Эльфийский бык – 2
Шрифт:
– Ух ты… – Бер даже голову запрокинул. – Какая красота! Когда её строили?
– Давно, – Маруся сунула руки в карманы. – Очень давно… потом, веке в семнадцатом, поставили другую, в стороночке. Её потом и перестраивали, и украшали. Парк разбили… потом даже архитектора из Италии пригласили. Он настоящий дворец возвел… ну, если деду верить. А потом пришел Наполеон и все развалил. Ну, не лично, а во время войны… а эта вот…
Это строение не всякая пушка возьмет.
Главное, теперь, по мере приближения, Иван
Смерти?
Старого погоста?
– Как вы тут вообще живете… – Бер поежился и потер руки. – Слушай, а разве бывает так, чтоб одновременно и холодно, и жарко?
– Это другой холод, – Иван присел и коснулся земли. – Там… что-то очень древнее лежит. И недоброе. Мягко говоря… мертвое, но…
– Погоди, – Бер тоже наклонился, потом и вовсе на коленки стал, а в конец даже прилег, прижавшись ухом к земле. – Там… там… да там же хрень такая… жуткая! Так это… легенда, которую вы сказали… там этот… хан? Черный?
У него и глаза заблестели от восторга и осознания перспектив.
– Не тут конкретно. И… – Таська поглядела на Марусю, а та вздохнула и сказала:
– Честно говоря, в детстве это воспринимаешь… ну как страшную сказку. Мы вообще не чувствуем ничего такого… то ли сила привычки, то ли кровь.
– Да? – Бер зачерпнул горсть земли и сжал в руке, потом стряхнул и сказал. – Как это можно не чувствовать? Земле же ж тяжко…
И встал.
Поглядел на дорожку, что ложилась широким полукругом, уводя выше, на тот самый обрезанный берег, к каменному кубу дома.
– Ну вот так… – развела руками Таська. – Мы не чувствуем, а вот другие сюда заглядывать не любят. Сабуровы и те, если и приходят, то ненадолго. Им тяжко. Прям корежит… Аленка только способна. Мать её могла. Но она вообще везде могла ходить. И пока в силе было, то и всем полегче. А потом ушла, Аленка же в силу еще когда войдет, если войдет.
– Ничего не понятно, – признался Иван и тоже земли коснулся, травы.
Сделал шаг, прислушиваясь к себе.
И еще один.
Ничего. Нет, по-прежнему ощущения двойственные, но не сказать, чтоб так уж невыносимо все. И корежить не корежит.
– А когда войдет? – уточнил Бер, тоже замедлив шаг.
– Когда замуж выйдет. Поэтому её и сватают… ну, пытаются во всяком случае. Надеются, что выйдет замуж и землю закроет. Думаешь, почему Свириденко до того сидел тихо? Гадить гадил, но издали…
– Опасался?
– Он… давно еще, мы маленькими были, но мама Вася сказывала, что Свириденко заявился с людьми. Вроде как силой хотел дело решить. Чтоб мы документы подписали и все такое… и вот Аленкина матушка тогда разозлилась… очень.
Шли неспешно.
И дорожка сама ложилась под ноги. И главное, что Иван не сразу заметил, комарье отстало. Впрочем, птицы тоже смолкли.
– Дед сказал, что она силу живую забрала из них почти до капли, а после вернула. И сказала, что если еще раз на глаза ей попадутся, тогда не пощадит. А потом и родники с земель увела. Ненадолго, правда. Земля ж не виновата, что у нее хозяин дурной. Но Свириденко хватило, чтоб понять. Вот и держался в стороне… а как прознал, что тетя Леля ушла, тоже сперва сторонился, может, думал, что Аленка такая же… потом одно, другое.
– Пробовал на прочность? – предположил Бер.
Иван же коснулся тонкого стебелечка травы и палец к губам прижал. Все и замолчали.
Нет, ничего…
Да, там есть, темное и недоброе, такое, которого лучше не касаться. И сила от него идет, пробивается сквозь толщу земную, да не вредит.
Живые чувствуют, сторонятся, а вот растениям напротив очень даже сила эта по нраву. Ишь, пьют да буяют. Крапива вдоль дороги вовсе зеленой стеною выстроилась, жирная, с огромными листьями. Благо, Иван вовремя успел отступить.
– Боишься? – не удержалась Таська.
– Аллергия у меня, – Иван осторожненько отвел листочек в сторону. – На крапиву… буду весь… краснорожий, если что. А потом чесаться и шелушиться.
Поглядели на него с сочувствием.
– Значит, Свириденко сидел смирно…
– Ну как… издали пакостил. С Севрюгиным вон придумал. Потом свататься пытался… одновременно через банки давил. Ну и по мелочи, то одна комиссия, то другая…
Ощущение тяжести проходило.
И дышать становилось легче, шаг за шагом. Нет, вовсе чувство иного не исчезло, скорее уж отодвинулась куда-то на край сознания.
– Теперь вот как-то совсем берега потерял… и с вечером этим не понятно. Одно время нас приглашали, но больше из вежливости, – теперь говорила Таська. Она и вперед пошла, раздвигая стебли крапивы, причем голыми руками. – А потом и он, и все-то соседи стали делать вид, что таких в округе нет… ну и ладно, не больно-то хотелось. Тут вот снова… явно задумал пакость. Может, унизить хочет, показать, кто мы есть…
– А кто вы есть? – уточнил Бер, который тоже вперед вырвался.
А чумазый.
Руки черным чем-то испачканы, и пусть Бер их отмывал, но то ли старался слабо, то ли чернота эта въелась в кожу намертво. И пахло от него потом и железом, и еще бензином, но не тем, привычным, что на заправке. При всем этом Бер выглядел весьма довольным жизнью.
– Мы? Нищее отребье… – отозвалась Маруся, глядя с тревогой. – А аллергия сильная?
– Помереть не помру. Не должен во всяком случае, но буду отекшим, красным и чешуйчатым.
– Прямо тянет поглядеть, – Таська обернулась. – В общем, скотина он. Я Свириденко имею в виду.