Электропрохладительный кислотный тест
Шрифт:
Постепенно позиция Проказников стала включать в себя те основные вещи, которые издавна были известны религиозным мистикам, – вещи, общие для индуистов, буддистов, христиан, а вдобавок и для сторонников теософии и даже приверженцев культа летающих тарелок. А именно – опыт восприятия Иного Мира, более высокого уровня реальности. И осознание космического единства этого высшего уровня. И ощущение вечности, чувство, что нечто, известное нам как время, является всего лишь результатом наивной веры в причинную связь – убеждение в том, что А в прошлом является причиной В в настоящем, которое явится причиной С в будущем, тогда как на самом деле А, В и С являются частями модели, правильно понять которую можно, лишь открыв двери восприятия и обретя опыт этого восприятия… в данное мгновение… данное высочайшее мгновение… данный кайрос…
Долгое время я не мог разобраться в одном полюбившемся Проказникам восточном ритуале – бросании и-цзинских монет. «И-цзин» – это древнекитайский текст. Называется он «Книга перемен».
ДОСТУПНЫЕ ЛИШЬ СЧАСТЛИВЧИКАМ ДА ВЕСЕЛЫМ ПРОКАЗНИКАМ
…и еще многие тайны синхронизации с той поры… На полке в гостиной Кизи стоит еще одна книга, в которую, похоже, заглядывают все, – маленькая книжка Германа Гессе под названием «Паломничество в Страну Востока». Гессе написал ее в 1932 году, и все же… синхронизация!.. это же книга… именно… о Проказниках! и великом автобусном путешествии 1964 года! «Раз уж суждено мне было пережить вместе с другими нечто великое, начинается книга. – Раз уж имел счастье принадлежать к Братству и быть одним из участников того единственного в своем роде странствия». Дальше там рассказывается о странном кружном путешествии по Европе, в восточном направлении, которое предприняли члены этого Братства. Начиналось оно вроде бы как обычное путешествие с целью добраться из одного места в другое, но мало-помалу приобрело глубокий, хотя и не поддающийся определению, смысл: «Ведь блаженство мое в самом деле состояло из той же тайны, что и блаженство сновидений, оно состояло из свободы иметь все вообразимые переживания, одновременно играючи перемешивать внешнее и внутреннее, распоряжаться Временем и Пространством, как кулисами. Подобно тому как мы, члены Братства, совершали наши кругосветные путешествия без автомобилей и пароходов, как силой нашей веры мы преображали сотрясенный войной мир и претворяли его в рай, в акте такого же чуда мы творчески заключали в одном мгновении настоящего все прошедшее, все будущее, все измышленное». Мгновение настоящего! Кайрос! Как будто этот парень и сам торчал под кислотой и был в автобусе.
Каждую пятницу вечером они проводили инструктаж. Словечко «инструктаж» привез со своей вьетнамской военной службы Бэббс. Фэй готовит ужин из риса с бобами, мяса или тушенки, все идут на кухню, накладывают из кастрюли на тарелку еду и принимаются есть. По кругу передаются два-три косяка – слюна-на-на-на-на. Потом все поднимаются в одну из палаток, стоящих на плато, в палатку Пейджа, туда втискиваются все, усаживаются где придется, прижав колени к подбородку, и начинают предлагать темы для дискуссии. Как ни странно, на каком-то уровне все это напоминает летний лагерь, совещание Почетного Совета в лесу, после ужина, все пропахло обуглившимися головешками, брезент пропитался росой, громко поют сверчки и цикады, а народ колотит себя по щиколоткам, отгоняя комаров, жуков и прочую дрянь. С другой стороны, запах горящей свежескошенной травы, да и еще… множество уровней… все это уже не совсем летний лагерь. Как правило, все ждут, когда начнет Кизи. Начинает он обычно с чего-то конкретного – с того, что видел, с того, что делал… и постепенно переходит к тому, что он по этому поводу надумал.
Он начинает с рассказа о системах запаздывания, которые пытается разработать с использованием магнитофонов. В надворной постройке им сконструированы системы переменного запаздывания, в которых звук с микрофона идет на динамик, а перед динамиком стоит второй микрофон. Этот микрофон улавливает то, что вы только что передали на динамик, но мгновением позже. Если вы наденете наушники, отведенные от второго динамика, то, благодаря эхо-эффекту, сможете прослушать все, что только что произнесли. Того же можно добиться и с помощью магнитофонной ленты, пропустив ленту через звуковые головки двух магнитофонов, прежде чем она начнет наматываться на приемную катушку, а можно испробовать три микрофона и три динамика, четыре магнитофона и четыре звуковые головки, а можно и больше, пока не добьетесь полного ощущения запаздывания…
Как говорит Кизи. в человеке заключены всевозможные системы запаздывания. Одна из них, самая важная, это сенсорное запаздывание промежуток между моментом, когда органы чувств что-то воспринимают, и моментом, когда вы оказываетесь способны на это отреагировать. Будь вы самым проворным из всех живущих на земле людей, для вас это время составит одну тридцатую долю секунды, а большинство людей куда медлительнее. Вот Кэсседи вплотную приблизился к этому барьеру в одну тридцатую секунды. Он действует настолько быстро, насколько способен простой смертный, но и ему этот барьер не одолеть. Кэсседи – живой пример того, как близко можно подойти
– Синие носы, красные глаза, и не о чем тут больше говорить.
