Эльфанутый

Ра Дмитрий

— А мне что-то не очень интересно, — поморщился я. — Что будем делать?

— А что с ними делать-то. Это же гоблины, — зевнул Дрын.

Самый ленивый из всех, кого я встречал. У него даже шрамов меньше, чем у остальных. Шаман настаивал, чтобы я взял его с собой. Мол, отправь его вперед. Если помрет — меньше всех жаль.

Дрын оперся о свое копье. Обычно орки орудуют большими мечами или топорами. Но этому было лень. Так, ткнуть на расстоянии и все — дело сделано. Можно отдыхать.

— В

смысле «это же гоблины»? — удивился я.

— Спалим, вождь, — ответил за лентяя Горец. — Выкурим.

Этот немногословный орк с молотом на спине был бойфрендом нашей «рабыни Изауры». Они вечно ходят под ручку, любуются закатами. Девушка приносит ему воды, когда тот работает. А он вечерами помогает ей стирать одежду в речке. Идиллия и символ «любви без границ».

Катарсия завелась:

— Нет! Нельзя! Убью! Там матка. Лезьте внутрь!

— Куда внутрь? — вылупился на нее Бом. — Толстый орк. Худой лаз. Тесно. Даже эльфцу не лезть.

— ЛЕЗТЬ! — взвизгнула Катарсия.

— Че орать? — гыкнул Гым. — Бери и лезть! Ты — палка! Как раз.

— Я палка? Это я-то палка? — всполошилась эльфийка. — Ах ты орк-вонючка! Да меня считают красивее самой Астарии! Ты посмотри на это…

Сжала руками грудь.

— На это!

Повиляла бедрами.

— А волосы?!

Расправила пышную шевелюру.

Бом и Гым оценили каждый ее жест со знанием дела:

— Че думать, Гым?

— Худой эльфец.

— Палка.

— Да. Не отличить мужик от баба.

— Эльфец же, — повторил Бом и пожал плечами.

Синяя нестабильная энергия окутала разъяренную Катарсию.

— Смотри-ка, — зевнул Гым. — Светится.

— Хватит! — гаркнул я. — Никаких междоусобиц. Вы вообще в курсе, что мы тут на гоблинов охотимся, не? Туда и правда никто, кроме них, не пролезет.

Все пять голов развернулись в мою сторону.

— Что? — удивился я.

Головы улыбнулись. Мерзковатенько так. Подозрительно.

— Да что?..

И тут я допетрил.

— Что? Не-е-ет! Нет-нет-нет! Никогда. Ни за что. Идите нафиг.

***

Горец держал верещавшего гоблина за ногу. Этого засранца мы заприметили давно — он шкерился в кустах, думая, что мы не видим.

— Будешь орать — проткну, — предупредил Дрын и лениво ткнул острием копья в морду уродца. Удивительно, но помогло.

— НЕТ! — прижался я спиной к стволу дерева. — И хватит лыбиться! Бом, хватит ржать!

— Давай, вождь! Лезь в гоблинец. Будешь страшный. Мелкий. Иди манить гоблинов. Разведка делать. Мелкий, прыткий.

Я осмотрел на убогого гоблина. Ну точно высушенный орк. Только кривой нос, уши разной длины, гноящиеся глаза, черные клыки. Весь измазанный в дерьме и воняющий

соответственно. Ручки и ножки тоненькие — того и гляди сломаются от дуновения ветра. А еще прыщи. Тварюшка была покрыта гнойниками с белой головкой. Одно только представление, что мне придется в это вселяться, вызывало желание наброситься на копье Дрына. Сосуд Души у гоблина был похож на орочий. Такой же маленький, но искореженный. А еще он был полностью пустой.

Странно.

Гоблины и орки очень похожи. Но только орки — удавшийся результат эксперимента, а гоблины — нет. Это как огромный тибетский мастиф и чихуахуа. А ведь оба произошли от волка.

— Ни за что, — категорично повторил я.

— Почему нет? — спросила Катарсия с азартом в глазах. — А я бы с радостью. Это так здорово. Новые ощущения, ах…

— Не вздыхай так! — возмутился я. — Это странно! Такие звуки издают в других ситуациях!

Гоблин пялился на меня злобными глазишками и скрежетал зубами.

— Он говорит на всеобщем? — спросил я.

— Они глупы. Кроме инстинктов ничего нет. Но у них достаточно развитое мышление. Точнее, должно быть развитое. Но почему-то не развивается. Умнейшие гоблины становятся шаманами. Некоторые из них могут говорить. Как Бом.

— Э-э-э! — возмутился орк. — Я умный!

— Для орка ты глуп, — пожала плечами Катарсия. — Для гоблина — гений.

Бом недовольно запыхтел.

— Вождь, заходи, — кивнул на гоблина Горец.

— Да пшел ты.

— Куда? — серьезно озаботился орк.

Я содрогался в отвращении, но все-таки сдался.

— Ладно, вяжите меня.

Через пять минут все было сделано. Меня крепко привязали к дереву по рукам и ногам.

— Че лыбитесь?!

Все пятеро откровенно угарали надо мной. Вслух, конечно, не стебались, но на роже так и написано, какой я гоблинский вождь великих «Зеленых Анаконд».

— Зато умереть не страшно. Сам же говорил. Вернешься, если что. Весело. Тоже хочу.

— Я никогда этого не проверял! Это все в теории! И хватит уже болтать! Пусть коснется меня! Да не суй ты, блять, в лицо!

— О, прости, Вождь, — спохватился Горец и, ухватившись за ручонку гоблина, потянулся ей к моему плечу.

— Сто-о-о-опэээ! А если он язык себе откусит? Руки наложит? Может, лучше меня усыпить?

— Не, — качнула головой Катарсия. — У них самый сильный инстинкт — выжить. А еще они боятся. Боли. Смерти. Ничего не будет. Ну разве что…

— Что?

— Опорожнится.

— Развязать! Развязать меня! Живо!

Развязали. Я сбегал до кустиков. Выдавил из себя всё, что только можно. Вернулся. Меня терпеливо ждали. Че вы все поотворачивались, а?! А?! В глаза смотрите вождю! В глаза!