Элегия погибшей звезды
Шрифт:
И еще он питал неразделенную любовь к жене друга своего детства Гвидиона из Маносса, короля намерьенов.
Порция уже довольно давно оказывалась в его постели чаще, чем другие служанки. Ее дикий нрав и способность заниматься любовью в любой момент в любом укромном местечке, где их легко могли обнаружить, добавляли остроты в их отношения и делали жизнь Тристана не такой пустой и одинокой. Во всяком случае, он больше не испытывал сексуального голода.
Да и что могло быть хуже холодного равнодушия, с которым Мадлен выполняла свои, супружеские обязанности?
— Стой
Брови Порции поползли вверх, но она повиновалась.
— А теперь, Порция, расскажи мне, как ты собираешься выполнить мое поручение, — велел он, нетерпеливым движением срывая нижнюю кружевную юбку и чувствуя, как его захлестывает горячая волна страсти, которой он не испытывал еще несколько мгновений назад.
Порция пожала плечами, и когда его руки вновь потянулись к ее груди, она не стала противиться. Вскоре он полностью освободил ее от одежды.
— Тем же способом, который я использовала, когда моим призом был ты , — небрежно промолвила она, хотя неожиданная страсть в голосе ее хозяина начала волновать Порцию. — Сначала нужно быть незаметной, исполнительной, но очень полезной служанкой, чтобы не привлекать внимания и не раздражать хозяйку дома. Ну а дальше это лишь вопрос времени. А когда жена беременна, задача заметно упрощается.
— Ты не видела его жену, — заметил Тристан Стюарт, а его руки скользнули ниже по ее гладкой как шелк коже. — Даже в худшие свои дни она в сто раз красивее тебя даже в твои лучшие мгновения. Она обладает неописуемой магией. Не представляю себе, как ты сможешь с ней соперничать.
Порция резко повернулась, и ее глаза яростно засверкали.
— Расскажи мне, как она пахнет, — хрипло попросила она, стараясь справиться с раздражением.
Тристан задумался, забыв о том, что перед ним стоит прелестная обнаженная женщина.
— Ванилью и пряностями, — наконец ответил он. — И еще едва заметный аромат цветов. С небольшой примесью дыма сандалового дерева.
Порция улыбнулась, прижалась к лорду Роланду и, обняв его за шею, поцеловала в губы. Неожиданно он ощутил благоухание ванили и пряностей с легкой примесью дыма. И хотя запахи отличались от ароматов, которые исходили от Рапсодии, различия были так незначительны, что у него задрожали руки. С возгласом удивления он оттолкнул от себя Порцию.
— Как… как тебе это удалось? — запинаясь спросил он.
В ее черных глазах заплясал смех.
— Вы многого обо мне не знаете, милорд, — проворковала она, и в ее сладком голосе послышалась неясная угроза. — Я ее еще даже не видела. Но запомните мои слова: вы не будете разочарованы. — Она вновь притянула герцога к себе и начала раздевать, но Тристан стоял как безвольная кукла, еще не оправившись от шока. — А разве я вас когда-нибудь разочаровывала?
Правитель Роланда молча покачал головой. В глубине глаз Порции вдруг появилось нечто жестокое и темное — раньше он никогда этого не замечал. Сначала он ничего не понял — с наслаждением погрузившись в омут страсти, Тристан забыл обо всем, но позднее, оставшись в одиночестве в своей постели, он осознал, какие чувства испытывал в присутствии служанки, с которой занимался любовью множество раз. Страх.
Она заставила его опуститься на пол, покрывая его лицо поцелуями, а потом легла сверху — она была обнажена, а он все еще полностью одет, но уже через несколько мгновений он вошел в нее, и началась безудержная скачка. Тристан задрожал, размышляя о том, какого зверя он выпустил на свободу.
А когда в высоких окнах отразилась бешеная пляска их тел на полу спальни для гостей, он понял, что, даже оставаясь в роли хозяина, он теперь уже не в силах ничего остановить.
Драконицу охватило нетерпение.
Земля вокруг нее начала остывать, впадать в дремоту, снежный покров принес холод даже в южные пределы, по которым она сейчас путешествовала. По мере того как мир вокруг засыпал, земля становилась плотнее и драконице было все труднее продвигаться вперед, а эхо ее имени, к которому она так стремилась, слабело.
«Пропусти меня, — гневно думала она, пробираясь сквозь глину и песок земной тверди. — Не препятствуй».
Биение сердца Земли замедлялось. Сначала драконица рассердилась, но потом начала успокаиваться. Она ощутила некий ответ — во всяком случае, ей показалось, что она его слышит.
«Этот цикл старше тебя самой, — казалось, говорила Земля. — Не торопись, времени у тебя сколько угодно».
«Нет, — настаивала на своем драконица, пробираясь сквозь слой глины и камня. — Помоги мне!»
Но земля продолжала густеть, затрудняя ее продвижение вперед.
И тогда горящие голубые глаза драконицы сузились, сияя, точно светильники во мраке.
«Меня можно остановить, — подумала она, постепенно свирепея, — но мне невозможно отказать. И когда я доберусь до цели, даже сама Земля будет страдать».
21
Хагфорт, Наварн
Когда в серый предрассветный час Рапсодия вышла в сад Хагфорта для утренней молитвы, ей показалось, будто она краем глаза заметила промелькнувшую мимо узкую тень. Она повернулась так быстро, как могла в своем нынешнем положении, но увидела лишь темную дымку, растаявшую в неверном свете зарождающегося утра.
Однако в следующее мгновение она ясно ощутила знакомые вибрации, и на ее лице расцвела широкая улыбка.
— Акмед! Где ты?
— Здесь.
Голос за спиной Рапсодии прозвучал, казалось, из ее собственной тени. Она повернулась и, смеясь от радости, обняла короля болгов.
— Я так рада, что ты приехал! — воскликнула она, прижимаясь к своему старому другу. — Где ты так задержался?
— Я прибыл сегодня утром, — ответил Акмед, осторожно отстраняясь от Рапсодии, чтобы не задеть ее огромный живот. — Неужели ты думала, что я приеду в Первую ночь и стану терпеть все эти торжественные встречи и церемонии?
— Нет, конечно нет, — рассмеялась Рапсодия, беря его под руку. Они вместе направились в глубь сада. — Но я так скучала без тебя и надеялась, что ты приедешь пораньше. Но это уже не имеет значения, теперь ты здесь. Как ты? Как Грунтор? И как поживают все остальные в Илорке?