В кои-то веки он произносит столь короткий монолог.
Ну конечно же! – все тоже эмоциональное запаздывание – а Кэсседи, сам многословный царь Вулкан, внезапно выразил все это с помощью одного непосредственного образа, напоминающего дзэнский стих или стихотворение раннего Паунда, – горящие звериные красные глазки, сдерживаемые навязчивыми идеями маленького холодного синего носа…
Брэдли, ученик Кэсседи, произносит:
– Бог красен, – и даже он на этом умолкает. И этого сукина сына в кои-то веки проняло – в этих двух словах уместилось все, они даже короче, чем стих Кэсседи, похоже, Брэдли даже не пришлось их выдумывать, они сами вырвались как каламбур, сотворенный из фразы «Бог прекрасен», они сказаны для тех из нас, кто понимает вещи, основанные на аналогии: Бог не прекрасен, Бог красен, Бог – красный зверь, сдерживаемый внутри каждого из нас, все чувствующий, совершенный, полностью открытый, только он краснеет от злости на все эти запаздывания…
Кизи негромко хихикает и говорит:
– По-моему, сегодня синхронизация удалась на славу…
Кто-то начинает рассказывать о некоем общем знакомом, которого повязали за хранение травы, – копы ему что-то сказали, он что-то сказал в ответ, и копы принялись его избивать. Все сочувствуют заключенному в темницу бедолаге и высказывают недовольство гнусной склонностью полиции избивать людей, а Бэббс говорит:
– Да! Да! Именно! Именно! Именно! Но все это в его фильме.
В его фильме – именно именно именно – и все начинают обмозговывать эти слова. Обмозговали – и все стало ясно, не нужно больше слов. Для каждого человека, для каждого человека везде и повсюду, запущен его собственный фильм, ставится его собственный киносценарий, и каждый с бешеной энергией в своем фильме играет, только большинство не знает, что этот маленький сценарий – ловушка, из которой не выбраться. Все, кто сидит в палатке, оглядываются по сторонам, и никто не произносит этого вслух, потому что никому этого делать не нужно. И все же каждый мгновенно понимает… так или иначе, все это непосредственно связано, синхронизировано, с тем, что Кизи только что говорил о киноэкране нашего восприятия, который закрывает от нас нашу собственную сущность… и в то же время, в это самое мгновение, непосредственно синхронизировано с настоящим, существующим в реальности фильмом – Фильмом, над которым они работали до изнеможения, не фильмом, а глубокой трясиной, с милями и милями закручивающейся в спираль, склеенной и переклеенной пленки и свежими склейками, опутывающими их, словно множество переплетенных между собой, синхронизированных и все-таки хаотичных и нелегких человеческих жизней, их жизней, жизней всех людей в этом ебучем мире – в это самое мгновение… Кэсседи в своем фильме, называющемся «Предел скорости», одновременно и торчок, чья вещь прибавляющий скорости винт, то есть амфетамины, и единственное в своем роде существо, чья цель – Скорость: быстрее, черт подери, закрутиться в спираль и, подергиваясь и брыкаясь, подойти вплотную к киноэкранному барьеру нашего сознания в одну тридцатую секунды и попытаться проникнуть в… Сейчас…
…Фильм Горянки называется «Большая девчонка», и героиня ее сценария – девушка, которая росла импульсивной и сильной девчонкой в благовоспитанном светском окружении – ax, fin de siecle, Пакипси, штат Нью-Йорк, ах, вассарские ученые, – и которая никак не вписывалась в тамошние понятия о воспитанных девочках в легких полосатых джемперах средь тусклых солнечных лучиков на каплях воды с трескучих дождевальных установок на зеленых газонах Пакипси, большая девчонка, которой пора совершать побег, и она становится страшно крикливой и наглой, чтобы придать себе сил в этой неравной борьбе, – а потом, согласно сюжету, выясняется, что она стала совсем большая, но уже в другом смысле, что она веселая и красивая…