Эльфийские камни Шаннары

Брукс Терри

И тут вдруг Брин заметила, что Алланон смотрит ей прямо в глаза.

— А теперь я расскажу вам о Бремене, — тихо проговорил он. — Брона, который потом стал Повелителем чародеев, первым из всех друидов познал темные глубины колдовства и сам пал жертвой его силы. И стал рабом того, чем стремился повелевать. После Первой войны рас Совет друидов посчитал его уничтоженным, и только Бремен не разделял всеобщей уверенности и оказался прав. Брона жил, охраняемый темной магической силой, ведомый ею к тайным целям. В Великих войнах погибли все науки, все знания древнего мира. И место их заняла возрожденная магия еще более древних времен, когда мир населяли волшебные существа. Бремен понял, что эта магия может не только сохранить мир, но и разрушить его.

И, так же как Брона, Бремен бросил вызов Совету и сам принялся за изучение секретов магической силы, которую выпустил в мир Брона, мятежный друид. Но Бремен-то уже знал, чем это может обернуться, и подошел к своим занятиям очень осторожно. Он был уверен, что Брона еще вернется, и действительно Повелитель чародеев потом захватил Паранор и уничтожил друидов. А Бремен предвидел это и спасся. Он решил во что бы то ни стало обуздать темную силу, освобожденную Броной, и упрятать ее подальше, чтобы никто уже не смог поддаться искушению овладеть ею. Непростая задача, да. И он полностью посвятил себя ей. Друиды возродили магию, и Бремен, последний из них, считал своим долгом очистить мир от темного колдовства. — Алланон помедлил. — И тогда Бремен с помощью древней эльфийской магии создал меч Шаннары — оружие, способное уничтожить Повелителя чародеев и его черных слуг, посланников Черепа.

Бремен выковал легендарный меч в смутное время Второй войны рас, когда полчища зла угрожали Четырем землям. Выковал, обратившись к магии эльфов и своему колдовскому искусству. Он отдал этот меч королю эльфов, Джерлу Шаннаре. С волшебным мечом король должен был выйти на битву с мятежным друидом и уничтожить его.

Но вы знаете, что у Джерла Шаннары ничего не вышло. Он не смог до конца подчинить себе силу меча, и Повелителю чародеев удалось бежать. Хотя эльфы выиграли ту битву и армия зла была вынуждена отступить, Брона остался жив. Прежде чем он вернется, должно пройти еще много лет, но в конце концов он обязательно вернется. Это было очевидно. И Бремен хорошо понимал, что, когда этот день настанет, его самого уже не будет в живых. Однако он поклялся остановить Брону… а Бремен всегда исполнял свои клятвы, — Голос друида понизился вдруг до едва различимого шепота, в непроницаемо-черных глазах застыла боль, — И вот тогда он сделал три вещи. Он избрал меня своим сыном, чтобы живой потомок друидов был в мире, когда вернется Властелин Тьмы. Он продлил свою жизнь, а потом и мою с помощью волшебного сна, для того чтобы я мог встретить Повелителя чародеев и защитить от него народы. И еще одно: когда время его уже подходило к концу, Бремен в последний раз обратился к магии и привязал свою душу к этому миру, в котором тело его не могло остаться. Чтобы даже оттуда, из-за пределов жизни, он смог увидеть, как исполнится его клятва. — Друид сжал кулаки — Он привязал себя, душу без плоти, ко мне! Сильнейшая магия скрепила эту связь, связь отца с сыном. И душа Бремена ушла в темный мир, где прошедшее с будущим слиты воедино, где нет ничего, лишь пустота, но откуда, если вдруг будет нужно, ее можно вызвать сюда. Вот какую судьбу избрал себе Бремен: существование без надежды, без утешения. И пока все не кончится, освобождения не будет. Пока оба мы не уйдем…

Алланон резко оборвал себя, словно невольно слова его выдали то, о чем он хотел умолчать. И для Брин будто приоткрылась завеса над тайной, окутанной до этой поры мраком, — мелькнул неуловимый, ускользающий проблеск понимания того, что так упорно скрывал друид после своего разговора с духом Бремена в Сланцевой долине, когда дух восстал из вод Преисподней и открыл друиду, что ждет их всех в будущем. И тогда Алланон утаил от них с Роном самое главное. Да, Брин поняла это сразу, и именно скрытность друида и породила, наверное, то навязчивое предчувствие. И какую-то обреченность.

