Элеонора Дузе
Шрифт:
в душе, что уйду со сцены». Так она и сделала. Правда, из практиче¬
ских соображений она не стала прерывать гастроли. 1 февраля
1909 года она сыграла в «Женщине с моря». Спектакль шел под
нескончаемые овации. Затем она уехала в Берлин и после нескольких
спектаклей в зените славы неожиданно для всех оставила сцену.
ГЛАВА XX
«Всегда надо в кого-то или во что-то верить, чтобы найти в себе
силы жить. Когда я утрачу веру в искусство,
богу, который поможет мне умереть»,— говорила Дузе актеру Яндо-
ло 176 в период своего лихорадочного увлечения пьесами Д’Аннунцио.
Однако теперь, оставив сцену, после нескольких лет одиночества, про¬
текавших в чтении и размышлениях, она почувствовала, сколь много
спрашивается с того, кого природа одарила талантом. А ведь в то
время ей было немногим больше пятидесяти лет, и она никогда не
умела жить без работы.
Ее покорность судьбе иногда нарушалась приступами тоски, и то¬
гда она принималась строить всевозможные планы своей работы.
В июне—июле 1912 года, когда Дузе находилась в Венеции, поэт
Райнер Мария Рильке, славивший в своих стихах ее прекрасный
образ и утверждавший, что «нет в целом мире поэта, который бы сумел
воспеть ее», предложил Максу Рейнгардту 177 и Александру Моисси 178
увидеться с Дузе и убедить ее вернуться на сцену. Однако Моисси
лишь через много лет сумел приобрести ту одухотворенность, которую
Дузе искала в каждом артисте. В то время он находился под слишком
сильным влиянием изощренного стиля Рейнгардта и был еще слишком
«актером», мечтающим о премьерстве, чтобы стремиться к совместной
работе с Дузе. В течение последующих двух лет Рильке пытался найти
театр для Дузе, но тут вспыхнула война и развеяла все его надежды.
Приезд в Италию Иветт Гильбер 179 разбудил в душе Дузе вместе
со старыми воспоминаниями острую тоску по театру, которая неза¬
висимо от ее воли глубоко таилась в ее душе, как огонь под слоем
пепла. Встреча с Элеонорой, рассказывала Иветт, убедила ее в том,
что Дузе умерла бы, не будь у нее, может быть, иллюзорного сознания,
что она существует ради искусства. Иветт предложила Дузе высту¬
пить с нею в Америке, играя лишь три раза в неделю, чтобы сберечь
силы. Мысль о том, что жизнелюбие Иветт могло бы поддержать ее,
перспектива совместного путешествия, общность идеалов, хотя и в
различных формах искусства, наконец, «сама Америка, Северная
Америке, где есть университетские города, в которых мысль, поиски
мысли еще не потеряли своего значения»,— все это было большим
искушением. Но в тот момент, когда надо было дать окончательный
ответ, Элеонора тяжело заболела и мечта играть вместе с Иветт раз¬
веялась.
В свой первый приезд в Париж Дузе говорила Жюлю Юрэ, что
не знает, как бы она жила, если бы не читала так много. Она считала,
что «театральное искусство наименее духовное из всех. Когда актер
выучил свою роль, мозг его уже не работает. Действуют только чув¬
ства, только нервы, помогающие находить новые эмоции. Вот почему
на свете столько глупых, иначе говоря невежественных, безнравствен¬
ных актрис и актеров». Глубоко убежденная, что актер больше любого
другого художника должен обладать культурой, чтобы суметь изобра¬
жать людей, различных по образу жизни и характеру, она пыталась
создать в 1914 году на свои средства «Библиотеку для актрис». В до¬
мике на тихой, тенистой римской улице, в квартале Иоментано, она
устроила спокойную обитель с превосходно подобранной библиотекой,
чтобы актеры могли расширять свой кругозор. Кроме зала для собра¬
ний и библиотеки там было еще несколько комнат, уютных, напол¬
ненных цветами, где при желании можно было провести день и отдох¬
нуть. Открытие этого дома прошло как блестящий светский праздник,
на котором произносились восторженные речи, выражались самые
радужные надежды. Но эта мечта Элеоноры Дузе просуществовала
недолго; вскоре нашлись недовольные, пошли споры, критика и враж¬
дебные выпады, особенно со стороны самих же актеров, и Дузе, убе¬
жденная, что «каждый может и должен следовать только собственному
призванию», снова вернулась к мысли с осени уехать куда-нибудь
и взяться за работу. Вслед за Иветт Дузе хотела поехать в Милан,
желая присутствовать на ее концерте, как вдруг отправила теле¬
грамму: «Я боюсь... сама не знаю чего». Затем вскоре еще одну:
«Август, 24. Вечер. Война. Никто больше не существует сам по себе.
Никто больше не принадлежит себе».
Элеонора Дузе также оказалась вовлеченной в водоворот стра¬
стей. Располагая весьма скромными средствами, она тем не менее
тратила деньги, как никогда прежде. Она писала солдатам, посылала
им книги, одежду и многое другое. В 1916 году она отправилась в
район боев с намерением выступать во «Фронтовом театре», органи¬
зованном правительством с целью скрасить солдатский отдых. Одпа-