Эльфийский синдром
Шрифт:
Все-таки эльф оказался прав. Веселые язычки огня разогнали темноту и чуть рассеяли черную пелену отчаяния. Друзья оживились, придвинулись, протянули к огню продрогшие руки. Дима, закинув голову, посмотрел вверх, где над безнадежно далеким краем ущелья ровно сияла невозмутимая звезда.
– Да, глубоко же мы забрались. Уверен, что мы уже ниже уровня моря. Пока мы не уперлись в тупик, я готов был поверить, что эта щель ведет прямиком в преисподнюю.
– Он произнес это слово по-русски.
– Аэлиндин, у эльфов есть преисподняя?
–
– Это место наказания душ людей, совершавших при жизни дурные поступки, - объяснила Лилиан.
– В нее многие верят на Земле.
– Нет, - покачал головой Аэлиндин.
– У нас чертоги Мандоса уравнивают всех, и правых, и виноватых. Скорее я бы поверил, что мы в том самое ущелье, в котором некогда пряталась Унголианта.
– Кто такая Унголианта?
– спросил Дима.
– О ней поется в одной из древнейших песен, Алдудэниэ, Плаче по Древам Валинора.
– По Древам?
– удивилась Лилиан.
– Ты не рассказывал нам об этом.
– Эльфы верят, что еще до того, как были созданы Солнце и Луна, свет в Валиноре давали два священных Дерева, росших в Валмаре. Но Моргот замыслил погубить их и погрузить мир во Мрак. И в этом ему помогла Унголианта, порождение Тьмы, имевшая облик огромного паука и питавшаяся светом. Она жила в глубоком и темном ущелье в Аватаре, пустынном краю на юго-востоке Амана, за Пелорами. Но когда Моргот обратился к ее помощи, Унголианта по своей паутине поднялась из ущелья на вершину Хиарментира, и подняла Моргота за собой. Так смог он преодолеть неприступные стены Пелор, проникнуть в Лотаурэндор и напасть на Валмар.
– Аэлиндин запнулся.
– Лучше я вам спою об этом. Все равно мне самому лучше не рассказать.
Он тихо запел пронзительно печальную балладу, плач, наполненный скорбью по ушедшей красоте и свету. Песня так жутко соответствовала этому мрачному месту, что у Сергея мороз прошел по спине. Ему вдруг показалось, что не только они вчетвером обречены погибнуть в этой черной дыре, но и весь мир, действительно, навсегда лишился света и тепла. Он поднял глаза, и вдруг почувствовал облегчение - далеко-далеко впереди, словно особенно яркая звездочка на фоне черного неба, сиял освещенный утренним солнцем кончик пика Хиарментир.
Аэлиндин закончил, но жалобные отзвуки еще долго затихали, отражаясь от стен ущелья.
– Да, веселенькая песенка, - помолчав, сказал Дима.
– Однако, Аэлиндин заметил верно, если Унголианта существовала, эта нора ей бы определенно подошла. И в Аватаре, и ущелье темное, и, вон, смотрите, Хиарментир под рукой. Может, если поискать, и паутина найдется?
Дима, как всегда, пытался пошутить, но Аэлиндин его не понял. Он послушно встал, поднял горящую ветку и принялся внимательно осматривать стенки ущелья. Лилиан вздохнула.
– Боюсь, друзья мои, если какая паутина и осталась, то, скорее, на том конце ущелья. Но нам туда уже не дойти.
– Ойе, посмотрите-ка!
– вскрикнул Аэлиндин.
–
Дима и Лилиан вскочили. Эльф осветил участок перегородившей ущелье скалы прямо у них над головой. На гладкой поверхности был ясно виден рисунок, руна, выбитая в камне.
– Это знак Валаров, - удивленно сказал Аэлиндин.
– Кто мог его здесь оставить?
Сергей слушал их, не в силах подняться.
– Я уже где-то видел его, - задумчиво протянул Дима.
– Конечно, - подтвердил Аэлиндин.
– Мы видели этот знак в храме Манвэ, на дверях Овального Зала.
– А я что-то похожее видела и раньше, - вдруг вспомнила Лилиан. Если убрать звезду, то получится символ, который часто встречается на древних египетских изображениях.
Сергей, все-таки заинтересовавшись, тяжело встал и подошел к скале. Рисунок изображал многолучевую звезду в верхнем фокусе вертикального овала. Снизу к овалу примыкало нечто вроде недорисованного креста. Где-то он тоже видел это изображение, не только в храме Манвэ.
– Не знаю, как насчет Египта, - говорил тем временем Дима, - но, если звезду не убирать, это скорее похоже на планету на орбите.
– В форме креста?
– удивилась Лилиан.
– О чем вы говорите?
– не понял Аэлиндин.
Как это ни было странно в их катастрофическом положении, Дима хриплым от жажды голосом принялся с увлечением объяснять эльфу принцип всемирного тяготения и законы Кеплера. Сергей невольно улыбнулся и вдруг вспомнил, где сотни раз видел этот рисунок - на лезвии своего меча.
Будто созвучные струны, попавшие в резонанс, дрогнули в его сознании. Пирамиды, храм Манвэ, клинок... Еще не до конца оформив мысль, Сергей отодвинул в сторону Диму, прервав его на полуслове, и вытащил меч. Он ткнул острием в рисунок. Ничего не произошло.
– Сергей, - тихо позвала за спиной Лилиан.
Он обернулся, увидел их лица и криво усмехнулся.
– Не волнуйтесь, я еще не тронулся. Просто пришла в голову одна мысль.
– Продолжая говорить, он начал медленно водить острием клинка вокруг рисунка, все расширяя круги.
– Вы помните, как я открыл ту дверь за гобеленом?
– Поддел ее мечом?
– неуверенно произнес Дима.
– Нет, не поддел. Я просто коснулся замка лезвием. До сих пор у меня как-то не было возможности это обдумать, но сейчас я вспомнил слова Глорфиндейла. Помните, он говорил, что на мече - открывающие чары.
– Чары?
– изумился Дима.
– Сергей! Ты серьезно...
Он не успел договорить. Скалу перед ними внезапно прорезали трещины, стремительно расширившиеся, и огромные каменные двери, даже не двери, а ворота, беззвучно распахнулись. В ущелье вырвался сноп мягкого золотистого света. Сергей единственный ожидал этого. Держа в здоровой руке обнаженный клинок, он, не раздумывая, ступил на блестящие, нежно-розовые мраморные плиты пола и удивленно обернулся к друзьям.