— Однажды я думал, что все уже кончилось, — продолжал Алланон после внезапной паузы, — Когда Ши Омсфорд разгадал тайну меча Шаннары, подчинил себе его силу и уничтожил Повелителя чародеев, я действительно думал, что клятва Бремена исполнилась. Но я ошибся. Хотя Повелителя чародеев больше нет, темная магия не исчезла из мира. Она не была уничтожена или хотя бы заключена в недосягаемых пределах. Она сохранилась на страницах Идальч, укрытая в недрах Мельморда, и ждала тех, кто придет за ее темной силой. И они пришли.

— И стали призраками-мордами, — закончил за него Рон Лих.

— Рабами силы, как раньше — Повелитель чародеев и посланники Черепа. Думая стать хозяевами, они превратились всего лишь в рабов.

«Но какую тайну хранишь ты, друид?» — беззвучно шептала Брин и ждала. Ждала, что сейчас он скажет…

— Значит, Бремен не сможет освободиться, пока Идальч существует, пока книга не уничтожена? — Рон был слишком захвачен историей Бремена, чтобы разглядеть то, что увидела Брин.

— Он поклялся уничтожить ее, принц Лиха, — прошептал Алланон.

«И ты. И ты тоже», — мелькнуло в сознании Брин.

— И вся-вся черная магия исчезнет с земли? — Рон с сомнением покачал головой. — Но разве такое возможно? После стольких лет, стольких войн из-за нее, стольких отданных жизней…

Друид смотрел куда-то вдаль.

— Век кончается, горец. Этот век на исходе.

Потом настала долгая тишина, она словно излилась из мрака ночи и наполнила собою все пространство маленькой комнатки. Трое людей сидели в глубокой задумчивости, избегая встречаться друг с другом глазами, чтобы невольно не выдать своих мрачных мыслей и опасений. «Такие чужие друг другу — незнакомцы, которых свело общее дело, без искренности, без понимания, — думала Брин. — Мы идем вместе к единой цели, и все-таки связь так тонка… так невозможно тонка…»

— А у нас получится, Ахзанон? — Рон Лих первым нарушил затянувшееся молчание. — Хватит ли у нас сил уничтожить ту книгу?

Какое-то странное выражение промелькнуло в глазах друида, как будто он что-то знал, но не хотел выдавать своих знаний. А потом очень тихо он произнес:

— У Брин Омсфорд есть сила. Она — наша надежда.

Брин лишь с горечью улыбнулась и покачала головой.

— И надежда, и нет. Та, кто спасает и кто разрушает. Помнишь эти слова, Алланон? Так сказал обо мне твой отец.

Друид молчал. Он только сидел и смотрел девушке в глаза, взгляд его был сумрачным и отстраненным.

— А что он еще говорил тебе, Алланон? — наконец решилась Брин. — Что еще?

Настала мучительно долгая пауза…

— Что в этом мире я больше его не увижу.

Тишина словно сгустилась в непроницаемую пелену. Брин поняла, что подошла уже совсем близко к тайне, хранимой друидом. Рон Лих нервно заерзал на стуле, взгляд метнулся, отыскивая глаза девушки. И во взгляде горца была неуверенность. И даже испуг. Рон не хотел ничего больше знать. Ничего, больше этого. Брин отвела глаза. Что ж, она их надежда, и она должна знать. Все, до конца.

— И это все? — тихо, но очень настойчиво спросила она.

Алланон медленно выпрямился, на его изможденном лице промелькнула улыбка.

— Омсфорды словно одержимы стремлением всегда докопаться до правды. На меньшее вы не согласны — никто. Хоть бы кто-нибудь из вас для разнообразия удовольствовался тем, что есть.

— Что сказал Бремен? — не отступала Брин.

Улыбка мгновенно исчезла.

— Он сказал, Брин Омсфорд, что, когда я на этот раз покину Четыре земли, я уже не вернусь.