Эликсир памяти, или Последние из Арконы
Шрифт:
– Тебе нехорошо?
– Cтас взял меня за руку.
– Напротив. Будто бы помолодел на тысячу лет. Если не возражаешь, я все-таки поколдую над твоим эликсиром у себя в институте. Возможно, все дело в каких-то оптических изомерах глюкозы.
– Но, ведь, здесь и в самом деле ничего нет, кроме сахара и воды, улыбнулся он в ответ - Главное, верить, что это эликсир памяти.
– Гм...- задумался я - И ожога на животе, его тоже не было.
– Не было, - произнес Стас.
Я посмотрел на друга.
– Ничего не было.
Но врать в глаза он так
Мы просидели так до вечера, выпили немного, поболтали о жизни.
Строили какие-то планы на лето. Хотели рвануть в Крым, но Стасу, оказалось, совсем в другую сторону - на Тихий океан. Затем меня всем скопом проводили до остановки троллейбуса. Здесь мы замешкались, кажется, посеял по дороге магнитную карточку. Все некстати в этом мире.
Сделав две пересадки, я, наконец, очутился на Варшавской, где меня ждал последний пустой удивительно желтый вагон уходящего в сторону центра поезда метро. Фляга булькала эликсиром. Тоннель гудел. Проехав пару остановок, я встал, чтобы полюбоваться на огни ночной Москвы, есть там один отрезок, когда электричка следует через мост над рекой.
И только тут я заметил ребенка в зеленой курточке с яркой эмблемой на рукаве, он прильнул к стеклу противоположной двери и тоже смотрел на "Москвареку" сквозь полустертую надпись "НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ". Мальчика придерживала молодая женщина в странном, неказистом, несовременном пальто. Я вздрогнул.
– Нам скоро выходить!
– произнесла она и погладила племянника по голове.
– Все! Улица кончилась!
– сказал ребенок с обидой в голосе, и я узнал его пухлые большие щеки.
– Станция Каширская. Конечная. Поезд дальше не пойдет. Просьбаосвободить вагоны.
Машинально я вышел на платформу, удивившись не тому, что прослушал напоминание о случайно забытых вещах, а совсем другому.
Моя последняя электричка двигалась в обратном от центра направлении.
Таинственные попутчики несколько опередили меня, но уже у дверей автобуса, промчавшись мимо аппаратов с газированной водой, я их все-таки догнал.
– Безобразие! Надо в Моссовет написать, а еще лучше - в горком!
– проворчал пожилой мужчина с планками орденов и медалей на пиджаке.
– А что такое?
– Кинул я три копейки, чтобы, значит, с сиропом. А они мне будто на одну копейку наливают. Вот какая штука!
Мальчик бухнулся в жесткое кресло, ручонкой накрыв соседнее, ясно показывая, что место занято. Женщина, сопротивляясь инерции и балансируя с ловкостью акробатки, осталась у железной кассы, прикрепленной к стене салона, бросила монеты. Затем она отмотала билет и опустилась на сидение рядом с ребенком. Боясь вспугнуть захлестнувшее меня Время, я отвел от них глаза и стал разглядывать звенящие и подпрыгивающие в ящике кассы из-за постоянной тряски пятаки...
Полная Луна в гордом одиночестве вылезла на темное ночное небо.
– Юна! Юна! Ты меня сы-ышишь?
– спросил мальчик.
Луна не ответила.
У входа в подвал клетчатой пятиэтажной хрущевки сверкнули зеленые огоньки, потом еще. Чернушка вывела пушистых детей на охоту.
За школой опятами выстроились башни новостроек.
– Не бойся, она не кусается! Она у меня добрая, - успокоила соседка Багира! Багира! Сидеть!
Немецкая овчарка послушно устроилась у ног хозяйки.
– Вы не знаете, что сейчас в Эльбрусе показывают?
– спросила женщина.
– Кажется, "Триста спартанцев"!
– У, здоаво!- воскликнул мальчик.... Но мне киски все хавно больше нхавятся. Они - хищники.
– Прямо, беда. Не может никак научиться "р" выговаривать, пожаловалась тетя.
– А вы ему стакан с водой дайте. Это специальное упражнение.
Когда глотает - "р" и получается, - посоветовала соседка...
– Гражданин! Гражданин! Вам плохо? Вам валидол нужен?
– дежурная по станции кричала в самое ухо, и это ужасно раздражало.
– Иду, уже иду. Все пройдет. Сейчас все пройдет.
Я не помнил, как добрался домой. Протерев слипшиеся веки, вдруг обнаружил, что уже семь часов. За окном едва слышно звенели трамваи и брехали псы. Собачники добросовестно выгуливали питомцев на детской площадке.
– Давненько с тобой, Рогволд, такого не приключалось. И вроде бы портвейн с водкой не мешал? Что мы пили, собственно? Джин, разведенный тоником?
Первый и последний раз я напился до рвоты в армии. И то не сам.
"Деды" угощали самогоном, щедро угощали, чтоб был повязан с ними одной веревочкой, чтоб не "настучал". Странные, однако, ребята попались. Думают, раз москвич- так сволочь обязательно. Очень нас, москвичей, понимаете, не любят.
На скорую руку позавтракав, я сел разбирать почту, накопившуюся за неделю. Операция абсолютно необходимая, потому что к воскресенью на диске валялся мусор с половины существующих в мире BBS. По обыкновению я начал причесывать диск программами поиска старых и новых вирусов...
– Так и есть! Какой-то умник меня заразил!
Крепко выругавшись, я хотел было совершить акцию возмездия, тем более, что вирус мне посадили нарочно. Какой-то левый незнакомый пойнтер виртуозно обошел все мои защиты против несанкционированного обращения. Я удивился, ибо обычные взломщики оставляли за собой массу испорченных файлов, но не могли проникнуть далее второго уровня сложности.
Когда же я снова глянул на экран, в висках бешено застучало - белым по черному красивым готическим шрифтом там высвечивался следующий текст:
"... И тогда Олаф Трюгвессон собрал к себе на роскошный пир лучших волхвов королевства, обещая почтить их старость. И пир действительно состоялся. Он был несказанно обилен яствами и питиями.
Однако, в самый разгар трапезы король вдруг приказал запереть все выходы из терема и сожег его, да так, что жрецы, явившиеся на зов Олафа, сгорели живьем. Ускользнул только лишь Эйвинд Келльд, который был сыном самого Гарольда Прекрасноволосого. Не знаю, сколь силен оказался этот малый в колдовстве, но он предугадал западню и вырвался из нее через отверстие дымохода.