Эликсир для Жанны д’Арк
Шрифт:
– Значит, это ты дом поджег?
От таких слов Мишаню перекосило. Он отпрянул и замотал головой.
– Вижу, что совесть у тебя нечиста, – навис над ним Роман. – Рыльце в пушку.
Мишаня в страхе, что на него опять обрушится кулак этого незнакомого мужика, втянул голову в плечи и вскрикнул фальцетом:
– Я не виноват! Не виноват! Не бей!
– Кто же, по-твоему, виноват?
– Откуда мне знать?..
Лавров выпрямился, с сожалением вздохнул и обронил:
– Ладно. В деньгах ты не нуждаешься… знать
– Эй, мужик! – запаниковал Мишаня. – Ты не понял! Я от бабла не отказывался…
– За что тебе платить?
– Погоди…
– Чего годить-то? – Роман повернулся и шагнул к двери. – Пошел я. У меня сегодня еще дело важное есть.
– А если я кое-что видел? – крикнул ему в спину Мишаня. – На том пожарище?
Гость остановился, но не выказал особого интереса. Напротив, недоверчиво усмехнулся.
– Твои мозги, Рюмин, водка съела. Что ты мог видеть? Зеленых человечков?
– Мать тоже так сказала, – насупился тот. – Велела мне помалкивать, чтобы люди на смех не подняли. А я – видел!
– Чертей, которые в огне плясали?
– Хуже…
– Разве бывает хуже? – удивился Лавров. – Ну-ну, колись. Что там было? Огневушка-поскакушка?
Неожиданный визит незнакомца, удар в скулу и вожделенная «прибавка к пенсии», – все это поспособствовало отрезвлению Мишани. События трехлетней давности с трудом, но всплыли у него в памяти.
– Я про пожар от соседей услышал, – сообщил он. – Тетка Таля на всю улицу голосила: «Терем горит! Терем горит!». Все побежали, только дом уже догорал.
– Что ж пожарных не вызвали?
– Вызывали, как без этого. Тем летом у нас леса горели, пожарных не хватало. Пока они приехали, тушить было нечего. Залили остатки сруба водой и сразу умчались. Жара стояла, как в пекле. – Мишаня помолчал и добавил: – А у нас с дружбаном самогон закончился.
– Проблема.
– Вот и я говорю. В горле сухо, нутро горит. Чуть рассвело, я на холм побежал. Дай, думаю, покопаюсь в головешках. Дом богатый был, вдруг золотишко какое промеж углей завалялось. Золото в огне не горит! Утром-то, кто поумней, на пожарище потянутся и все, что найдут ценного – выгребут, блин.
– Непременно, – кивнул Роман.
– Мне повезло, я первым оказался, – похвалился Мишаня. – Полез между обгорелых бревен… а от них еще жаром пышет. Взял я палку и давай ворошить головешки. Гляжу… мать честная!.. Кости!..
– Человеческие?
– А то! Череп обугленный и это… ребра. У меня сердце в пятки, кровь в голову. Побежал, опомнился уже в лесу. Еле назад вышел. Заблудился! Страх меня занес к черту на кулички.
– Я слышал, в сгоревшем доме никого не было.
– Кому там быть-то? – прошептал Мишаня. – Мать дома лежала. А больше из наших никто туда не совался.
– Никто? – засомневался Лавров. – Подумай хорошенько. Я тебе за крепкую память еще деньжат прибавлю.
В глазах мужика вспыхнул жадный блеск.
– Мне тот дом покоя не давал, – признался он. – Мать что-то почуяла, ключи от меня берегла, каждый раз в новое место прятала. Если бы она там не работала, я бы залез и обокрал этих буржуев! А так… мать пожалел. Она бы позора не пережила.
– Но к Терему ты все равно ходил, приглядывался, искал лазейку.
– Ну… не без того, – набычился Мишаня. – Грешен. Хотел поживиться.
– Ты же не вор.
– А почему одним воровать можно, а другим нельзя? Все народное достояние разворовали, блин! Оставили нас нищими. Живут припеваючи, а мы бедствуем.
Чувствовалось, что учительница дала сыну приличное образование. Перед тем как окончательно опуститься, он трудился на какой-нибудь непыльной должности. Рюмины относились к сельской интеллигенции, слыли порядочными людьми. Это осталось в той прошлой жизни, которая вызывала у Мишани неизлечимую ностальгию.
Лавров не собирался вступать с ним в полемику и вернулся к тому, что его интересовало.
– Значит, в то лето, когда мать слегла с радикулитом и лишилась дополнительного заработка, ты зачастил к Терему? – уточнил он. – Еще до пожара?
– Ну…
– Не нукай, а рассказывай.
– Че говорить-то? – скис Мишаня. – Я дом не поджигал.
– Но мысль была? Пустить к зажравшимся буржуям «красного петуха».
– Ну была! Только я этого не делал. Мало ли, какие мысли бывают!
– Верно, – согласился гость. – Мысли ненаказуемы. Однако с них все и начинается.
– Я не виноват, что дом сгорел. Я в ту ночь дома был. Мать спросите… – Мишаня вспомнил, что родительница не сможет подтвердить его слова, и совсем поник. Теперь ему вместо денег, чего доброго, по шее надают. – Слушай, а ты кто? – запоздало спохватился он. – Мент?
– Тебе-то какая разница? Главное – я готов заплатить за информацию.
– Угу, – ошарашенно кивнул пьянчужка.
– Ты когда вокруг Терема крутился, ничего странного не замечал?
– Нет… хотя кое-что было. Хозяин редко в дом наведывался, ставни были закрыты. Но раз или два вечером я видел в щелках слабый свет. Рассказал матери. Она не поверила. Тебе, мол, померещилось, сынок, от водки. На «белочку» намекала.
– Может, так и есть?
– Не знаю, – дернул головой Мишаня. – Врать не буду.
Из-за непомерных возлияний он скверно выглядел: под глазами мешки, лицо синее, одутловатое, небритое, волосы спутаны. Такому свидетелю никто не поверит, даже родная мать.
– А про кости, которые ты нашел на пожарище, кому-нибудь рассказывал?
– Только матери. Она опять не поверила. Ты бы пил меньше, сынок, сказала! Гляди, помалкивай, не то в больницу упекут. Я и помалкивал. Дружбану, и тому ни словечка. Неохота в больницу. Ваську Кривого вон забрали – и с концами. Окочурился. Доктора нашего брата не лечат, сразу в расход.