида подпитывает сама себя, и понятно, что рано или поздно она рухнет, а вкладчики останутся ни с чем.
Именно это и произошло летом 1994 года, спустя несколько недель после подписания меморандума о гражданском мире. Толпа окружила офис здания «МММ» на Варшавском шоссе и блокировала его. Это был непрекращающийся
Вот что пишут очевидцы этих событий:
«Часть толпы вкладчиков, численностью около трех-четырех тысяч человек, организованно во время зеленого света на пешеходном переходе заняла его и отказалась уйти оттуда. Возникла ситуация перекрытия Варшавского шоссе — одного из самых оживленных в Москве.
В толпе в то же время раздавались призывы блокировать дополнительно и линию железной дороги, проходящую с другой стороны здания “МММ”.
Постовой сотрудник ГАИ, пытавшийся помешать толпе, был ею оттеснен, а когда попробовал сопротивляться — ему стали угрожать мерами физического воздействия. В этой ситуации сотрудник милиции произвел выстрел, почему-то в асфальт. По счастливой случайности рикошетом никого не ранило. После этого был вызван ОМОН для разгона вкладчиков».
Нетрудно было понять ярость и гнев этих людей — ведь многие из них продавали квартиры, занимали огромные деньги, чтобы вложить их в акции «МММ». На некоторых московских предприятиях даже зарплату выдавали не рублями, а «мавродиками». Ирония заключалась в том, что сам Мавроди был глубоко убежден, что к концу 1994 года превратит «мавродики» (с изображением своего портрета на ассигнациях) в «стабильное платёжное средство».
Рекламная кампания «МММ», которая велась по всем телевизионным каналам, со смешным персонажем из «народа», Леней Голубковым, с его нелепыми родственниками, у кого-то вызывала полное отторжение, а у кого-то ажиотаж. Леня Голубков на государственных каналах ТВ казался символом своего времени.
Символ был чрезвычайно грустным — в реальности Леня Голубков оказался обманутым вкладчиком.
Страна заново училась всему — участвовать в выборах, переносить экономические реформы, жить при демократии, при свободном рынке, наконец, училась покупать и продавать ценные бумаги. Но никто толком не мог объяснить, что же это такое — ценные бумаги. Определить их настоящую ценность.
Разноцветные «мавродики», цветные бумажки, с катастрофической скоростью потерявшие всякую стоимость, к сожалению, были своеобразной пародией на ваучеры, которые в ходе чековой приватизации выпускало государство. Напомню в двух словах, что означали эти «чеки».
1 июля 1992 года президент Ельцин объявил о начале программы «чековой приватизации». Перед миллионами телезрителей предстал руководитель Госкомимущества Анатолий Чубайс, который с указкой в руках, на схемах и диаграммах попытался объяснить, каким образом государственные предприятия должны переходить в частные руки.
…Именно этот исторический момент, если судить по многочисленным статьям, книгам, научным работам, стал отправной точкой коллапса отечественной промышленности, причиной ее упадка, падения в пропасть, остановки производства на многих и многих заводах и фабриках. В реальности промышленный кризис начался за несколько лет до этого. Прекращение государственных дотаций, госзаказа, разрушение экономических связей между республиками и регионами, исчезновение единой плановой экономики стран «социалистического содружества» произошло гораздо раньше. По причинам не только экономическим, но и политическим. Советская экономика перестала работать уже в 1989–1991 годах.
Развалилось на части само Советское государство, а без него не могла работать и экономика. И наоборот — развалилась советская экономика, а без него не могло существовать и Советское государство. Это был единый процесс, развивавшийся стремительно, могучими разрушительными толчками, похожий на землетрясение.
Приватизация тут была совершенно ни при чем.
Более того, стихийная приватизация госпредприятий гигантскими темпами шла и до Чубайса. Только называлась она по-другому.
Еще при союзном премьере Рыжкове вступила в действие так называемая «концепция полного хозяйственного ведения». Уже в конце горбачевской эпохи директор предприятия мог распоряжаться основными фондами предприятия по своему усмотрению.