Шрифт:
Дмитрий Гаврилов
ЭЛИКСИР ПАМЯТИ, или ПОСЛЕДНИЕ ИЗ АРКОНЫ
"Я по лестнице шаткой поднялся. И дверь заскрипела.
Задержалось дыханье, а ноги налились свинцом.
Предо мною на горле стропила петлею висело
Полотенце, которым мне мать утирала лицо".
(А. Градский, "Баллада о чердаке")
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
– Встретимся у Священного Дуба!
– говорил вольным лесным стрелкам прославленный их предводитель, отправляясь на очередную операцию. "Кто там смеет драться под святым деревом!" - порицал Робин Гул веселого отшельника Тука. Таким
Почему "большие"? Просто, другие казались меньше.
Девятилетним пацаном я бродил по этой детской площадке, свысока поглядывая на крепышей, возившихся в песочнице со своими ведерками и формочками. Куличики мне были давно уже не интересны. Я проглотил "Три мушкетера":
– Не идут! Куда же они запропастились? Покачаться, что ли?
– и блестящая карета с тремя королевскими лилиями увозила героя в средневековый Париж. Вот за деревьями улицы Феру мелькнул знакомый силуэт Атоса, вскоре наша троица была в полном составе. Арамис спешил поведать своим друзьям о кознях злобного кардинала. Ничего, что стебли полыни с плантаций извечных пустырей заменяли грозные шпаги. Воображение достраивало все недостающее.
Смазывая зеленкой царапины и содранные в кровь колени, мать потихоньку ругала мушкетера: "Чего ты по лесу шатаешься? В кино бы лучше сходил!" И получив на руки по десять копеек, мы мчались в кино, где к тому времени неизменный и любимый всеми мальчишками "Корабль-призрак" сменили ослепительный "Зорро" с Аленом Делоном и романтические фильмы Жана Маре. А дома были танкисты с их собакой и Штирлиц с уставшими глазами.
От компьютера меня оторвал довольно поздний звонок Станислава.
Я никак не мог отредактировать свою статью, а потому разозлился:
"Какой идиот вздумал трезвонить в час ночи!" Впрочем, мой гнев тут же улетучился, едва я услышал давно знакомый голос Атоса. А если уж он в кои веки, преодолев извечную лень, потревожил старинного приятеля, обычно я находил Стаса первым - на то, видно, имелись серьезные причины.
– Тут у меня завтра намечается небольшое сборище. Ты не хотел бы присоединиться к нам? Вспомним старые добрые времена...
– В качестве кого?
– последние годы каждый из нас жил сам по себе, сферы наших интересов никак не пересекались, и это заметно охладило те дружеские чувства, что я когда-то питал к собеседнику.
– Ты чем-то раздражен? Извини, я, действительно поздно. Мне важно услышать твое мнение, как человека близкого к науке. Будут все наши! сообщил он мягким барственным баском.
– Неужели, это так срочно?
– парировал я, впрочем, уже покоренный его дипломатичным "услышать именно твое мнение".
Стас окончил "психфак" МГУ и знал как говорить с глубоко чуждым ему человеком.
– Именно, именно! И потом, мы давно не виделись.
– Ну, хорошо. Где?
– Все там же, у Больших... Место встречи изменить нельзя. Если не возражаешь, сначала пройдемся...- едва различимо усмехнулся он в ответ, но я уловил эту интонацию.
Качелей давно уже не было. Детскую площадку перерыли вдоль и поперек. Вогнали в нее бетонные столбы, понаставили пивных палаток и гаражей. Сколь ни почитай свою родину-мать, ее обязательно изнасилует какой-нибудь подлец, и ничего ты с ним не сделаешь.
Некоторое время после объявления перестройки они еще стояли, поскрипывая и жалуясь на людскую неблагодарность, но вот, качели рухнули и утонули в жиже глубокой ямы, бульдозер искорежил их, засыпал каменистым суглинком, сравняв могилу с землей.
Ждал я по обыкновению долго. Наконец, когда джентльменские десять минут истекли, появился Станислав, он издали помахал мне рукой, в три прыжка пересек улицу и направился к "Большим качелям"
быстрым размашистым шагом. Почти одновременно с ним из-за угла котельной показался Вадим и следом Павел, с которым мы когда-то сидели за одной партой. Последним был Арамис - Вовка, явившийся с противоположной стороны. Трудно представить себе более пестрое и несовместимое по характеру сборище. Но именно это меня более всего заинтересовало, поскольку ведущий размеренную замкнутую жизнь Станислав никогда ради приятного времяпровождения не собрал бы столь разных людей вместе, если бы не имел какую-то особую цель.
И все-таки, черт возьми, было приятно повстречать школьных друзей, с которыми не виделся уже много лет.
– Ну-с, с чего начнем?
– Совершим паломничество по местам былой славы!
– воскликнул Стас и повел всех за собой.
– Как живешь, Рогволд?
– Павел хлопнул меня по плечу.
– Не так, чтобы очень здорово, да грех жаловаться. Сам виноват, что остался. Тяну работу на кафедре. Но ты же знаешь, старики уходят, а смены нет. Молодежь обленилась. Оборудование побито да разворовано. За самое ничтожное измерение в чужой лаборатории - наливай пол-литра. Это в лучшем случае. Зарплату почитай пятый месяц не видели. Нет, конечно, все это не главное. Самое плохое то, что я не могу больше отвечать за достоверность собственных исследований. И это ужасно.
– А я вот, тоже... Покончил со своей робототехникой и шофером подрабатываю. Жить-то надо?
Переговариваясь таким невеселым образом, мы погрузились в зеленые гущи Битцевского лесопарка и, выбрав одну из знакомых тропинок, зашагали вглубь изрядно замусоренного предлеска.
– А помните, где-то здесь раньше дерево такое было?
– остановился Вадим.
– Как не помнить. Кривое. Возле него весною всегда было много маленьких зеленых гусениц. То тут, то там, они свисали на тонких, едва различимых серебристых нитях. Мы, ведь, еще в детском саду здесь бродили парами.
– У тебя, прямо-таки абсолютная память!
– отозвался Вовка и подмигнул Стасу.
"Видать, как и раньше, Арамис и Атос в сговоре, - " отметил я про себя, но вслух произнес лишь:
– А нужна ли она, эта "абсолютная память"? Есть ли от нее хоть какая-нибудь польза?
– Сразу видно человека с прагматическим взглядом на мир, - Стас повернулся ко мне и добавил - Но иногда и мы, загнивающие гуманитарии дадим вам, физикам да химикам, сто очков вперед.
– Это ты к чему?